– Все, Ким, все! Я так больше не могу! – Джосс врывается ко мне в гостиную в облаке бодрящего пропахшего весной воздуха. На коротком плаще мельчайшие капли дождя, волосы мокрые, под бровями отпечатки туши. Опять забыла зонтик. Впрочем, похоже, ей сейчас вообще не до чего. – Что делать – не знаю! Ты и представить не можешь!

Закрывает лицо руками и прямо во влажном плаще тяжело опускается в мое любимое кресло – плюшевое, багровое, напоминающее по форме сердце исполина. Обожаю все необычное. Когда вокруг тебя сплошь причудливые вещи, не скучно жить.

Могу себе вообразить, что последует дальше. Джосс посидит молча и неподвижно, а потом разрыдается. Я знаю ее как облупленную, пожалуй лучше родной матери. В гостиной полумрак. За окном хмарь и морось, а я не включаю свет. Бывает, приятно посидеть и поразмыслить в полутьме, особенно в воскресенье, когда от вчерашнего веселья немного гудит голова и никуда не нужно спешить.

Плечи Джосс судорожно подпрыгивают, из груди вырывается стон. Я тяжко вздыхаю и неохотно поднимаюсь с дивана.

– Может, сварить кофе? – Пока у подруги подобие истерики, лучше ее не трогать. И переждать бурю в сторонке. Успокаивается она быстро, так что можно не ломать голову, надо ли вызывать «скорую», звонить ее родителям или даже Эрику – он как никто умеет привести ее в чувства. У Джосс и мать такая, и отец, и сестра. Вспыхивают, как спички, из-за любой мелочи – могут кричать, размахивать руками, лить слезы, но их огонь скоро гаснет.

Начинается самое страшное. Всхлипывания Джосс перерастают в душераздирающие рыдания. Она качает головой и вцепляется в волосы – с такой яростью, будто задумала вырвать их клочьями. Я иду готовить кофе, стараясь делать вид, будто не происходит ничего сверхъестественного. Скорее бы угомонилась!

Шлеп-шлеп-шлеп! Ко мне подбегает мой Пуш – горячо любимый мальчик, баловень-сынок, моя отрада и спасение. Становится в позу суслика и чуть приподнимает свои вислые уши: может, угостишь вкусненьким?

– Нельзя, мой зайка. Ветеринар ведь сказал: не перекармливай.

Плач стихает как раз в ту минуту, когда я достаю две чашки, чтобы наполнить их горячим кофе. Раздается глубокий прерывистый вздох. Я не тороплюсь – даю Джосс время прийти в себя.

– Ну, что у вас опять? – спрашиваю, наконец возвращаясь к ней и протягивая чашку.

Джосс заправляет за уши волосы, делает первый глоток и опускает чашку на пол. Я молча переставляю ее на сервировочный столик – он между креслом и диваном. На паркете от горячих чашек остаются белые круги, а я живу не в своей квартире – в съемной.

– Папаша мне устроил такое – это надо было видеть! – Покрасневшее лицо Джосс перекашивает от возмущения. – Заявил: я больше не намерен платить няньке, устраивай, мол, Долли в садик. И деньги на операцию ищи сама.

Я вновь забираюсь на диван и поджимаю под себя ноги. Пуш тоже запрыгивает и толкает меня в бок своим вечно двигающимся носом – требует внимания. Осторожно кладу его на колени брюшком вверх и начинаю чесать теплую меховую пяточку.

– По-моему, это он так, всего лишь припугнул тебя.

Джосс выпучивает обрамленные расплывшейся тушью глаза.

– Нет, теперь все серьезно! По их мнению, я лоботряска. Должна исправиться. Забыть о развлечениях, встречах с друзьями и шопинге, найти работу поприличнее и превратиться в молодую старуху! Папаша сказал: пока не перестанешь просиживать по два часа перед зеркалом, на мою помощь можешь больше не рассчитывать! Кричит, что я трачу весь свой заработок на тряпки и помады и нагло сижу вместе с дочерью на его чертовой шее! – Ее взгляд перемещается на млеющего от ласки Пуша. Она морщит нос. – Убери зайца с колен!

Джосс не любит животных, не понимает, как можно убивать столько времени на чистку клетки, мытье туалета и тратить немыслимые деньги на покупку специальных кормов, кроличьих игрушек, сена. Странно, что у нас с ней такая крепкая дружба. Джосс для меня, точно сестра. Мы и не ссорились-то по-крупному никогда в жизни, ну, если не считать пары раз, из-за пустяков.

– Не зайца, а кролика, – терпеливо поправляю я. – Сладкого Пушика. Никуда я его не уберу.

– Того и гляди, нагадит прямо на диван. – Джосс смотрит на Пуша с неприязнью. Не понимаю. По мне, так подобную прелесть нельзя не любить. Стоит лишь взглянуть на него – и поет душа.

– Он приучен к лотку.

Джосс с шумным вздохом откидывается на спинку кресла, как видно тотчас забывает про Пушика и страдальчески морщит лоб.

– Нет, Ким, на этот раз отец настроен решительно. Как никогда.

– Может, тебе правда поискать другую работу? – осторожно предлагаю я. – И… поменьше веселиться? В субботу отдыхай, но в остальные вечера ни к чему разъезжать по гостям и клубам. Бери пример с меня.

Джосс воинственно вцепляется в подлокотники.

– И ты туда же? По-твоему, мой папаша прав?

Качаю головой.

– Жалеть деньги на операцию единственной внучки – это, по-моему, слишком.

– Вот и я про то! – Джосс жалобно кривит губы, как будто вот-вот опять заплачет. – Неужели они не понимают: я езжу на проклятые вечеринки лишь потому, что хочу наконец найти свое счастье! Я молодая, во мне море энергии, и мне нужен мужчина, спутник. Если торчать лишь на работе и дома, время уйдет и останешься одна навсегда.

– А с Эриком что?

– С Эриком ничего! – вспыхивает Джосс. – Мы расстались! Окончательно.

– В пятнадцатый раз, – бормочу я.

– Этот раз последний, Ким! – восклицает Джосс, вскидывая руки. – Он не объявляется уже три месяца. Такого никогда не бывало.

Пытаюсь вспомнить, как долго они не общались после Дня благодарения. Гм, да, Рождество уже встречали вместе.

– Но с деньгами ведь может помочь?

Джосс качает головой.

– Не хочу ему ни звонить, ни напоминать об операции. Не люблю унижаться. – Она наклоняет голову почти к самым коленям, закрывает лицо руками и сидит так минуту-другую, громко сопя.

Пушику настолько приятно, что он лежит не двигаясь, точно умер от восторга. Вспоминаю, чего мне стоило завоевать его доверие, и горжусь собой.

– Послушай, но ведь ты сказала, что сама устроила последнюю сцену? Что наговорила Эрику разных гадостей, заявила, будто жалеешь, что в свое время предпочла его Альберту? Для мужчины услышать подобное от своей женщины хуже тумаков.

– Он достал меня, – объясняет Джосс, не поднимая головы и не убирая от лица рук. – Я сама не понимала, что такое несу. Это безумно тяжело, Ким, жить с человеком, который каждую минуту пытается тебя перевоспитывать. Не туда поставила шампунь в ванной, не выключила свет, когда вышла из комнаты – всего на пять минут! – Она наконец поднимает голову, но спину не выпрямляет и смотрит на меня глазами избитого и выброшенного в подворотню щенка.

Моя рука замирает на лапке Пуша. Может, в этот раз все действительно куда серьезнее?

– С Эриком мне душно и плохо – хоть волком вой! – с чувством прибавляет Джосс.

– Ладно-ладно, – утешительно бормочу я. – Про него больше ни слова.

Глядя на меня с признательностью, она наконец разгибает спину.

– Пей кофе, – говорю я. – Остынет ведь.

– Ага. – Джосс берет чашку обеими руками и делает два больших глотка.

Ее лицо становится заискивающе-робким, что настораживает меня. Не пришла ли на ум моей изобретательной подруге очередная безумная идея? – размышляю я, наблюдая за ней.

– Мне нужны деньги, Ким, очень немалая сумма, – с обреченным видом заявляет она. И тут же прибавляет, будто эта фраза в состоянии что-либо изменить: – В долг, конечно! Я все отдам, как только смогу!

Смотрю на нее в изумлении. Такое чувство, будто занять Джосс собралась у меня. Смех да и только! Я, естественно, работаю и зарабатываю достаточно, чтобы не клянчить деньги у братьев или у родителей. Но иной раз в ожидании очередной зарплаты, что называется, затягиваю пояс потуже. И на роль кредитора никак не гожусь.