Зак ее не послушал и открыл следующий ящик.

Мать Эйми воспользовалась своими силами, чтобы со стуком закрыть его.

– Я сказала тебе уйти.

Тигр подошел к ней и встал лицом к лицу.

– Не мешай мне, медведица. Тебе это грозит такими же неприятностями, как и мне.

– Что ты имеешь в виду?

Но Эйми уже догадалась.

– Ты – единственный, кто выступил против Рена на Омегрионе. И ты солгал.

Николетта резко повернула голову и посмотрела на дочь.

– Не будь глупой, звереныш. Я бы почуяла ложь.

Эйми покачала головой.

– Нет, если у животного уже вошло в привычку лгать. Он спокойно может скрыть свой запах.

Зак сделал шаг в сторону Эйми, но мать заслонила ее собой.

– Эйми говорит правду?

Зак ответил вопросом на вопрос:

– А ты? – приподняв бровь, продолжил он. – Ты действительно считаешь, что Рен сошел с ума? Честно? Ты просто хотела выкинуть его отсюда и ухватилась за первый попавшийся предлог, лишь бы добиться своего. Признай это, Ло. Ты никого не хочешь здесь видеть, кроме своей семьи, и тебя раздражает, что приходится строить из себя саму любезность перед всеми нами.

Медведица гортанно зарычала.

Зак прищурил глаза.

– Если Савитар когда-нибудь узнает правду, то он явится за тобой и твоим потомством. И тогда от твоего драгоценного Санктуария камня на камне не останется.

Николетта схватила тигра и швырнула об стену. Тот ударился спиной, но, казалось, что его это ничуть не рассердило.

Как ни странно Зак рассмеялся ей в лицо.

– Что случилось с правилами Санктуария, Николетта?

Эйми схватила мать, прежде чем та успела снова напасть на тигра.

– Проваливай, тигр, – зарычала Эйми. – Если я отпущу ее, то от тебя даже мокрого места не останется, чтобы беспокоиться о Савитаре или о чем-нибудь другом.

Зак отошел от стены и окинул их обеих свирепым взглядом.

– Ты можешь потерять даже больше, чем я. Дай мне то, что прошу, чтобы прикрыть наши задницы.

Теперь настала очередь Николетты смеяться.

– У тебя совсем нет мозгов? Рен никогда и ни на чем не оставлял свой запах. Оглянись вокруг, идиот. Здесь нет ничего личного. Как только он снимал одежду, то всегда сразу же ее стирал или уничтожал. Он даже держит здесь обезьяну, чтобы ее запах перебивал его собственный. Ты никогда не сможешь его выследить. Посмотри правде в глаза, Зак, зверёныш намного смышленее, чем ты и твой отец вместе взятые.

Эйми неожиданно впечатлила наблюдательность матери. Она действительно никогда не задумывалась о том, почему Рен появился в Санктуарии с Марвином, но, очевидно, матери всегда все было известно.

Ноздри Зака гневно раздулись.

– Это еще не конец.

– Oui, не конец. Если еще раз заявишься сюда, то, плевать мне на кодекс, – я увижу тебя мертвым.

Зарычав, Зак исчез.

Напряженность в воздухе значительно уменьшилась.

Ее мать медленно выдохнула и повернулась к дочери.

– Эйми, позвони своему волку и расскажи ему о случившемся. Уверена, ему известно, где находится Рен, и он сможет предупредить его о том, что Зак загнан в угол и находится в отчаянии. В такой ситуации он способен на все.

Эйми нахмурилась от такой внезапной перемены в поведении матери.

– Не понимаю. С чего это вдруг ты стала такой невероятно участливой? Без обид, maman, но меня это пугает.

Николетта окинула дочь суровым взглядом.

– Я не испытываю никакой любви к Рену, и тебе известно об этом. Но я уважаю в нем хищника, и ненавижу, когда мной манипулируют. Не люблю, когда из меня делают дуру, – она покачала головой. – Мне стоило обратить внимание на то, что Зак и его отец регулярно звонили и интересовались Реном с того момента, как он здесь появился. Я позволила им посеять во мне семена сомнений и увидеть в тигарде то, что они мне навязали. Не могу поверить, что была такой глупой.

Ее взгляд смягчился.

– Мне стоит отдать тебе должное, звереныш. Ты не была слепа. Теперь мы должны все исправить, прежде чем гнев Савитара всей тяжестью обрушится на нас. – Она указала Эйми на дверь. – Иди и предупреди их. Они послушают тебя.

– А ты что собираешься делать?

– Собираюсь поговорить с твоим отцом и братьями. Боюсь, что мы находимся на грани чересчур опасной ситуации, и хочу, чтобы они были к ней готовы.

Эйми шагнула к двери, но затем остановилась.

– Я люблю тебя, maman.

– Je't'aime aussi, ma petite39. А теперь иди и позволь нам сделать все, что в наших силах, чтобы исправить это.

Рен в обличии тигра отыскал свою мать, которая сидела на скамейке в Центральном парке. К счастью, место было многолюдным – это поможет скрыть личный запах и позволит ему самому смешаться с толпой.

Скрываясь в кустах, он перевоплотился в темноволосого мужчину, одетого в джинсы, солнцезащитные очки и футболку с надписью «Рамоунс»40. На такого человека его мать никогда не обратит внимание. В принципе Рен мог оставить волосы светлыми, но тогда он выглядел слишком похожим на своего отца, а испытывать судьбу он не хотел.

Наблюдая за тем, как мать роется в сумочке, Рен был вынужден признать – Карина была прекрасна в своей человеческой ипостаси. Элегантна. Ее деловой костюм белого цвета и красная шелковая блузка выгодно подчеркивали великолепную фигуру. Множество мужчин останавливалось, чтобы заговорить с ней, но она быстро отделывалась от них едкими выпадами.

Для животного она обладала замечательным человеческим словарным запасом. Ее острый язычок был подобен смертельному оружию, также как и коготки.

Качая головой, когда она уже в который раз избавилась от очередного потенциального обожателя, Рен продолжал стоять позади нее, пока не заметил приближающегося к ним дядю. Белокурые волосы и темно-синий костюм в тонкую полоску делали его мужской копией матери Рена. Вдвоем они походили на влиятельную парочку из «Fortune 500»41.

Грейсон кивнул ей, садясь на противоположный край скамейки. Рен отметил, что дядя держался на безопасном расстоянии, чтобы успеть отпрянуть, если Карина неожиданно нападет на него… смышленный мужик.

– Так что стряслось? – спросил Грейсон.

Рен чуть приблизился, чтобы иметь возможность отчетливо их слышать.

– Тигр сошел с ума, – ответила она уклончиво. – Ты был прав. Он проводил время со своим отпрыском, пока я отсутствовала.

– Я предлагал тебе отравить звереныша, прежде чем уехать.

Карина с раздражением посмотрела на него.

– У Аристотеля возникли бы подозрения, а учитывая, что у нас позади не лучшие двадцать пять лет совместной жизни, я считаю, что в моих интересах сохранить выродку жизнь.

Рен стиснул зубы от слов матери. Даже сейчас ему было трудно слышать ее бессердечное отношение к его жизни.

Она скривила губы в гневе.

– Теперь он полностью списал меня со счетов. Из всей недвижимости мне досталась крошечная лачуга в Нью-Джерси. На кредитную карточку поставили лимит, как какому-то человеческому работяге. Он оставил меня ни с чем.

Глаза Грейсона загорелись, будто бы гнев Карины его позабавил.

– Я предупреждал тебя, что не стоит афишировать своего любовника перед ним. Мой брат, как никак, гордый зверь. Тебе повезло, что он не убил вас обоих.

Карина усмехнулась.

– Я бросила ему вызов. Уверяю тебя, что смогу противостоять любому тигру.

Грейсон с сомнением взглянул на нее.

– Может быть, тебе не стоит быть такой самонадеянной. Ты знаешь – тигры известны тем, что перегрызают глотки леопардам.

– Только в твоих мечтах, – произнесла она, окинув его уничтожающим злым взглядом. – Я хочу избавиться от этих отношений. Пока этот тигр жив, я не смогу спариться с кем-либо другим.

– Я думал, ты любишь его.

– Любовь? – фыркнула она. – Ты дурак? Любовь – это для людей.

Карина стянула с правой руки белую перчатку и приподняла ладонь, чтобы показать ее Грейсону.

– Я спариваюсь с ним только из-за этого. Случка – это то, чем занимается наш вид, когда появляется парная метка. Что никогда не приравняется к любви для Катагария, и тебе об этом прекрасно известно. Разве ты любишь свою пару?