— Заботится только о собственном удовольствии…

— Элис! — Элизабет хлопнула ладонью по кровати, пытаясь привлечь внимание разгневанной внучки. — Он любит тебя.

— Кто? — Она оборвала обвинительную тираду на полуслове.

— Мистер Дэймон, конечно. Он сам мне об этом сказал.

Элис пожала плечами с деланным равнодушием, хоть сердце дрогнуло.

— И ты ему веришь? — насмешливо спросила она. — Бабушка, время романтичных влюбленных давно прошло. Теперь каждый — сам по себе. Ты не понимаешь, в каком мире мы живем.

— Зато я могу отличить правду ото лжи. — Элизабет стала очень серьезной. — И мне больно видеть, как страдает человек, который мог бы подарить тебе счастье.

Элис опустилась на стул, задумчиво глядя в окно, за которым падали с неба пушистые снежинки. Ей совсем не хотелось спорить и доказывать свою правоту.

— Но почему он признался в этом тебе, а не мне?

— Люди иногда делают глупости.

— Только не такие люди, как Мэтью.

— Вот что, — сказала Элизабет, — вам просто необходимо спокойно поговорить, без вмешательства посторонних. И все выяснить. И тогда обоим станет легче, уж поверь мне. Только пообещай, что не будешь принимать поспешных решений.

Элис покорно кивнула и вышла в коридор, готовясь к разговору. Но Мэтью был не один, рядом с ним на диване сидели родители.

— Это и есть твой сюрприз? — Джоан встретила дочь улыбкой. — Что ж, это чудесно, и мы очень рады за тебя.

— Чему рады? — Элис с ужасом вспомнила, что вчера за ужином, кажется, сказала что-то лишнее.

— Ну как же? Ты и мистер Дэймон… — начал Питер.

— Я сказал, что хочу жениться на тебе, — объявил Мэтью и, быстро встав, привлек Элис к себе, поцелуем заглушая вскрик негодования.

— Они просто созданы друг для друга, правда? — Джоан лучилась от счастья. — Пойдем, расскажем Элизабет.

Когда Элис удалось вырваться из объятий Мэтью, родители уже скрылись в палате.

— Как ты посмел? — задыхаясь от гнева, спросила она. — Это уже слишком…

Он успел удержать ее за руку и снова обнял. В это мгновение, когда, как казалось, решалась судьба, слова были не нужны. Элис перестала сопротивляться: ее губы словно таяли под поцелуями Мэтью, все тело отзывалось трепетом на каждое прикосновение, но сердце испуганно сжималось от предчувствия. Нет, все не могло быть так хорошо, что-то должно произойти.

— О, какая идиллическая картина! — Этот звонкий голос принадлежал, конечно же, Кэтрин. — Мэтью! Вот так неожиданность!

Она спокойно, словно не прошло несколько лет, приблизилась к нему, нарочито не замечая присутствия сестры.

— Здравствуй. — Он, не выпуская Элис из объятий, довольно прохладно улыбнулся и добавил: — Извини, мы сейчас заняты.

Кэтрин отшатнулась, словно от удара: похоже, она до сих пор не сомневалась в силе собственных чар, и была уверена — стоит лишь поманить мужчину, и он приползет к ней, как покорный раб. Но вышла осечка, Мэтью, даже из соображений приличия, не изобразил радости по поводу этой встречи. Вообще-то Кэтрин давно вычеркнула его из памяти, как человека, не оправдавшего возлагавшиеся на него надежды.

— Что ж, не буду мешать, — презрительно протянула она. — Больничный коридор, правда, не лучшее место для изъявления своих чувств.

Мэтью, не слушая, направился к выходу, увлекая Элис за собой. Он обнимал ее за плечи, будто стремился оградить от окружающего мира, где таились опасности.

— Мы можем поехать к тебе? — спросил он, когда они оказались на улице.

— Нет, там Джордж.

Элис ощущала слабость во всем теле. Ей казалось, что если Мэтью хоть на секунду отпустит ее, то она упадет в снег или поднимется к небу, превратившись в пушинку. Рука на плече — вот что удерживало ее и придавало новые силы.

— Тогда в отель, хорошо?

Портье подозрительно покосился на странную парочку, снявшую номер в начале дня. Ни чемоданов, ни сумок, но выглядят прилично и платят вперед. Поднявшись на второй этаж, Мэтью открыл дверь и пропустил Элис.

— Мы, наверное, выглядим ужасно глупо, — слабо улыбнувшись, прошептала она.

— Какая разница, пусть завидуют. — Он повернул ключ в замке. — Иди ко мне…

Она шагнула к нему, закрыв глаза, будто готовилась к прыжку в бездонную пропасть. Желание и страх — вот те два чувства, которые в тот момент владели Элис. Мэтью помог ей снять пальто, а потом, усадив на низкий пуфик, расстегнул молнии на сапогах.

— Тебе бы надо носить шерстяные носки, а не капроновые чулки. — Он взял в ладони ее узкие ступни. — Ноги совсем замерзли.

— Перестань. — Элис смутилась по-настоящему, услышав в голосе Мэтью такую нежную укоризну. — Это не похоже на тебя, я привыкла к другому человеку.

— Значит, я изменился, и тебе придется смириться с этим.

Он подхватил ее на руки и перенес на широкую двуспальную кровать, застеленную алым покрывалом. Тусклый свет декабрьского полдня лился в окно, на карнизе сидел взъерошенный голубь, ветер трепал верхушки деревьев и гнал по серому небу тяжелые тучи.

Но Мэтью и Элис не замечали непогоды и не обращали внимания на холод, царивший в номере. Они согревали друг друга жаркими исступленными ласками и поцелуями, от которых припухали губы и на коже оставались следы, отметины страсти.

То, что прежде разделяло их, словно бы отступило, и, кажется, судьба снова решила подарить им еще один шанс. Проводя кончиками пальцев по груди Элис, ощущая, как твердеют соски, Мэтью склонился к ней и прошептал, касаясь розовой щеки:

— Я люблю тебя.

Она замерла, задерживая дыхание: неужели она дождалась этих слов? Трех коротких слов, услышать которые мечтает каждая женщина на земле, слов, дарящих чистую, ничем не замутненную радость и надежду на то, что будущее будет только счастливым.

— А ты? — Мэтью склонился еще ниже.

— Да, — тихо ответила Элис.

— Скажи это сама.

Она заговорила не сразу: мгновенный укол страха словно парализовал волю. А что, если все это — просто очередная прихоть пресыщенного удовольствиями Казановы? И через некоторое время — неделю, месяц, год — он уже будет скучать в обществе Элис и все чаще уходить из дому по вечерам, пока однажды не исчезнет навсегда.

— Скажи…

— Я люблю тебя.

— И я люблю тебя.

Какое это, оказывается, счастье — признаться в любви тому, кому отдано сердце, ради кого готова на все. И больше не надо хранить в глубине души тайну, скрывать от всех свою нежность и боль.

— Поцелуй меня…

Губы Мэтью приблизились — и Элис задохнулась от восторга, такого полного, что он перехлестывал через край ее сознания. Все вокруг озарилось на мгновение ярким золотистым светом: солнечный луч пробился сквозь плотную завесу мрачных туч.

— Видишь, даже небо приветствует нас! — воскликнул Мэтью.

— Да, — с улыбкой ответила Элис. — Будем надеяться, это хороший знак.

— Ты все еще сомневаешься? — спросил он. — Ты боишься поверить?

— Не знаю…

Внезапно Мэтью спрыгнул с постели и, подбежав к своей куртке, небрежно брошенной на ковер, достал что-то из кармана. Вернувшись, он встал перед Элис на колени и взял ее за руку.

— Что ты делаешь?

— Предложение. — Он надел на ее безымянный палец золотое кольцо, украшенное бриллиантом. — Я прошу тебя стать моей женой. Ты согласна?

— Я…

Элис вдруг поняла, что это мгновение — самое важное в ее жизни. И ей хотелось растянуть его, продлить, чтобы оно сохранилось в памяти.

— Ты согласна быть со мной? — настойчиво повторил Мэтью.

— Да.

— И в радости, и в горе?

— Да, любимый.

— Пока смерть не разлучит нас?

— Да.

Они слились в поцелуе, прижимаясь друг к другу так крепко, что испытывали боль. Но даже эта боль дарила наслаждение, потому что была знаком близости, полного единения двух тел. Элис, не отрываясь, смотрела в широко раскрытые глаза Мэтью и видела в них свое крошечное отражение, словно плывущее в изумрудных волнах.