При этом он бросил на нее взгляд, и Иоланде подумалось, что герцог все-таки больше заботится о ней, чем о себе и других путешественниках.
Но почему он так равнодушен, холоден и ни разу не вспомнил о поцелуе в шкафу на корабле, о произнесенных тогда словах любви?
«Может быть, я сделала что-то не так… сказала что-то не то… и теперь ему не нравлюсь, вызываю в нем отвращение?» — в отчаянии подумала она.
Ей иногда хотелось ударить лошадь хлыстом и ускакать прочь от кавалькады, остаться наедине с дождем и ветром, чтобы они… эти мужчины не искали ее… и забыли о ней.
Придорожный трактир, до которого усталые путники с трудом добрались по размокшей дороге, был крохотный и забит до отказа.
— Я могу предложить вам только маленькую комнату для монсеньора и мадам, а остальным придется устроиться на чердаке, — заявил владелец трактира.
— Нас это устраивает, — кивнул герцог. — Латур с женой переночуют в комнате, а мы с Хоукинсом послушаем на чердаке, как стучит по крыше дождь.
— Нет! — воскликнула Иоланда, едва не выдав всех обращением «ваша светлость». — Мы с супругом всегда спим раздельно.
Герцог удивленно вскинул брови. Питер поспешил объяснить:
— Иоланда утверждает, что я отчаянно храплю и не даю ей заснуть.
— Понятно. Тогда мадам займет одна этот роскошный номер, — пожал плечами герцог.
Иоланда попыталась было возразить, но в тоне герцога была та же властность, которую она ощутила при первой их встрече в Кале.
Еще до конца не осознав, что происходит, она очутилась в уютном, но безвкусно обставленном номере. Ковры и дрезденские фарфоровые безделушки, казалось, заполняли все пространство комнаты.
Иоланда опустилась на кровать, не раздеваясь и не зная, что с ней произойдет в ближайшее время… и тут же уснула, утомленная многочасовым путешествием.
Ее разбудил стук в дверь.
Или это шпионы Фуше пришли за ней, или герцог заглянул, чтобы ее поцеловать. Оказалось ни то, ни другое.
Питер пришел позвать ее к завтраку.
Завтрак был превосходен. Французы знали толк в еде. Хозяин трактира был общителен и чрезмерно любопытен, но, заметив, что постояльцы не склонны к беседе, вскоре отстал от них. Отдохнув и подкрепившись, путешественники сели на лошадей и продолжили путь.
После еще одного дня утомительной скачки вдали заголубело море.
Вот они — дома Гавра, и лес корабельных мачт за ними. Иоланду все время преследовала мысль — скажет ли ей герцог что-нибудь, кроме необходимых напутствий перед опасной попыткой пересечь пролив?
Герцог жестом остановил кавалькаду и спешился на вершине холма, откуда видна была вся гавань.
— Хоукинс! Не видишь ли ты нашу яхту?
— Она там, ваша светлость. Стоит на якоре.
— Отправляйся пешком и скажи капитану, чтобы поднял паруса и вышел в море. Он подберет нас на берегу, ты сам знаешь где.
Хоукинс без лишних слов повиновался, отдав поводья своей лошади Питеру.
— Нам предстоит еще проехать пару миль. Справишься ли ты, Пьер, с двумя лошадьми?
— Конечно, монсеньор.
— Потом нам придется как-то избавиться от них до наступления темноты. Опасно оставлять лошадей гулять на воле, это вызовет подозрения. Лучше их продать… Я целиком полагаюсь на твою французскую смекалку, Пьер! — с иронией произнес герцог.
«Неужели он догадался о нашем маскараде?» — подумала Иоланда.
Так или иначе, с каждым часом, с каждым шагом герцог все больше удалялся от нее. Она неотвратимо теряла человека, в которого успела влюбиться без памяти.
— Ты должна поговорить с ним, — настаивал Питер.
— Как я могу? — Иоланда даже побледнела при мысли, что затеет разговор на эту тему с герцогом.
— Скажи ему, что мы вернем деньги при первой же возможности, хотя, ей-богу, что значит какая-то жалкая сотня фунтов для герцога Илкстона!
— Сотня фунтов? — Иоланда в ужасе всплеснула руками.
Беседа сестры с братом происходила ранним утром, когда Питер постучался к ней в каюту.
После суровых испытаний, перенесенных во время бегства, Иоланда наслаждалась комфортом герцогской яхты — уютом, теплом, мягкой постелью и чистым бельем.
Трудно было представить, что все планы герцога осуществились, что им отчаянно повезло и ищейки Фуше потеряли их след.
Пока Хоукинс пробирался на яхту и выводил ее из гавани к условленному месту, пока Питер, торгуясь как истый лошадник, сплавлял где-то барышникам их скакунов, она оставалась наедине с герцогом в роще, где деревья гнулись под порывами ветра, а морской прибой лизал песчаный берег.
Может быть, в шуме ветра и прибоя она не услышала то слово, которое ждала от него? Но ведь он мог его и повторить.
Герцог молчал, и взгляд его упорно исследовал линию горизонта, за которой скрывалась Франция. Он ни разу не посмотрел на Иоланду.
Волны набегали на песок, словно стирая ее воспоминания о страстном поцелуе…
Разумеется, по возвращении в Лондон герцог окунется в высший свет, туда, где он царствовал и где ему поклонялись и мужчины, и красивейшие леди столицы. Он будет заседать в палате лордов и решать судьбы государства.
При чем тут какая-то французская горничная, которую он, воспользовавшись моментом, поцеловал в темноте!
Шлюпка прибыла за ними с яхты, и вскоре капитан восторженно приветствовал их прибытие на борт. А еще через пару минут Иоланда узрела роскошь, столь привычную для герцога и показавшуюся ей воплощением сказок Шахерезады.
Ее провели в просторную каюту, стюард предложил еду и напитки — она от всего отказалась, пытаясь забыться сном, но уснула только на рассвете, а тут ее разбудил Питер, выглядевший бодрым, отдохнувшим и воодушевленным.
— Слава богу, море гладкое, как зеркало. Куда подевалась моя морская болезнь? Удача сопутствует нам, сестренка. Капитан сказал, что штиль продержится до самого конца плавания.
— Я рада за тебя, дорогой.
А дальше начался разговор о деньгах, который окончательно испортил ей настроение.
— Не изображай из себя ангела, сестра, — настаивал Питер. — Ты так же должна есть и пить, как и я. Если мы хотим попасть в Ирландию, кстати, это твоя идея, — нам потребуются деньги на дорогу. Где же их взять?
— Только не у герцога, — заявила она твердо.
— Очень хорошо. Тогда я отдам себя в руки властей. Что мне еще остается делать, если ты отказываешься помочь брату?
Это был запрещенный удар, и они оба сразу это поняли.
Питер скорчил жалостливую гримасу, к которой всегда прибегал еще в детстве, чтобы к нему прониклись сочувствием.
— Почему бы тебе самому не обратиться с просьбой к герцогу? — предложила Иоланда.
— Думаю, что благородный Илкстон будет более великодушен к женщине, чем к мужчине.
Питер был так трогательно несчастен и комичен в своем отчаянии, что Иоланда едва не рассмеялась.
Он оставил ее одну, чтобы она смогла заняться своим туалетом. Голубое платье для верховой езды было все забрызгано грязью. К тому же она, вероятно, уже наскучила герцогу. Ведь этот наряд маячил перед его взглядом достаточно долгое время.
Она оделась вновь в платье, в котором покинула парижский особняк. Только волосы убрала по-другому и надела серьги и ожерелье — скромные украшения из материнского наследства.
Сколько они стоили — три, пять, десять фунтов? Мелочь, по сравнению с пачками ассигнаций, которые щедрой рукой тратил герцог.
Она собиралась совершить самый трудный поступок в ее жизни — попросить у герцога денег! Для этого ей надо было набраться храбрости. Но другого выхода не было — тут Питер был абсолютно прав.
«Неважно, что подумает герцог. Ему, главное, избавиться от нас поскорее…» — убеждала себя Иоланда.
Но когда она уже собралась идти к герцогу, чувствуя себя поднимающейся на эшафот, в дверь постучали.
Едва дыша от волнения, Иоланда слабым голосом пригласила пришельца войти. Это оказался всего лишь стюард.