Думаю, что рестлинг – это точная реализация древнеримской идеи «хлеба и зрелищ», только в данном случае хлебом были стейки, а зрелищем – я.

Публика в ресторанном зале взревела, а рестлер, схватив микрофон, что-то стал говорить в мой адрес, сопровождая монолог жестами, означающими мою смерть, что было несложно понять. Восторженные крики окружающих американцев подтвердили их желание наблюдать за кончиной гражданина Российской Федерации, причем немедленно.

Я стал искать глазами моего приятеля и, к ужасу, обнаружил его на противоположной стороне, возле детины-рестлера. Мой приятель радостно смеялся, делая жест рукой по горлу, видимо объясняя мне, как именно меня убьют, после чего бросят на сетку и зажарят с тмином и картошкой по-домашнему.

То, что мне, как Берлиозу, действительно отрежут голову, стало понятно по дальнейшим действиям детины. Ему немедленно подали огромные ножницы, и он стал двигаться ко мне, широко и недружелюбно размахивая этим символическим предметом.

Я понял, что мне конец, причем я сам в этом виноват. Любовь к джинсам и кока-коле, к фильмам со Шварценеггером и Брюсом Уиллисом, переоценка бигмака и недооценка отечественного борща со сметаной привели к закономерному моральному падению и недооценке врага.

Я в последний раз вспомнил символы Родины: Царь-пушку, которая никогда не стреляла, Царь-колокол, который никогда не звонил, двуглавого орла, головы которого смотрят в разные стороны и, конечно же, родной гимн, переделанный в тридцать восьмой раз.

И тут со мной произошла метаморфоза – я стал широко и презрительно улыбаться, демонстрируя этим врагам цивилизации превосходство и мужество гражданина России.

Я чувствовал себя одновременно Зоей Космодемьянской, Александром Матросовым, летчиком Гастелло, молодогвардейцами, причем всеми сразу, и даже Павликом Морозовым, правда, еще до того, как он предал своего отца.

Было видно, что я презираю моих врагов с их сочными стейками, холодным пивом и горами жареной картошки. Я презираю их, хотя от голода и вкусного запаха захлебываюсь слюной. А может, они хотят именно этого, ужаснулся я. Они задумали провокацию, они хотят, чтобы я захлебнулся, но потом объявят, что «русский либерал покончил жизнь самоубийством, не выдержав ужасов кровавого режима в собственной стране».

Безусловно, это был бы эффектный заголовок, хотя меня больше бы устроил другой: «Известный журналист подавился куском стейка, по причине низкой зарплаты на его радиостанции».

Однако мои враги не заметили моего морального превосходства.

Более того, моя жизнь вступала в завершающую фазу: детина приблизился ко мне и, выкрикивая какие-то проклятия, схватил меня за галстук.

Я что-то пискнул, на что зал ответил новой волной восторженного рева.

Убийца российского журналиста приблизил ножницы к моему горлу.

Я закрыл глаза и стал читать про себя, в качестве прощальной молитвы, основные положения «Хартии журналистов».

Ножницы щелкнули!..

Я ожидал услышать стук моей падающей головы, однако его не было.

Раскрыв глаза, я увидел следующую картину: мой убийца шел по залу, победно держа в руках мой галстук, который он отрезал почти по узел. Навстречу ему уже шел менеджер, неся большой молоток и гвоздь.

Я подумал, что гвоздь будут вбивать в меня, но им воспользовались для того, чтобы прибить мой галстук к стене.

И тут я понял, что пестрые обои на стенах, это, собственно, не обои, а сотни, если не тысячи, галстуков, также отрезанных у горла каких-то несчастных, которые, как и я, ничего не подозревая, купились на дешевую шутку так называемого «свободного мира», где ради наживы могут растоптать честь и достоинство маленького человека.

Мои протестные размышления были прерваны приятелем, который, смеясь, подошел ко мне и спросил, понравилось ли мне шоу.

Криво усмехнувшись, я сказал, что на его примере вижу, как погоня за «желтым дьяволом» может изменить человека. Однако приятель объяснил мне, что в этом стейк-хаусе отрезать галстуки новичкам – это такая многолетняя традиция. Он рассказал, что тут побывали разные популярные личности, были даже пара президентов, правда ножницы к их горлу не приставляли, так как они галстуки отрезали сами.

– Кстати, – подмигнул приятель, – новичкам, за муки и испуг, полагаются стейк, пиво и гора салата бесплатно. Более того, все уже на столе.

Последние слова несколько примирили меня с действительностью, и через пару минут я уже хрустел вырезкой, убеждая себя, что отвечать на вызов нужно, как советуют отечественные политики, асимметрично.

И я знаю, как ответить!

Я дождусь, когда мой приятель приедет в Россию, и устрою ему небольшое шуточное шоу с представителями одной знакомой организованной преступной группировки.

Думаю, что после пятнадцатиминутного висения вниз головой с моста над широкой и полноводной русской рекой, с последующим выкладыванием этого видео в «Ютьюб», он поймет, что шутки с гражданами великой России не остаются без последствий.

Замечу, однако, что я привел эту историю совсем не потому, чтобы рассказать леденящие душу обстоятельства. Просто, если убрать из нее уголовную составляющую, то кулинарный вывод будет прост: американская кухня прекрасна тем, что, зайдя в стейк-хаус, ты знаешь, что съешь стейк либо что-то подобное – конечно, если тебе не отрежут голову.

Однако, приехав в Италию, я столкнулся с трудностями. Открыв меню, я обнаружил в нем наличие массы неизвестных блюд, названных непонятными словами. Японцев, в тарелки которых я тыкал пальцами, чтобы заказать подобное, рядом не было.

Мой призыв принести мне «что-то первое, потом второе и водичку с газом» было встречен презрительным взглядом хозяина ресторана, который лично брал у нас заказ.

Спас меня все тот же Букалов, который взял меню и на прекрасном итальянском языке заказал не только все необходимые блюда, но и соусы к ним, а также определил степень прожарки, очередность подачи и необходимое вино.

Хозяин ресторана радостно прослезился и побежал на кухню.

Что касается меня, то я, во время этого обеда, еще не раз восхитил присутствующих своей ресторанной дремучестью.

Особенно присутствующим в ресторане запомнились мои уморительные попытки приладить падающую салфетку к костюму, чтобы защититься от пятен, а также позорные попытки вырвать использованную тарелку из рук официанта, в то время как он пытался ее заменить на чистую.

Вот почему следующей темой нашего разговора я избрал правильный поход в итальянский ресторан.

Эта тема Алексею понравилась, мы открыли бутылку ароматного Pino grigio и приступили к беседе.

– Итальянец никогда не начнет свою ресторанную трапезу с первого блюда, с пасты, – начал Букалов. – Итальянец начнет ее с закуски, и это обстоятельство требует особого разговора.

Итальянец заходит в ресторан и говорит «Di antipasti cosa abbiamo?», что означает: «Какие у нас сегодня закуски?»

– А что за странное слово «антипаста»?

– Если паста – это первое блюдо, то антипаста – это перед первым блюдом.

– Но ведь паста – это конкретные макароны! – изумился я.

– Да, в том числе это макароны, которые идут на первое. Я понимаю, что сразу это в голове уложить трудно, поэтому помогу примером.

В Москве, если ты помнишь, на Ленинградском проспекте есть ресторан «Яр».

– Конечно, помню, он в помещении гостиницы «Советская».

– Верно, и это важное обстоятельство. Так вот, в период моей молодости прямо на противоположной стороне проспекта находилась шашлычная, не помню название. Да это и не важно, потому что мы все называли ее «Антисоветская». А потом такое название ей дали официально. Позднее, правда, вокруг этого названия был известный тебе скандал, название сняли, но аналогия с антипастой понятна?

– Теперь понятна. Тут важно разъяснение на национальных примерах, – согласился я.

– Тогда возвращаемся к закускам.

Итак, ты решил взять закуску, антипасту, и, чаще всего, тебе нужно будет эти антипасты выбрать самому.