женщине с ней бороться!
Теперь она погибнет среди этих ужасных волн. И Данрейвен даже не будет знать о ее
подвиге во имя любви к нему!
И тут Лилит заметила, что шлюпку больше не подбрасывает вверх и не швыряет в
бездну. До нее доносился лишь слабый плеск волн о борта лодки. Значит, шторм кончился!
Но страх утонуть сменился страхом умереть от жажды. А жажда превращалась в
настоящую муку. Чтобы как-то заглушить ее, Лилит принялась петь. В этот момент ей вдруг
показалось, что шлюпка застыла на месте. Она прислушалась. Действительно, под дном что-
то поскрипывало. Потом раздался какой-то трубный звук. Затем чей-то смех.
Издевательский, злобный. Нет, так не может смеяться человек! Это либо дьявол, либо... либо
она начинает сходить с ума! Но нет, не может быть! Наверное, это прокричала какая-нибудь
пролетевшая над шлюпкой птица. Но этот скрежет под дном... Что это значит?
Лилит прижалась ухом ко дну шлюпки, чтобы лучше слышать. До нее донеслись какой-
то свист, щелканье. Потом — вновь смех и трубный звук. Его услышала и птица, громко
защебетавшая и захлопавшая крыльями. Что это? Если люди, то надо им как-то дать знать о
себе. Но как они оказались там? И что это за странные звуки? Русалки? Разве они кричат так
страшно? Впрочем, какое это сейчас имеет значение! Кто бы это ни был — хоть сам дьявол!
— ей надо выбраться из этого саркофага! И она, сложив ладони рупором, закричала:
— Эй! Кто там? Помогите!
Щелканье и смех прекратились, но шуршание под дном шлюпки продолжалось. Лилит
засунула два пальца в рот и свистнула.
Лодка сразу же подпрыгнула, как будто ее ударили снизу чем-то тяжелым, и замерла на
месте. Все стихло. Лилит с досадой закусила губу. Кто бы это ни был, но она его спугнула.
Лилит вдруг почувствовала себя смертельно усталой. Глаза слипались, мысли путались,
а она сама проваливалась в какую-то бездну...
Наверное, сон длился долго. Во всяком случае, когда Лилит проснулась, была ночь,
потому что, когда, приподнявшись на локтях, посмотрела через крохотную дырочку в
брезенте, то увидела яркую звезду на темном небе. Иногда до нее доносился какой-то тихий
шелест. Вероятно, это пролетали птицы.
Никогда еще Лилит не чувствовала себя такой одинокой.
Но нет, она не хочет умереть! Не должна! Кто-то обязательно появится и спасет ее!
Только бы поскорее! Спасите, спасите меня!
Неожиданно снаружи снова послышались какие-то звуки. На этот раз — сверху. Люди!
Она слышала, как они переговаривались между собой на непонятном ей языке. Лилит
набрала полные легкие воздуха и закричала:
— Эй, кто там? Люди! Не бойтесь меня! Я такая же, как и вы! Мой корабль утонул, а
меня в этой шлюпке прибило к вашему берегу. Спасите! Умоляю вас!
И она принялась бешено молотить кулаками по брезенту. Неожиданно брезент,
державший ее в плену, исчез. Лилит посмотрела вверх и увидела почти черный, усыпанный
звездами небосвод. А прямо над ней склонилась чья-то голова с короткими курчавыми
волосами и темным, расписанным белыми полосами лицом.
Лилит, не отрываясь, смотрела на эту голову, не в силах от страха произнести ни слова.
То, что перед ней был один из дикарей, заочно знакомых ей по книгам и отцовским письмам,
сомневаться не приходилось. Сейчас Лилит молила бога только об одном: чтобы он не
оказался людоедом.
Она хотела знаками объяснить этому человеку, что потерпела кораблекрушение во
время страшного урагана. Что она не злой демон и не сделает ни ему, ни его соплеменникам
ничего дурного. А еще, что ей ужасно хочется пить и она вот-вот умрет от жажды. Однако не
смогла издать ни звука.
Между тем туземец продолжал ее внимательно рассматривать.
Безделушки — вот что могло бы ее спасти! Но у нее ничего не было. Впрочем, почему
же — ничего? А брошь? Пока не поздно...
Нечеловеческим усилием воли Лилит заставила себя пошевелить сначала одной рукой,
потом другой. Сняв цепочку, на которой как медальон висела брошь, она протянула ее
дикарю. Он повертел украшение в руках и вдруг, высоко подняв его над головой, закричал
гортанным голосом:
— Ойе! Ойе! Ойе!
В тот же момент из-за бортов шлюпки выглянуло еще с полдюжины таких же голов.
Первый туземец поднял Лилит на руки и передал другому. Судя по многочисленным
ожерельям из акульих зубов, браслетам из костей, разноцветным перьям на голове и яркой
татуировке, он был одним из вождей. Лилит в ужасе смотрела на него, уже почти не
сомневаясь, что попала в руки к людоедам. Сейчас ее привезут на какой-нибудь остров,
разожгут костер и под дикую пляску всего племени зажарят!
В дневнике отца Лилит как-то читала душераздирающее описание подобного
пиршества на одном из полинезийских островов. Тогда жертвой кровожадных дикарей стал
какой-то неудачливый путешественник. По описанию отца, этого несчастного насадили на
огромный вертел и долго поджаривали на медленном огне. А потом с аппетитом съели.
Однако татуированный великан просто бережно перенес ее в свою пирогу и что-то
сказал сидевшим там женщинам. Те заулыбались и согласно закивали головами.
Двое из них расстелили на дне пироги циновку, покрыли ее сверху какими-то шкурами
и осторожно положили на эту постель Лилит. К ним присоединилась еще одна женщина. Она
опустилась перед спасенной на колени и улыбнулась, блеснув в темноте ровным рядом
словно жемчужных зубов.
— Пить... Воды... Пожалуйста... — прошептала Лилит.
— Ойе, ойе! — закивала женщина и ласково погладила Лилит по плечу.
В руках у нее появился глиняный кувшин с водой. С улыбкой она поднесла его к губам
Лилит, а когда та, жадно прильнув к горлышку, выпила все до капельки, вдруг сказала на
примитивном, но все же вполне понятном английском языке:
— Хейкуа! Меня зовут Хейкуа! Ты спасена! Спасена! Бояться не надо!
Хейкуа повернулась к другой женщине. Та дала ей широкий зеленый лист и
небольшую чашечку с белой массой, похожей на творожную. Обмакнув в нее лист, она
протянула его Лилит:
— Съешь! Будешь здоровой! Сильной!
Послушно положив листок в рот, Лилит принялась старательно жевать. Оказалось,
экзотическое блюдо было не лишено приятности. Вслед за первым листом последовал
второй, затем — третий. Наконец Лилит почувствовала, что наелась. И теперь ей хотелось
лишь одного: спать, спать, спать...
Лилит спала крепким сном здорового человека, чудом спасшегося от смерти. Разбудило
ее негромкое ритмичное пение. Она открыла глаза и приподнялась на циновке. Кругом,
насколько хватало глаз, простирался океан.
Она с удивлением рассматривала пирогу, украшенную затейливой резьбой. На носу,
выполненном в виде головы дракона, стоял старый туземец с морщинистым лицом и
пристальным, исподлобья, взглядом. Он командовал пирогой, а заодно и дирижировал. Хор
же состоял из пятнадцати мужчин, в такт песне опускавших в воду длинные весла, и
женщин, разместившихся на перекинутых поперек пироги скамейках. Рядом с ними сидели
дети.
Заметив, что Лилит проснулась, Хейкуа вскочила со скамьи и крикнула ей:
— Смотри! Рева Ра!
И показала рукой куда-то вдаль.
Почти у самого горизонта Лилит увидела струйку дыма, поднимавшуюся над вершиной
выступавшей из моря горы. Рева Ра, повторила она про себя. Что-то было знакомое в этих
словах. Может быть, они встречались в письмах отца? Или — Данрейвена к нему?
Над ней наклонилась одна из туземок. Лилит подняла голову и вдруг увидела среди
акульих зубов, окружавших в виде своеобразного воротничка шею молодой дикарки, свою
брошь. Боже мой! «Лили. Рева Ра. 1787». Ведь именно это было написано на оборотной
стороне украшения!
— Рева Ра, — продолжала Хейкуа. — Там твой дом. Лили вернется туда!
