— Тайро объявил гостя своим сыном. Теперь он тебе не муж, а брат.

— И что же?

— А то, что между вами уже не может быть любовных отношений. Это считается у нас

строгим табу.

— Но он мой муж!

— В Англии. А здесь он твой брат.

— Брат?! Мне не нужен брат! Я хочу, чтобы он был моим мужем!

— Ты теперь его сестра. Таков закон!

Хейкуа надела на голову шляпу из травы с широкими полями и снова схватила Лилит

за руку.

— Идем!

— Куда?

— В священный храм Тики. Мне надо поговорить с богами. Сначала — со своими.

Если же они не захотят отвечать, мы вернемся в дом Иисуса Джона и поищем ответа в

Библии.

Лилит еще раз посмотрела в сторону хижины, через откинутый полог которой

виднелась фигура Данрейвена, и пошла вслед за Хейкуа.

Поднявшись по склону вулкана, они остановились перед каменной статуей Тики.

Опустившись на колени, Хейкуа принялась раскачиваться из стороны в сторону,

сопровождая эти движения заунывным пением. Лилит замерла, боясь пошевелиться и

нарушить совершающееся на ее глазах таинство.

Прошло еще минут десять. Хейкуа открыла глаза и поднялась с колен.

— Идем. Теперь я знаю, что делать. Боги ответили мне. Твой муж давно не знал

женщин. Это хорошо!

— Чем?

— Тем, что теперь он не сможет соблюдать запрет Тайро на любовь к тебе и свой

собственный суровый обет. Так мне сказали боги. И в Библии написано то же самое.

Запретный плод всегда сладок. Потому Адам и согрешил с Евой. Бог запретил им съесть то

яблоко. Если бы такого запрета не было, они бы не стали его срывать. Так и твой муж.

Теперь, когда ему запрещено любить тебя как женщину, он обязательно захочет этого.

Причем так сильно, что забудет обо всем. И о запрете, и о своем обете. Все будет хорошо!

— Не могу в это поверить!

— Вот увидишь! Теперь ты сама стала змеем-искусителем! Понимаешь?

— Хейкуа, ты совсем не знаешь этого человека! У него железная воля. Никаким

искушениям он не подвержен. Потом, ты сама сказала, если мы нарушим табу, плохо будет

обоим. Твои люди отомстят нам. Разве не так?

— Ойе! Твоего мужа положат вон туда и вырежут у него сердце. И то же самое сделают

с тобой!

— Ойе! — воскликнула Лилит. — Этого нельзя допустить! Понимаешь?

— Понимаю. И этого не будет!

Хейкуа задумалась. Потом посмотрела в глаза Лилит и решительно сказала:

— Ты должна уехать вон туда, на Тайаретапу. На священном острове тебя никто не

посмеет тронуть. Живи на нем до праздника Полной Луны. А я постараюсь найти способ

обойти табу.

6

Следующие пять дней Данрейвен провел в джунглях, постясь и занимаясь

самовнушением, в надежде изгнать из памяти, а тем более — из сердца, образ женщины с

дельфином. Но это не удавалось. Каждую ночь она являлась ему в сновидениях. На седьмую

ночь ему приснился дельфин.

Данрейвен задумался над этим знамением. И после долгих размышлений решил, что,

видимо, души его и этой женщины — родственны. Этим, скорее всего, и объяснялось столь

внезапно возникшее в нем желание обладать ею. Именно ею, и никем другим! Значит, им

надо быть вместе!

Тогда он собрал свои пожитки, вышел из зарослей и, столкнув в воду оставленную кем-

то пирогу, взялся за весла. Выплыв на середину лагуны, он сложил ладони рупором и издал

громкий трубный звук. Дельфин не заставил себя ждать.

— Рангахуа! — радостно воскликнул Данрейвен. — Я знал, что ты приплывешь!

Рангахуа повернулся и поплыл прямо к священному острову Тайаретапу.

Адам ступил на горячий песок и, вытянув пирогу носом на берег, осмотрелся. Мириады

мелких ракушек сверкали на солнце, подобно бриллиантам. Прямо к морю спускалась густая

зеленая растительность.

Не раздумывая, Данрейвен углубился в чащу и очень скоро очутился на небольшой

лужайке, на краю которой стояла хижина, напоминавшая шалаш. Перед входом дымился

костер, стоял глиняный горшок с каким-то варевом, лежали хлебные лепешки и фрукты.

— Иа ора на! — воскликнул Адам.

Никто не отозвался. В хижине тоже никого не было. Но ее обитатели не могли уйти

далеко. Говорила об этом и только что приготовленная еда. Причем — для двоих. А что, если

таинственная незнакомка ждала его!

Адам присел на корточки у входа в хижину и громко сказал:

— Черт побери, до чего же я проголодался!

Какой-то шорох донесся из-за растущих рядом папоротников. Данрейвен сделал вид,

что не слышит, и, взяв огромный желтый апельсин, принялся старательно снимать с него

кожуру. Разделив плод на дольки, он положил одну из них в рот и воскликнул по-английски:

— Да это же настоящая пища богов!

За стеной хижины совершенно явственно послышалось женское хихиканье. Адам

вскочил на ноги и заглянул туда. Никого. Но по еще не успокоившимся листьям папоротника

он безошибочно определил: кто-то только что скрылся там. Стремительно раздвинув

заросли, он увидел недалеко впереди мелькавшие пятки.

Адам бросился вслед за беглянкой. Тропинка вела все дальше и дальше. Неожиданно

на его пути вырос огромный, поросший густым мхом валун. Адам с разбега вспрыгнул на

него и... И в изумлении остановился.

Прямо перед ним возвышался храм. Его витой купол, пробивая полог из пальмовых

крон, уходил высоко в небо. Стены были инкрустированы разноцветными ракушками,

образующими затейливые орнаменты. Окна закрывали решетчатые рамы, переплетенные

гирляндами из живых цветов.

Адам смотрел на это чудо архитектуры и не мог оторваться. Он даже не думал, что на

затерянных островах Тихого океана могло существовать что-нибудь подобное. И вдруг

услышал тихий, ласковый голос:

— Красиво, не правда ли?

Данрейвен быстро оглянулся. На тропинке никого не было.

— Я здесь, — раздался тот же голос.

Он посмотрел вперед и увидел прекрасную фею, прислонившуюся к пальме так плотно,

что, казалось, сама она была вырезана в стволе дерева искусным мастером. Но Адам

мгновенно узнал ее. Нимфа на спине дельфина, незнакомка в доме для собраний, героиня его

ночных грез смотрела на него черными глазами и улыбалась мягкой, загадочной улыбкой.

Данрейвен долго молчал. Наконец дар речи вернулся к нему.

— Ты говоришь по-английски? — спросил он первое, что пришло в голову.

— Ойе, ойе!

— Кто тебя научил?

— Хейкуа, моя подруга. Мы с ней читали Библию.

— Тебе удобнее говорить со мной на своем языке? Я знаю не меньше трех его

диалектов.

— Предпочитаю по-английски.

— Прекрасно. Но если тебе что-нибудь будет непонятно — скажи. Я с удовольствием

повторю. Кстати, это очень полезно для совершенствования языка.

— Ойе! Пусть будет по-твоему!

— Итак, ты знаешь, кто я?

— Знаю, ты великий жрец, приплывший из далекой заокеанской страны.

— Совершенно верно. Ну, а теперь: кто ты?

— Я... я... Меня зовут Лили.

— Лили? Какое прекрасное имя! Скажи, Лили, ты боишься меня?

— Нет.

— Тогда почему всегда убегаешь?

Она подняла на него свои прекрасные глаза и тихо, очень серьезно сказала:

— Ты же сам знаешь почему.

Эта откровенность и особенно тон, каким островитянка ответила ему, заставили Адама

смешаться и переменить тему разговора.

— Что это за место? — спросил он.

— Ты имеешь в виду остров?

— Для начала — да.

— Это — священная земля. Когда-то давно здесь жили боги. Хейкуа называет ее

Райским садом.

— Нельзя не согласиться! Во всяком случае, такой первозданной красоты я не видел

нигде! Насколько я понимаю, ты оберегаешь этот храм?

— В какой-то степени...

— А мне нельзя войти?

— Только при одном условии: ты никогда и никому об этом не расскажешь.

— Хорошо.

— «Хорошо» — этого мало. Поклянись.