Влада и не заметила, что подсознательно привела машину к офису Алексея. А зачем?.. А вот зачем: за разгадкой!

Генрих как раз был в кабинете один.

— Геник, Алексей кому-нибудь поручал охранять меня?

— Конечно, — обиженно отозвался Дудин. — Но ты же прогнала их.

— Прогнала, а они опять лезут. Навязчивый сервис. Скажи, чтоб отстали.

Генрих пожал плечами. Охрану он действительно снял… Влада настояла. Может, Дикий пристегнул кого-то. Ведь обещал он Лексу.

— Это не навязчивый сервис, а меры предосторожности.

— Да ладно! Кто станет на меня покушаться?

— Как кто? — возмутился Дудин, но тут же прикусил язык. Вспомнил, что «Влада очень впечатлительная и надо оберегать ее от стрессов». Положение, в которое вогнал его Лекс, требовало дипломатических ухищрений. А на них не хватало ни сил, ни времени. Влада же своим легкомыслием начинала нервировать.

— Тебе, конечно, ничего не грозит, но сейчас такое время… Надо на воду дуть, не ожидая ожога молоком. Это простая предосторожность.

— Не темни, Геник. Я чувствую: что-то происходит… Какая-то тревога…

— Вот это зрелая мысль! Пусть будет тревога, хоть и необоснованная, чем бесшабашное легкомыслие. Мне Лекс поручил…

— Ах, поручил! Значит, я не ошиблась: Лекс поручил следить за мной! Боже мой! Чем я дала повод не доверять мне? Зачем эти слежки?

— Да не слежка это! За тобой не следят, а оберегают. Нормальная забота.

— Нет, Геник, не забота это, а ревность, — печально резюмировала Влада. — Только не знаю, почему Лекс не доверяет мне, почему ревнует…

— Да потому, что любит. Любит безумно, потому и ревнует! Мне бы так кого-нибудь ревновать. — Генрих грустно рассмеялся.

Увлечение Владой… нет, влечение к Владе очень беспокоило Фауста. Ему казалось, какой-то квартирант поселился в нем: неуживчивый, беспокойный, все время раздвигающий для себя пространство. До сих пор его душа, словно скафандр, была плотно и герметично закрыта. Как проник туда этот неугомонный, неуемный жилец?! Это было что-то новое, что-то доселе неиспытанное. До сих пор он с легкостью подавлял страсти, мешавшие его целям. То же было и в отношениях с женщинами: они заходили настолько глубоко, насколько он позволял. Не далее и не дольше. Фауст давно усвоил, что бизнес и женщина — стихии взаимоисключающие. И привел бы примеры, когда увлечение женщиной до основания губило дело.

Если бы Дон попал в подобную ситуацию, Фауст устроил бы ему разнос. Беспощадный, с презрительным изломом губ. А самому себе?.. Да, крайне недоволен был Павел этим незваным квартирантом. Но ничего не мог поделать со своевольной и неукротимой ипостасью. Ни-че-го!

…В Москву Алексей приехал поездом. Не рискнул самолетом. Вдруг объявили Бравина в розыск. А МПС, слава Богу, фамилий не спрашивают.

Генрих смотрел на друга с сочувствием и тревогой. А в глазах Рудика Алексей уловил промельки торжества. Но Дикий тщательно упрятывал обуревавшие его эмоции. Он и в самом деле испытывал удовлетворение: вот, мол, говорил я — без меня не проедешь, не пройдешь, а вы, мол, не въехали в ситуацию, вот, мол, и получите конкретный рамс.

— Эх, Лексус, говорил я тебе, не впрягайся в одиночку. Здесь надо подключать токи высокой частоты… Да, да! Слушаю… — перебил себя Дикий, поднеся к уху запиликавший мобильник. — Так… так… понятно…

Алексей и Генрих с интересом вслушивались в реплики, наблюдали за лицом Рудика. И тускнели. Потому что мрачнел Дикий. Закачалась укоризненно голова. С безнадежным упреком смотрели его ледяные глаза на Алексея и почему-то на Генриха.

Минут двадцать длился этот разговор с Казанью.

Сразу, как только Лекс поведал Рудику о своих злоключениях, Дикий отзвонил Элику — криминальному авторитету из Казани, попросил его прокрутить ситуацию.

Всего шесть часов прошло, а Элик уже давал расклад. И судя по длительности его монолога — расклад обстоятельный. Отведя аппарат от вспотевшего, натруженного уха, Дикий задумчиво вытянул губы:

— Лажа, Лекс, облом! — Видимо не был он склонен к деликатному подходу. Не щадил Алексея. — Жмурика уже нашли. И тех ментов — тоже. Всех троих на тебя записали. Ты же ноги замочил: твои веточки на волыне… на ружье. И зачем ты его цапанул?! Ну не фраер? — Последнее прозвучало сочувственно, даже сердобольно. — Прав ты: это мастырка, ментовская заготовка. Они твоему дяде накладку нашивали, а влетел ты. Случайным пассажиром… А как быстро пальчики твои надыбали! Ведь лет десять прошло с тех пор, и белым ты соскочил, — оправдали же? А пальчики, суки, оставили. Сейчас они против тебя уже накопали, нагнали шары. Да… Попал ты, Лекс, из огня да в полымя… — Рудик уставил задумчивый взгляд и снова вытянул губы: искал выход.

Генрих скорбно молчал. Алексей досадливо постукивал кулаком о стену:

— Влада не должна ничего знать!

— Ну ты даешь! У тебя буксы горят, а ты о бабе… — Дикий возмущенно всплеснул руками, но, наткнувшись на свирепый взгляд Лекса, отступил: — Ладно, ладно, не вскипай, спрячь шпагу… Это я для разрядки. Давайте ближе к делу. — Он решительно выпрямился. — Они тебя уже срисовали, но в розыск пока не объявили. Значит, у нас есть фора… Геник, срочно заказывай билет на любой ближайший рейс в Европу — куда угодно!

— На Владу и детей тоже! — вставился Алексей.

— Добро, — кивнул Дикий, почувствовавший себя вершителем судьбы Бравина. — Бери, Геник, на всех… Ты, я вижу, уже въехал, Алексей! Надо срочно линять. Перекантуйся в Швейцарии. В нашей фирме…

Сказал и метнул исподлобный взгляд на Бравина.

— Тебе надо свалить в туман. Временно. А мы постараемся здесь этот рамс расшнуровать… Значит, говоришь, на ленту записался их разговор? А они настолько оборзели, что даже шмон не устроили!.. Это хорошо! Хоть и не считается магнитофонная запись, но все же… Я Элику команду дал… он там подрулит. У Эльдара в Татарии могучие завязки. Он там — второй человек… после президента. А может, и первый… В Татарстане он может все… Нет: он может больше, чем все! Короче, сделает, как надо. Конечно, бабки понадобятся, — Рудик кинул испытывающий взгляд и получил согласный кивок Алексея. — Тысяч сто, не меньше. Катит?..

Хотел было возмутиться Алекс: какие сто тысяч, если ни в чем не виноват?! Но махнул рукой: не до споров. Сам себя в угол загнал. В коридор с раскаленными добела стенами.

Вскоре вернулся Генрих с билетами для Алексея и сыновей.

— А Влада…?

— Решай с ней сам… — увел глаза Генрих. — Рейс через шесть часов.

Алексей раздраженно набрал номер.

Но конструктивного разговора не получилось. Поругались они с Владой. Крепко поругались. Ей, видите ли, роль предложили! В кино сниматься.

— Знаю я, как в кино «снимают»! — кричал в трубку Лекс. — И режиссер, и сценарист. Эти обязательно снимут!

— Алекс, о чем ты? Ты же знаешь — это моя хрустальная мечта.

— Ни хрена не хочу слышать! Мечта — не мечта, не желаю, слышишь?! Не желаю знать… «Хрустальная мечта»! В нашей ситуации хрусталь совсем не подходящий материал! — Алексей не стал говорить истиной причины экстренного выезда. Незачем посвящать жену. — Сейчас быстро собери вещи — самое необходимое! Остальное — купим на месте…

— Но, Алекс, я же говорю…

— И я говорю! Срочно собирайся…

— Нет, Алекс. Нет!

Такой Влады Алексей не знал. Не было в их предшествующей жизни случая, чтобы не смог он настоять на своем решении. Когда жестко, когда с уступками, но добивался своего Алексей. А вот теперь, в самый острый момент, вдруг заартачилась… И времени для обходных маневров не было. Потому взорвался Алексей. А этим еще более ожесточил Владу.

— Как только закончится съемка — я сразу приеду.

— Да пошла ты..! — в отчаянии воскликнул Алексей и… раздавил телефон. Треснул аппарат в его могучей разгневаной ладони.

— Вот же мразь! — после короткого раздумчивого молчания в сердцах выругался Алексей.

— Ну зачем так? — великодушно развел руками Дикий. — Женщины…