Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Собственно, именно так и следовало поступить.

Глава 4

Чем это она занимается?

Маркус не собирался прятаться, но когда увидел копавшуюся в земле Гонорию, не удержался и, отступив на шаг назад, принялся наблюдать за ней.

Он понял, что она роет яму. Совком. Хотя, кажется, масштабные раскопки в ее планы не входили, потому как буквально через минуту она выпрямилась, придирчиво осмотрела свое творение, потрогала его ногой, а затем – Маркус постарался тщательнее укрыться за деревом – огляделась по сторонам, подошла к куче сухих листьев и спрятала под ней совок.

Маркус был близок к тому, чтобы обнаружить свое присутствие, но тут Гонория повернулась к яме, задумчиво сдвинула брови и… Достала из-под листьев совок.

Вооружившись инструментом, она присела на корточки и продолжила земляные работы. Пока она трудилась, Маркус не мог разглядеть, в чем именно заключались усовершенствования. Однако стоило ей закончить и вновь отправиться к опавшим листьям, как он увидел, что у ямки появилось обрамление из рыхлой земли.

И тотчас понял – Гонория соорудила фальшивую кротовую нору.

Другое дело, что кротовые норы обыкновенно не располагаются обособленно. Если обнаружишь одну, значит, где-то поблизости имеется вторая, а то и третья. Очевидно, Гонория не разбиралась в таких подробностях. А может быть, для нее это и вовсе не имело значения. Она несколько раз испробовала яму ногой и, судя по всему, намеревалась симулировать падение. Или подготовила ловушку для кого-то другого. В любом случае вряд ли кому-нибудь придет в голову подсчитывать кротовые норы, когда возникнет вопрос вывихнутой лодыжки.

Маркус продолжил наблюдение. Казалось бы, нет на свете более скучного занятия, чем смотреть на леди, которая просто стоит рядом с поддельной кротовой норой. Однако как ни странно, это зрелище оказалось весьма занимательным. Вероятно, благодаря тому, что Гонория энергично пыталась отогнать скуку от самой себя. Сначала она тихонько продекламировала несколько фраз. Затем наморщила нос, видимо, вспоминая концовку. Потом зажигательно сплясала джигу. И наконец принялась вальсировать, протянув руки воображаемому партнеру.

Она двигалась на удивление грациозно и в тишине танцевала вальс куда лучше, чем на балу под музыку. А бледно-зеленое платье делало ее похожей на лесную нимфу, порхающую среди деревьев в сшитом из листьев наряде.

Гонория с детства была на ты с природой и вечно носилась по Уиппл-Хиллу, залезая на деревья и кубарем скатываясь с холмов. Частенько ей удавалось увязаться за Маркусом и Дэниелом, но если они категорически отвергали ее общество, она не унывала и, как правило, находила для себя занятие на свежем воздухе. Помнится, однажды у нее возникла идея пятьдесят раз подряд обойти вокруг дома. Просто так, единственно ради того, чтобы проверить, можно ли это сделать.

Однако господский дом в графском поместье оказался великоват для таких упражнений, и на следующий день она чувствовала себя ужасно. Даже Дэниел поверил в искренность ее жалоб.

Слава Богу, эксперимент был поставлен в Уиппл-Хилле, а не в Фензморе. Сию чудовищных размеров обитель за один день и десять раз не обойдешь, не говоря уже о пятидесяти. Маркус на секунду задумался. Он точно не помнил, но, кажется, Гонория никогда не бывала в его доме. Да, пожалуй, что так. Отец не отличался гостеприимством, и Маркусу меньше всего на свете хотелось приглашать друзей в пустынный мавзолей своего детства.

Между тем минут через десять Гонория все-таки заскучала. И Маркус тоже заскучал, поскольку теперь она ровным счетом ничего не делала, просто сидела под деревом, подперев локти коленями, а подбородок – ладонями.

Но вот Маркус услышал чьи-то шаги. И она тоже услышала, потому что быстро вскочила на ноги, бросилась к ложной норе и засунула в нее ступню. Затем весьма неуклюже плюхнулась на землю и тут же постаралась принять наиболее изящную позу из тех, что в состоянии принять особа, чья нога втиснута в кротовую нору.

С полминуты она – в полной боевой готовности – напряженно прислушивалась, очевидно, дожидаясь, когда неизвестный любитель лесных прогулок подойдет достаточно близко, а потом на редкость убедительно вскрикнула.

Участие в домашних спектаклях явно сослужило ей хорошую службу. Не окажись Маркус случайным свидетелем маневров, предварявших «падение», ему бы и в голову не пришло усомниться в подлинности несчастного случая.

Теперь на сцене должно было вот-вот появиться новое действующее лицо.

Маркус ждал.

Ждал терпеливо.

Гонория тоже ждала. И тоже терпеливо. Вероятно, даже терпеливее, чем следовало бы. Ей стоило издать второй «крик боли» чуть раньше, она, очевидно, передержала паузу, потому что предполагаемый спаситель упорно не появлялся.

Третий – и последний – вскрик прозвучал уже не так достоверно. Он был испущен скорее для порядка. Зато следующее высказывание получилось весьма ярким.

– Тьфу, пропасть! – рявкнула Гонория, вытаскивая ногу из норы.

Маркус рассмеялся. Гонория ахнула:

– Кто здесь?

Он вышел из-за дерева.

Черт возьми, надо было вести себя потише. Ему вовсе не хотелось пугать ее.

– Маркус?

Он ограничился приветственным жестом. Вообще-то полагалось бы что-нибудь сказать, но она все еще лежала на земле и ее туфлю покрывал слой грязи. А лицо… О Господи, ему никогда не доводилось видеть ничего более забавного. Гонория выглядела одновременно разгневанной и смущенной и, кажется, не могла определить, какая из эмоций сильнее.

– Прекрати смеяться!

– Прости, – сказал он, не испытывая ни малейшего раскаяния.

Она уморительно свирепо сдвинула брови:

– Что ты здесь делаешь?

– Я здесь живу.

Он подошел и протянул ей руку. Для джентльмена вполне естественно предложить даме помощь.

Гонория прищурилась и воззрилась на него с нескрываемым недоверием.

– Точнее, я живу неподалеку, – поправился он. – Эта тропинка проходит примерно по границе земельных владений.

Она все же соизволила принять протянутую руку и, поднявшись на ноги, попыталась стряхнуть грязь с платья. Однако в лесу было довольно сыро, и мокрая земля кое-где намертво прилипла к ткани, что никак не улучшило настроения Гонории. В конце концов она оставила грязную юбку в покое и подняла глаза.

– И долго ты тут находишься?

Он улыбнулся:

– Дольше, чем тебе хотелось бы.

Она с досадой вздохнула.

– Надеюсь, ты не станешь распространяться о своих впечатлениях.

– Ни единым словом, – пообещал он. – И все-таки хотелось бы знать, кого именно ты подкарауливала.

Она криво усмехнулась:

– Оставь, пожалуйста. Ты последний из тех, кому я согласилась бы это сказать.

Он выгнул бровь:

– Действительно. Последний. Она молча сверлила его нетерпеливым взглядом.

– После королевы, после премьер-министра…

– Довольно! – Она подавила улыбку. – Если ты не возражаешь, я присяду.

– Ничего не имею против.

– Платье и так все перепачкано. Пятном больше, пятном меньше, какая разница? – Отыскав под деревом подходящее место, она села и насмешливо добавила: – Теперь ты должен заверить меня в том, что я свежа, как маргаритка.

– Ну, смотря какая маргаритка.

Она окинула его до смешного скептическим взором. Знакомым Маркусу вот уже… Сколько лет? Четырнадцать? Пятнадцать? Но только сейчас он впервые задумался о том, что ни одна женщина, кроме нее, не говорила с ним искренне, с разумной долей здорового сарказма.

Потому-то он и ненавидел лондонские сезоны. При встрече с ним светские дамы притворно улыбались и старались угодить ему каждой фразой.

Да и джентльмены тоже.

Знали бы они, как ошибаются! Ему претили улыбки льстецов. Он не желал, чтобы ему почтительно внимали. И терпеть не мог, когда его в высшей степени обыкновенный, ничем не примечательный жилет воспевали, словно шедевр портновского искусства.

С отъездом Дэниела у него не осталось по-настоящему близких друзей. А про семейные связи и говорить нечего. Ему понадобилось бы углубиться в собственную родословную на добрых четыре колена, чтобы отыскать общего предка с кем-нибудь из ныне живущих людей. Он был единственным ребенком единственного ребенка. Холройды не отличались плодовитостью.

13
{"b":"147509","o":1}