– Что вы имеете в виду? – резко спросила Эллери и со стуком положила вилку на тарелку.

Лоренцо поставил кружку, продолжая лукаво смотреть на нее.

– Просто вы выглядели немного… огорченной.

– Огорченной? – повторила Эллери. Она резко встала из-за стола и схватила свою тарелку, чтобы выбросить остатки почти нетронутого завтрака в мусорное ведро. – Боюсь, что я слишком озабочена, – объяснила она язвительно.

– Завтрак был очень вкусный, спасибо, – сказал Лоренцо. Он подошел к раковине и на глазах у изумленной Эллери сполоснул свою тарелку и кружку и поставил их в посудомоечную машину.

– Спасибо, – тихо пробормотала она, тронутая его предупредительностью. – Вам не стоило этого делать…

– Как ни странно, но я способен убрать за собой посуду, – проговорил Лоренцо с ироничной улыбкой, которая тронула сердце Эллери.

Она отвернулась, пытаясь занять себя чем-то: вытерла стол и выключила кофеварку. Уголком глаза она заметила, что Лоренцо прислонился плечом к косяку двери, сунув руки в карманы джинсов.

– Похоже, этот выходной день обещает быть прекрасным. Как насчет того, чтобы показать мне территорию и к тому же обсудить мое деловое предложение?

Эллери резко обернулась, все еще держа в руке мокрую тряпку. Она совершенно забыла о его деловом предложении. Что за предложение мог он сделать?

– Вообще-то я довольно занята… – начала она.

Лоренцо только улыбнулся:

– Обещаю, что вы не пожалеете. – Он почти лениво протянул руку и, забрав у нее тряпку, бросил в раковину. – Я отниму у вас не больше часа. Вы же можете пожертвовать мне столько времени?

Эллери заколебалась. Лоренцо стоял тут, расслабившись, и ждал. Легкая улыбка играла на его потрясающих губах, и она вдруг не нашла больше отговорок. Она даже не хотела их искать. Ей вдруг захотелось доставить себе хотя бы час удовольствия.

Она медленно выдохнула:

– Хорошо. Только нам придется надеть резиновые сапоги. – Она многозначительно взглянула на его кожаные мокасины. – Ночью шел дождь, и теперь довольно грязно.

– Боюсь, – пробормотал Лоренцо, – что я не захватил с собой никаких сапог…

– К счастью, мы держим их для гостей, – ответила она.

– Мы?

– То есть я, – поправилась Эллери, вспыхнув. – Эти сапоги лежат еще со времен моего детства… Когда у нас гостили люди. – У нее неожиданно сжалось горло. Она старалась не думать о тех временах, когда была маленькой, а Мэддок-Манор был наполнен людьми и смехом, комнаты сияли, и в них пахло свежими цветами и воском, и все было пропитано счастьем…

«Кажущимся счастьем», – мысленно поправила она себя и отправилась в кладовку, чтобы подобрать пару сапог для Лоренцо.

Лоренцо вышел вслед за Эллери из кухни прямо в примыкающий к дому парк. Он обратил внимание на жалкие огородные грядки, на грязные заплаты травы: «Интересно, пастернак для вчерашнего супа был отсюда?» Он представил, как Эллери сама занимается огородом, как это трудно делать одной, и его сердце неожиданно сжалось.

Это было совершенно несвойственно Лоренцо. Он слишком долго работал, стараясь выбраться из трущоб, чтобы чувствовать жалость к какой-то английской аристократке, переживавшей трудные времена, к которым, без сомнения, привел экстравагантный стиль жизни ее семьи.

Однако, наблюдая за тем, как Эллери вышагивала впереди него в сапогах на стройных ногах и с напряженной прямой спиной, он понял, что действительно испытывает к ней сострадание. Лоренцо подумал с приятным изумлением, что этой женщине присуща некая трогательная гордость. Похоже, она любила эту свою развалину.

Ему захотелось высвободить ее платиновые волосы из сиротливого пучочка, пробежаться пальцами по ее сливочной коже и проверить, так ли нежна она, как ему казалось. Хотелось, чтобы презрение на ее лице смягчилось выражением страстного желания. И так оно и будет. Он всегда получал то, что хотел.

– Вы сажали овощи этим летом? – поинтересовался Лоренцо, слегка пнув ногой ряд засохшей стручковой фасоли.

Эллери обернулась, глубоко засунув руки в карманы непромокаемой куртки.

– Да… небольшой огородик. – Ей удалось вырастить только немного картофеля и пастернака – овощей, которые не требовали особого ухода. Впрочем, Эллери довольно быстро поняла, что агроном из нее никудышный. – Трудно справляться одной, – натянуто пояснила она. – Но когда-нибудь… – Она замолчала.

С каждым днем своего пребывания в поместье Эллери все более убеждалась в том, какими бесплодными были на самом деле ее планы. Она никогда не сможет одна продвинуться вперед, никогда у нее не будет достаточно денег, чтобы сделать необходимый ремонт, не говоря уж об обновлении, никогда не сможет добиться от Мэддок-Манора былого блеска.

Она повела Лоренцо к конюшням.

– Так что это за деловое предложение? – бросила она через плечо.

– Позвольте мне посмотреть ваши конюшни, – спокойно ответил Лоренцо, и Эллери подавила вздох.

– Прекрасное здание, – пробормотал Лоренцо, когда Эллери ввела его в полутемное пыльное помещение конюшни, в которой когда-то размещалась дюжина рабочих лошадей.

– Было когда-то, – согласилась она, а Лоренцо только улыбнулся.

– Ваш дом далеко не первый из аристократических поместий, пришедших в ветхое состояние. Вам никогда не приходило в голову превратить это место в парк или музей?

– Нет. – Она не хотела, чтобы поместье перестало быть только ее домом, домом ее матери. – Сдавать комнаты на праздничные дни – это первый шаг. Но я просто не переживу, если кто-то установит в этом парке какие-то аттракционы или что-то еще.

Лоренцо повернулся к ней. Его глаза удивленно блеснули во мраке конюшни.

– Разумеется, вы не сделаете ничего такого радикального.

Эллери пожала плечами:

– Я не располагаю средствами, чтобы собственными силами возродить имение к жизни. Так что единственный выход – передать все в руки предпринимателей.

– У вас уже есть какие-то предложения?

Эллери вздохнула. К ее досаде, никаких предложений не было. Помещичьих домов, похоже, было в избытке, а ее поместье находилось в таком запущенном состоянии, что это отпугивало предпринимателей. Во всяком случае, ее пороги они не обивали.

– Нет. Мы находимся в глубинке… Лоренцо медленно кивнул:

– Честно говоря, я удивлен тому, что Амелия вообще наткнулась на это место.

Эллери, не сдержавшись, ощетинилась:

– У меня же есть сайт в Интернете…

– О! – Лоренцо заглянул под брезент. – Если не ошибаюсь, тут машина, да притом отличная!

Сердце Эллери, на секунду замерев, сильно забилось.

– «Роллс-ройс», – подтвердила она, когда Лоренцо отодвинул брезент в сторону.

Они молча рассматривали винтажный автомобиль, серебристая поверхность которого сверкала даже в полутьме. Эллери пожалела, что не отвела Лоренцо в другую конюшню. Она просто забыла, что автомобиль стоял здесь. Честно говоря, она вообще совершенно забыла об этой машине, а сейчас воспоминания нахлынули на нее снова, и она протянула руку, чтобы на миг прикоснуться к блестящему металлу.

– «Серебряная заря», – пробормотал Лоренцо. Он провел рукой по капоту. – Сороковые годы прошлого века. И в удивительно хорошем состоянии.

– Это был автомобиль моего отца, – тихо сказала Эллери.

– Он умер?

Она кивнула:

– Пять лет назад.

– Сочувствую. Вы, должно быть, были совсем юной.

– Мне было девятнадцать. – Она слегка пожала плечами. Ей не хотелось говорить об этом, особенно с Лоренцо, совершенно незнакомым человеком.

– Вы могли бы продать этот «роллс», – прокомментировал Лоренцо, снова накрыв автомобиль брезентом.

Эллери неожиданно остро ощутила боль потери. Она ездила в этом автомобиле ребенком, высовывала голову из окна и радостно смеялась, когда ее отец вел машину по узким проселочным дорогам и махал рукой всем, кто им встречался.

А еще она стояла на ступеньках крыльца и смотрела, как «роллс-ройс» исчезает вдали, когда ее отец уезжал по своим якобы делам. Она никогда не знала, когда он вернется.