— Мы знаем, почему она туда приходила, — спокойно сказал Дорн. — Вы с вашей супругой две недели назад вернулись из бывшей Югославии, ведь так?

— Да, — подтвердил Штефан, — но к данному делу это не имеет никакого отношения.

— Может, и не имеет, — произнес Вестманн, не глядя на Штефана. — Кстати, нападавший довольно коряво говорил по-немецки. В бывших соцстранах можно нанять людей, которые за небольшую плату готовы сделать что угодно, не так ли?

— Послушайте меня, — сказал Штефан, все еще глядя на Дорна, но уже еле сдерживаясь. — Я клянусь вам, что не имею к этой истории абсолютно никакого отношения. И хотя я действительно пытался повлиять на Хальберштейн, чтобы…

— …чтобы она не смела вредить вам, вашей супруге и ребенку? — перебил его Вестманн.

— Да она вовсе не утверждала, что собирается забрать его у нас! — ответил Штефан.

Его голос прозвучал намного громче, чем Штефану хотелось бы, и даже ему самому в нем послышались нотки отчаяния. Штефан осознавал, что его припирают к стенке, причем так, что он чувствовал одновременно и гнев, и бессилие. Ему, конечно же, было понятно, что Вестманн и его старший коллега умело им манипулируют: он сейчас был тем самым мячом, который они передавали друг другу. Однако ситуация была какой-то уж очень странной: хотя тактика действий этих двоих была ему понятна и он интуитивно осознавал, что вполне в состоянии дать им должный отпор, на деле же именно это у него как раз и не получалось.

— Я не имею к этому нападению никакого отношения, — уверял Штефан. — Это ведь было бы с моей стороны просто глупо. Хальберштейн показалась мне вполне благоразумным человеком. Она отнюдь не вела себя враждебно и не давала повода думать, что будет вставлять нам палки в колеса. Зачем же мне было прибегать к таким методам?

— Вот об этом мы вас и спрашиваем, — пояснил Вестманн, а Дорн добавил:

— Дело в том, что нападавший знал не только ваше имя, но и имя вашей супруги, имя девочки, да и вообще кучу всяких деталей, которые он мог узнать только от вас.

— Я понятия не имею, кто он такой и откуда он все это знает, — сказал Штефан.

И вдруг у него в голове мелькнуло одно предположение.

— Подождите… возможно… возможно, что…

На лице Дорна не дрогнул ни один мускул, а вот Вестманн, оживившись, уставился на Штефана:

— Ну и?

— Я не уверен на сто процентов, — начал Штефан, — но… когда мы разговаривали в кафетерии — моя жена, мой шурин, Хальберштейн и я, — прямо за мной кто-то сидел.

— Наверное, наш таинственный друг, — насмешливо произнес Вестманн. — Тот самый, которого вы никогда до того не видели.

— Я уже сказал, что не уверен на сто процентов! — Штефан говорил довольно агрессивным тоном. — Я тогда не обратил на это внимания. У меня были более важные проблемы, неужели непонятно? Однако теперь мне кажется, что… это мог бытькак раз тот парень.

— Как все у вас сходится! — воскликнул Вестманн.

Дорн по-прежнему молчал.

— Возможно, это не было случайностью, — Штефан продолжал развивать возникшую у него мысль. — Может, он меня выслеживал. Я уже сказал вам, что невольно обратил на него внимание в приемном отделении больницы. Он очень странно на меня посмотрел.

— Ну да, конечно! — с иронией заметил Вестманн. — Он пошел вслед за вами и подслушал ваш разговор.

— А почему вам это кажется невероятным? — спросил Штефан. — Кто знает, что в голове у этого чокнутого? Может, он все это время подыскивал удобный случай, чтобы как-то на мне оторваться. Он вполне мог подслушать наш разговор, а затем пойти вслед за Хальберштейн, избить ее и при этом сказать, что это я послал его.

— А вам не кажется, что это все выглядит уж чересчур надуманно?

— Не более надуманно, чем заявление о том, что я его нанял, — возразил Штефан.

Он почувствовал, что к нему постепенно возвращается уверенность в себе. Внезапное появление Дорна и Вестманна и — еще в большей степени — звонок Масена нагнали на него столько страху, что он поначалу потерял всякую способность соображать. Теперь он пытался логически мыслить, хотя, конечно же, понимал, как могли отнестись полицейские к выдвинутой им версии, особенно если учесть, что даже ему самому она казалась надуманной. Тем не менее он продолжил:

— Именно так оно, по-видимому, и было: он подслушал наш разговор и затем пошел вслед за Хальберштейн.

Дорн секунд пять смотрел на него, не произнося ни слова и даже не моргая. Затем он сказал:

— Итак, вы утверждаете, что никогда раньше не видели этого человека и не нанимали его для того, чтобы он избил Хальберштейн или же запугал ее каким-либо другим способом?

— Разумеется! — воскликнул Штефан.

Дорн вздохнул.

— Хотелось бы мне верить вам, господин Мевес, — сказал он. Впервые с момента его прихода Штефан уловил в его голосе хоть какие-то человеческие чувства, пусть даже и не совсем те, какие ему хотелось бы услышать, — в голосе полицейского ощущалось разочарование, даже легкая досада. — Но видите ли, я в своей работе так часто имею дело с людьми, которые пытаются меня обмануть, что иногда мне трудно поверить и тем, кто говорит правду.

— Но я-то говорю правду! — заверил его Штефан.

— А если вы все-таки говорите неправду, — невозмутимо продолжал Дорн, — то имейте в виду: вам лучше во всем признаться. Кто знает, возможно, ситуация просто вышла у вас из-под контроля.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Штефан.

Дорн уже в который раз пожал плечами.

— А разве не могло быть так, что вы велели этому парню лишь немного припугнуть Хальберштейн? — рассуждал Дорн. — А он, выполняя ваше задание, просто немного перестарался?

— Что-о? — с негодованием воскликнул Штефан. — Вы с ума сошли?

— Даже если и сошел, то кое-какая способность соображать у меня все же осталась. — Дорн гнул свою линию. — Вы, видит Бог, далеко не первый, кто связывается с уголовниками, не осознавая при этом, что он, собственно говоря, делает. Если все было именно так, то вам лучше сказать мне сейчас правду.

— Так я и сказал вам правду, — выпалил Штефан. — Я не имею ко всей этой истории абсолютно никакого отношения.

— Если это действительно так, то почему вы тогда нервничаете? — спросил Вестманн.

— Потому что я считаю возмутительным то, что сейчас происходит, — ответил Штефан. — Вы являетесь ко мне домой, предъявляете мне какие-то нелепые обвинения и при этом еще хотите, чтобы я оставался спокойным?

— Мы всего лишь хотим узнать правду, — сказал Дорн. — И мы ее узнаем. Можете в этом не сомневаться.

— Ваши слова означают, вероятно, что-то наподобие «мы, приятель, все равно до тебя доберемся»? — сердито спросил Штефан.

— Именно так оно и есть, — подтвердил Дорн. — Но если вы действительно тут ни при чем, тогда вам нечего бояться. — Увидев, что Штефан вот-вот вспылит, он жестом попытался его сдержать. — Мне вполне понятны ваши эмоции. Тем не менее могу вас заверить, что мы обязательно узнаем правду, и, скорее всего, довольно быстро. Мы, конечно, не волшебники, но кое-какой опыт в подобных делах у нас есть.

— Не пройдет, наверное, и двадцати четырех часов, как этот парень будет уже в наших руках, — добавил Вестманн. — А расколоть его для нас — только вопрос времени. Вы даже не представляете, как быстро подобные типы начинают сдавать всех подряд, когда их берут за жабры.

— В таком случае, господа, я могу лишь пожелать вам всяческих успехов, — сказал Штефан. — Вы сможете убедиться сами в том, что я не имею ко всему этому никакого отношения. Тогда он просто сумасшедший.

— Или очень наивный человек, — заметил Дорн. — Такие методы, знаете ли, в реальной жизни почти никогда не срабатывают. Я с этим уже неоднократно сталкивался. Вы боитесь насилия, господин Мевес?

Штефан вздрогнул. «К чему это он?» — мелькнула мысль.

— Да, — признал Штефан. — А кто его не боится? И почему вы спрашиваете меня об этом?

— Вы считаете, что все боятся насилия, — продолжал Дорн. — Тем удивительнее тот факт, что многие вполне нормальные люди — такие, как вы или я, — пытаются прибегнуть к насилию, чтобы решить свои проблемы. Однако надо сказать, что в абсолютном большинстве случаев они тем самым создают себе еще больше проблем. С уголовными типами невозможно иметь дело, не вымазав при этом собственные руки в дерьме, а потому чаще всего подобные усилия рано или поздно оборачиваются против них самих. Если этот парень действительно псих, который почему-то решил немножко испортить жизнь и вам, и нам, то мы это обязательно выясним. Однако если вы все-таки о чем-то с ним договаривались, то имейте в виду, что от уголовных элементов весьма непросто отделаться и может случиться так, что через пару недель вы в моем кабинете будете умолять меня защитить вас от этого парня.