Девушка вспыхнула от смущения. Не так уж много она сделала. Ответила тихо:

– Встань, Фабиан, пожалуйста. И тебе спасибо.

Положение спас Гидеон. В нем не было ни на грош серьезности брата, так что он попросту обнял молодую жезлоносицу.

– Спасительница моя, братец прав, ангел ты и есть! Сильна небесная кровь. – Заглянул в лицо, нахмурился: – Устала, Паола?

Девушка молча кивнула.

Спустились с вершины холма дозорные, доложили: все чисто.

– Возвращаемся, – скомандовал Ольрик, – здесь больше делать нечего.

– А великан? – спросил Фабиан.

– Не с собой же тащить, – отмахнулся маг. – Отбиться помогли, теперь выживет.

– Стоило ли лезть, – буркнул кто-то из рыцарей. – Дикая неразумная тварь, из-за него могли погибнуть наши.

Ольрик помрачнел, в единый миг став похожим на грозовую тучу.

– Чтобы я такого больше не слышал! Дикая, неразумная – какой ни есть, а союзник! Великаны воюют за Горные кланы, и я удивлен, что рыцарям Империи нужно напоминать о договоре Империи с горцами!

– Гномы вылечат, – бросил Джастин. – Небось подоспеют вскоре.

Паола не стала слушать разгоравшийся спор. Медленно двинулась к дороге, где ждал их обоз. Гидеон пристроился рядом. Кидал на девушку короткие, искоса, взгляды, ей казалось – хочет что-то сказать, но не знает как. Это было не похоже на Гидеона, никогда он за словом в кошель не лез, и Паола подумала: тоже устал. Бой, рана, исцеление – немало для одного человека.

Белобрысый Кай метнулся навстречу.

– Господин!

– Чего орешь? – буркнул рыцарь. – Жив-здоров, все живы-здоровы. Найди лучше госпоже Паоле местечко поспать, она устала.

– А вон, – просияв, махнул на одну из телег оруженосец. – Там между шатрами мягко и не дует. Идемте, покажу.

Между свернутыми шатрами и впрямь оказалась очень уютная норка. Паола устроилась там, по-детски свернувшись клубочком, и, уже проваливаясь в сон, благодарно улыбнулась: Гидеон набросил на нее свой плащ.

Когда она проснулась, на небе сияли звезды. Паола перевернулась на спину, подтянув плащ Гидеона под самый подбородок: за северными рубежами Империи ночи даже летом стояли холодные. Звезды здесь казались ярче и крупней, чем в столице, словно само Небо было к земле ближе. Взгляд Паолы притянула одна – крохотная, но пронзительно яркая, драгоценным камнем сверкавшая точно над Паолой. В ее свете угадывалась голубизна точно такого оттенка, как у кристаллов Жизни у навершия ее, Паолы, жезла. Говорят, по звездам можно предсказывать судьбу. Если так, думала Паола, наверное, эта звезда – моя. Знать бы, что обещает…

Острова, загадала Паола, пусть это будут острова. Шум прибоя, белые паруса, ветер, обещающий опасности и открытия. Бескрайняя синева, бескрайний мир. Голубая звезда согласно мигнула, и Паола, улыбнувшись ей, снова заснула.

Ей снились острова. Желтые песчаные пляжи, белые буруны на коварно скрытых приливом скалах, белый парус в синих волнах. Развалины заброшенных городов, сияющая голубизна кристаллов, трава вокруг ее жезла. Ей снилось, как пахнущий солью и водорослями ветер ерошит ее волосы, и она счастливо улыбалась во сне.

Дальнейший путь протекал мирно. Через два дня отряд пересек границы Империи, и теперь опасаться стоило разве что праздного любопытства зевак. Но Ольрик лишь усмехался в бороду, когда навстречу отряду выбегали мальчишки, путались в ногах, норовили потрогать злых рыцарских коней, пощупать мечи и копья. Когда деревенские бабы и молодицы выносили недужных малышей, чтобы те прикоснулись к краю одежд «настоящего крылатого архангела», получив тем самым благословение Небес. Паола смущалась от такого внимания, приходилось напоминать себе: привыкай, это твое дело и твой долг. Стряхивала с крыла немного живительной силы, легко, почти без усилий – детишкам требовалось для излечения куда меньше, чем раненому рыцарю. Лишь однажды к ней принесли ребенка, который и в самом деле был плох: малыш метался в жару, хныкал тоненько, словно скулящий щенок, и Ольрик, едва прикоснувшись к тонкому запястью, молча покачал головой. Первые попытки исцеления словно на глухую стену натолкнулись: сила Паолы стекала в никуда, не касаясь горевшего в лихорадке ребенка.

– Ничего не понимаю, – призналась Паола. – Он как будто в темный кокон завернут.

– Ты это так видишь, девочка? – Ольрик задумчиво огладил бороду. Поглядел на потемневшую от отчаяния молодицу. Сказал решительно: – Вот что, мамаша, пойдем к тебе. Поглядеть надо.

Оставив рыцарей устраиваться на постоялом дворе, Ольрик и Паола прошли по деревне. Жили здесь богато и сытно: ребятишки крепенькие, в косах девочек красные ленты, девушки щеголяют цветными бусами в три ряда. Горшки на плетнях сушатся покупные, не самолепка, изукрашены узорами-оберегами. С такой деревни Империи – и налогов, и товаров, и бойцов, случись в них надобность.

Во дворе, куда завела молодица мага и Паолу, следы достатка угадывались не так явственно. Копошились возле хлева пестрые куры, сохли на протянутой через двор веревке детские рубашонки – простого, небеленого полотна, а какие и с заплатами на локтях. На крыльце девчушка лет пяти укачивала соломенную куклу.

– Одна я с ребятишками, – тихо пояснила женщина. – Кормильца нашего два года уж как медведь задрал.

– К вам медведи захаживают? – удивился Ольрик. – Куда ж мужики смотрят?

– К нам-то нет, – вздохнула вдова. – Горячая головушка у мужа моего была, сам пошел берлогу искать. Шубу добыть хотел. Уж отговаривала я его, а все зря.

Ольрик сделал круг по двору, время от времени останавливаясь и, точно ищейка, поводя носом. Девчонка с крыльца следила за ним, раскрыв рот. Маг подошел к дому, постоял, словно прислушиваясь к чему-то неслышному для остальных, и вдруг на четвереньках нырнул под крыльцо.

Девчонка прыснула.

Маг задом-задом выкарабкался из-под крыльца, чихнул, распрямился, по-стариковски держась за поясницу. И спросил, почему-то обращаясь не к молодице с больным малышом на руках, а к девчонке:

– Это что?

В руке мага болталась странная безделушка вроде связки серых и черных бусин на черном шнурке.

– Это цацка, – серьезно ответила девочка. – Ты, деда, такой старый, а не знаешь?

– Цацка, говоришь? – Ольрик стряхнул с бороды сухие травинки. – А откуда она здесь взялась?

– Эдька принес. – Девчушка, похоже, была не из тех, что при виде незнакомцев прячутся за мамкину юбку. – От приблуды пасечниковой принес и выкинул, а я обратно достала и спрятала. Он дурной, не понимает. Мальчишка!

– Эдька – это кто?

– Старший мой, – подала голос вдова. Ее малыш не то заснул, не то забылся, и женщина так и стояла посреди двора, укачивая своего младшего и с истовой надеждой глядя на мага.

– Где он сейчас?

– Коров пасет, – ответила девчонка. – Он у старого Гвара в подпасках ходит.

– В подпасках, говоришь? – Ольрик присел на крылечко рядом с девчонкой. – А тебя звать как?

– Мика. А это Леани. – Девчонка показала магу скрученную из соломенных жгутов куклу. – Она эльфа. Деда, а ты цацку мне отдай.

– Не отдам, – покачал головой Ольрик. – Брат твой правильно ее выкинул, плохая это цацка, недобрая. А ты мне, Мика, вот что скажи: ваш маленький эту цацку случайно не брал поиграть?

– Брал. – Мика закивала. – Только он глупый, он что ни возьмет, все в рот тянет. Я у него забрала.

– В рот тянул? – азартно переспросил Ольрик. Паола, до сих пор стоявшая тихо, невольно шагнула ближе: ищейка взяла след? Что ж там за «цацка» такая? Ольрик замахал на нее руками: – Стой где стоишь, не лезь. А ты, мамаша, поди сюда.

Что происходило в тихом дворике дальше, Паола даже и не поняла толком. Сначала Ольрик вроде бы просто смотрел малыша, вот только в какой-то миг Паолу едва к забору не отшвырнуло всплеском тяжелой, душной, чуждой и Небу, и Жизни магии. А после – мелькнуло в воздухе черное, и нагнала его слепящая молния…

Громыхнуло так, что с треском захлопнулись ставни на окнах, а веревку с постиранными рубашонками оборвало и снесло на крышу хлева. Заметались всполошенные куры, с карканьем шарахнулась прочь сидевшая на заборе ворона. Довольный Ольрик с хрустом размял пальцы. Махнул Паоле: