– Лиам.
Он обернулся. Аргза не смотрел на него.
– Да?
– Ты умеешь маневрировать кораблём? До сих пор ты вроде бы только настраивал саму систему и просчитывал траекторию. Как у тебя с прямым пилотированием?
Это было нехорошо. Очень, очень нехорошо. Сильвенио окончательно растерялся.
– Что? Я… я думаю, что справлюсь с пилотированием, если немного потренируюсь, но… разве это не ваша работа? Я имею в виду, раньше вас вроде бы вполне устраивало заниматься этим в одиночку, и…
Аргза молчал, по-прежнему глядя куда-то в чернеющую за окном пустоту. Сильвенио, проверяя возникшее вдруг предположение, медленно провёл перед его лицом ладонью, затем ещё раз и ещё, перекрывая свет от экрана консоли.
Глаза пирата за его ладонью не следили.
– Хватит махать у меня перед носом… чем бы ты там не махал, – Аргза вдруг скривился и оттолкнул его руку от себя. – Или ты думаешь, я решу, что это такой сквозняк?
Он закусил губу и выпрямился.
– Сир… вы…
– Да. Я абсолютно нихера не вижу. Сетчатку обожгло. Наш штатный очкарик сказал, что это временно, так что отставить панику. Если у тебя больше нет вопросов, будь добр, поставь пока эту посудину на автопилот и сам найди более-менее безопасный курс. Можешь скачать себе какой-нибудь симулятор и потренироваться пока на случай, если на нас нападут и придётся маневрировать.
– Да, но… доктор ведь наверняка сказал вам наложить на глаза повязку? Так сетчатка восстановится быстрее, и я бы на вашем месте последовал бы его совету…
Аргза резко наклонился вперёд, как отпущенная пружина – так, что он невольно отшатнулся – и больно ухватил его за локоть.
– Ты не на моём месте, – отрезал он сухо. – Чёрта с два я буду ходить с этой грёбаной повязкой, давая каждому встречному, в том числе и своим подчинённым, повод думать, будто я какой-то беспомощный калека и меня может надурить любой желающий! Я скажу тебе так, пташка: твою умную и полезную голову я, разумеется, отрывать не буду, в отличие от головы доктора, но тебя, если проболтаешься о моей слепоте даже случайно, тоже не ждёт ничего хорошего. Ты меня хорошо понял?
Сильвенио, забывшись, торопливо закивал, и только потом спохватился и заверил его в своей понятливости вслух. Иногда паранойя этого человека, подумалось ему, выходила за всяческие разумные пределы…
С каждым последующим днём недоумение Сильвенио всё возрастало. Откровенно говоря, он уже и сам не знал, восхищается ли он упёртостью Аргзы или же осуждает его за неё, но одно было ясно совершенно точно: раз приняв какое-либо решение, варвар следовал ему до самого конца. И уж если он вздумал скрывать ото всех свою слепоту, то делал для этого всё, что было в его силах. На первый взгляд его распорядок дня не изменился ни на йоту. Он вёл себя всё так же уверенно – шагал твёрдо, не спотыкался – он досконально знал свой корабль – не ходил с тростью, не шарил руками по стенам и окружающим предметам, по-прежнему бил провинившихся рабочих и проводил грабежи встречных кораблей, иногда, более того, лично руководил атакой. Неудивительно, что никто так ничего и не заметил. Даже Сильвенио, признаться, почти поверил, что слепота если и была, то исчезла после первого же дня. Почти – потому что он всё-таки знал правду, потому что видел, как раздуваются порой ноздри Аргзы, как он чутко, неуловимо дёргает головой на каждый непривычный звук, как он сжимает иногда челюсти, если нужно разобраться с какими-то мелкими деталями на глазах у своих солдат. Когда же ему не помогали его звериные инстинкты и обострившиеся в обмен на зрение другие чувства, он просто безмолвно приказывал Сильвенио побыть его глазами, и тот телепатически подключал его к собственному зрению. Часто такое проделывать он, правда, не мог, потому что после чересчур длительного такого "подключения" у Сильвенио нещадно болела голова, и весь остальной день он был вялым и рассеянным. Он отказывался предоставлять ему эту услугу только тогда, когда пират намеревался прикончить кого-то, пользуясь его глазами, и в таких случаях Аргза либо великодушно оставлял ничего не подозревающей жертве жизнь, либо убивал её сам, и в такие моменты он выглядел так зловеще, что Сильвенио казалось, будто варвар слышит, как бьётся сердце его цели. Рассуждать об этом можно было сколько угодно, но факт оставался фактом: за всё это время Аргза ни разу не промахнулся.
Впрочем, одно явное изменение всё же наблюдалось. Теперь ночами Аргза, убедившись, что основная часть экипажа спит, отправлялся в тренировочный зал, где обычно муштровались солдаты, и там, в одиночестве, заново учился сражаться. На манекенах, правда, упражняться было гораздо труднее, потому что механические куклы издавали только монотонный скрежет при движении и одинаковый на всех слабый запах железа и пластика. Сильвенио не знал, как он с этим справляется и справляется ли вообще, но в постель Аргза возвращался уже под утро, вымотанный до предела и совершенно обессиленный. Тем не менее, спать в свою комнату Сильвенио не уходил, хотя варвара и не хватало ни на что большее после его тренировок: ложась в кровать рядом с ним, Аргза теперь как-то по-особенному бережно прижимал его к себе, словно бы только его присутствие помогало ему хоть как-то расслабиться, и в такие моменты Сильвенио очень остро ощущал, насколько непривычно этому сильному, выносливому человеку вдруг оказаться в чём-то таким слабым. Аргза ничего не говорил ему ночью, но в его молчании отчётливо улавливалась окутавшая его смутная тревога и изрядно беспокоивший его вопрос, который он невольно задавал мысленно в никуда.
– Если бы вы выполняли предписания врача, то шансов на возвращение зрения было бы куда больше, – сказал ему Сильвенио однажды, прижимаясь лбом к его ключицам.
Аргза тогда только усмехнулся куда-то ему в макушку и не ответил.
– Вы сами губите своё здоровье, – сказал Сильвенио в другую ночь, пока Аргза, вернувшийся с сегодняшней тренировки пораньше, задумчиво касался его лица кончиками пальцев, заново его для себя изучая. – Я уверен, если бы не ваш разрушительный режим, который вы сами себе установили, вы бы уже давно вернули себе возможность видеть.
– У тебя так забавно ресницы щекочутся, когда ты моргаешь, – сообщил тот вместо ответа и зачем-то обхватил губами его нос.
– Почему вы такой упрямый? Я ведь хочу помочь, – сказал Сильвенио две ночи спустя.
– Прекрати читать мне лекции, или, клянусь, я просто трахну тебя в твой говорливый рот, – грубо отозвался пират и, вопреки своему угрожающему тону, начал медленно и осторожно, прислушиваясь к своим ощущениям, покрывать его долгими поцелуями.
Таким образом, ночи их тоже вернулись в свою колею.
***
Аргза недовольно поморщился, разминая затёкшую шею. Сильвенио некоторое время на него косился от консоли, уговаривая себя, что он вовсе не обязан помогать ему ещё и в этом, тем более, что это приносило варвару не то чтобы такие уж сильные страдания. Но уговаривать себя – это одно, а смотреть, как человек мучается – совсем другое, и он, вздохнув, встал за спиной сидевшего в кресле пирата, положив ему руки на плечи.
– Вы позволите, сир?
Тот напрягся было ещё сильнее, но затем вдруг кивнул и приспустил с плеч шубу. Сильвенио начал осторожно массировать его шею и плечи. Мышцы у варвара были тугие, жёсткие, почти каменные от не отпускающего его ни на минуту со дня потери зрения напряжения, и довольно быстро у Сильвенио стали уставать пальцы. Он уже хотел было взять небольшой перерыв – но тут, видимо, надавил на чувствительную точку, и Аргза вдруг тихо и блаженно застонал своим низким грудным голосом. От удивления Сильвенио забыл, что хотел отдохнуть, и продолжил массировать: Аргза ни разу не стонал даже ночью, достигнув пика удовольствия, и слышать от него подобные звуки было, мягко говоря, непривычно.
