Еве, застывшей в безмолвном восхищении, показалось, будто залитые пурпурными лучами заходящего солнца горы встают прямо из озера. Однако на самом деле до них еще было порядочно миль.

Когда они наконец припарковались возле отеля «Шато», стало почти совсем темно. Усталая, но с горящими от возбуждения глазами, Ева выбралась из машины и застыла, пораженная величиной сверкающего огнями здания. Было немного прохладнее, чем она думала. Свежий вечерний ветерок разрумянил ей щеки и проник под одежду. Девушка зябко поежилась.

Внутри «Шато» оказался точь-в-точь таким, каким Ева представила его себе еще снаружи. От восторга у нее захватило дух. Ей показалось, что она вдруг очутилась в сказочном дворце с огромными залами, высокими потолками, блестящим паркетом и роскошной мебелью. Это был какой-то другой, совершенно незнакомый ей мир.

Предположив, что Ева еще не совсем оправилась от пережитого потрясения, к тому же устала и продрогла, Ланс посоветовал заказать ужин в номера и пораньше улечься спать. Но Ева пришла в ужас при мысли, что может что-то упустить, и решительно запротестовала. Тогда путешественники решили поужинать внизу, в ресторане.

Потом, уже лежа в постели и пытаясь уснуть, она все еще радовалась тому, что сумела настоять на своем. Перед ее глазами все еще стоял только что закончившийся вечер. Это был триумф! Ева познакомилась с весьма приятным высоким молодым человеком с загорелым, немного грубоватым лицом, на котором то и дело появлялась улыбка, Тревором Стэнтоном. Он сидел за соседним столиком в компании своих друзей и время от времени с интересом, как она заметила, поглядывал в ее сторону. И было очевидно, что ему весьма по душе то, что он видит.

Само собой, девушка была польщена. Но так и не поняла, почудилось ли ей или нет, будто в глазах Ланса при этом появилось изумление. А когда он предложил Тревору присоединиться к их компании, не разобралась, порадовалась ли этому.

— И все же, — сонно пробормотала Ева, — вечер был восхитительным!

Утро выдалось солнечное и безветренное. Из окна своей спальни Ева увидела Руапеху — вулкан, на вершине которого им предстояло провести следующую ночь. Похожий на перевернутый конус, он горделиво вздымал увенчанную белоснежной шапкой голову, почти упираясь ею в ослепительно синюю гладь неба. Две другие горные вершины скромно прятались за его спиной.

— Там, похоже, не слишком жарко, — поежившись, заметила Ева.

— Ну что ты! — махнула рукой Пэм. — Держу пари, ты упаришься прежде, чем мы туда доберемся. И часа не пройдет, как ты вылезешь из свитера, так что не забудь поддеть под него футболку. И захвати какое-нибудь масло или крем от загара, иначе к вечеру тебя можно будет принять за краснокожую скво. Уж не говорю о том, что и чувствовать себя ты будешь соответственно! — Она хихикнула. — Зато насладишься вдоволь! И солнцем, и снегом!

— Надеюсь, так оно и будет, — буркнула Ева. — Жду не дождусь, когда сброшу с себя всю эту кучу. — Опустив глаза, она критически оглядела толстые шерстяные носки, тяжелые ботинки, теплые брюки из яркой шотландки и пушистый белый свитер, поверх которого накинула жакет. Перчатки и шапочка довершали ее туалет. — В жизни никогда так не куталась, ей-богу!

— Ничего, еще успеешь порадоваться, что тепло оделась. Не забывай, ночевать нам придется в хижине или маленьком шале на хребте Брюса. А там приходится надеяться только на спальный мешок. Ну, мы готовы? Ничего не забыла? Плед, темные очки, крем от загара?

Ева кивнула:

— Даже вот это захватила. — Под мышкой она держала свернутый в рулон толстый кусок пластика.

Когда уже, устроившись на сиденье подъемника, Ева взмыла вверх к укутанным в пушистые снеговые воротники пикам гор и склонам хребта Брюса, сплошь исчерченным следами лыж, ее пронзила упоительная дрожь. Одной рукой она судорожно прижала к себе свернутый плед и рюкзак с вещами, другой вцепилась в поручни и, казалось, вознеслась прямо в рай. Восхищенный взгляд девушки не мог оторваться от развернувшейся перед ней великолепной картины, а в животе неприятно заурчало — точь-в-точь как на карусели, когда отец еще маленькой девочкой возил ее на ярмарку в Вангарей. Но если на ней подъем чередовался со спуском, то сейчас Ева чувствовала себя птицей, взлетающей все выше и выше в небо.

Наконец она увидела под собой снег и Ланса, со смехом протягивавшего к ней руки, и ощутила себя совершенно счастливой.

— Как чудесно! — выдохнула Ева, восторженно оглядывая совершенно новый для нее мир, окрашенный в ослепительно белые и сине-голубые тона.

Неподалеку от подъемника стояли крошечные хижины. Их заваленные снегом крыши выглядели забавными меховыми шапками. К хижинам веселой гурьбой тянулись приехавшие. Кое-кто уже пристегивал лыжи, торопясь скатиться с вершины, а те, кто прибыли раньше, уже мелькали между остроконечными отрогами хребта, напоминая издали разноцветные вспышки праздничных огней, поскольку все были одеты в яркие куртки и свитера. В основном вокруг была молодежь — веселые, смеющиеся юноши и девушки.

— Ты собираешься кататься на лыжах? — поинтересовалась Ева у Ланса.

Глаза ее сверкали от возбуждения, как звезды. Чистый горный воздух разрумянил щеки и пьянил, словно молодое вино.

— Нет, милая. Это удовольствие для более опытных, чем я. — Он кивнул в сторону Тони и Пэм. — Городские пижоны из Лос-Анджелеса снег видят еще реже, чем кое-кто из известных мне жителей Северных территорий. А это что у тебя? — с любопытством поинтересовался он, окинув взглядом пухлый сверток у нее под мышкой.

— Что? Ах, это — это пластик вместо тобоггана [2].

— Вместо тобоггана? — удивился Ланс.

— Вот именно, — не утерпев, вмешалась Пэм. — Большинство из тех, кто приезжает сюда на конец недели, но не умеет кататься на горных лыжах, привозят его с собой. Вот, смотри: берешь пластик, расстилаешь его, потом садишься или, если хочешь, ложишься на него — и чем тебе не тобогган? Даже лучше! Пошли, оставим вещи в каком-нибудь шале, если, конечно, удастся отыскать свободное. А потом мы с Тони покажем вам склон, который предпочитают новички.

Скоро Пэм и Тони уехали, оставив Еву и Ланса возле немногочисленной группы тех, кто предпочитал горным лыжам санки. Какое-то время понаблюдав за ними, Ева дернула Ланса за рукав:

— Взгляни вон на ту парочку, съехавшую вниз, — у них как раз пластик! И вон у тех ребятишек тоже!

Ланс кивнул:

— О'кей, считай, что я согласен. Даже готов разок попробовать.

Расстелив на снегу кусок толстого пластика, они аккуратно расправили его.

— Вот теперь хорошо. — Ева захлопала в ладоши, немного неуклюже поднялась на ноги и, украдкой покосившись на Ланса, лукаво предложила: — Могу уступить тебе место спереди, если хочешь, конечно.

Обернувшись к ней, Ланс смерил ее подозрительным взглядом.

— Трусиха! — фыркнул он, презрительно выпятив губу, и с решительным видом уселся на кусок пластика, крепко ухватившись руками за его передний край.

Ева, весело рассмеявшись, устроилась позади, обхватив его за талию, вытянув вперед ноги. Оттолкнувшись, они быстро заскользили вниз по склону, постепенно набирая скорость. Толстый пластик с хрустом сминал легкий слой снега, крохотные льдинки веером взлетали в воздух, запутываясь в волосах и оседая на ресницах, словно снежная пыль.

Головокружительный спуск завершился у подножия горы самым неожиданным образом: пластик вдруг резко крутанул и парочка с хохотом вывалилась в снег.

— Ну надо же! — воскликнула Ева, вскакивая. — Пошли скатимся еще разок! Только, чур, теперь я впереди! — И, потащив за собой импровизированный тобогган, принялась карабкаться вверх по склону.

Добравшись до вершины, Ева оглянулась. Сердце стучало в груди словно бешеное, перед глазами плыли красные круги. Она покачнулась, с трудом удержавшись на ногах.

Ланс скоро догнал ее. И, тоже тяжело дыша, проворчал:

— Для чего нестись сломя голову? У нас впереди еще целый день, успеем накататься вволю!