– Кто это меня тут всуе поминает? – перебил, появляясь из своей комнаты, Лева. Саню удивило то, что он, как и отец, был в костюме и при галстуке. У них в классе никто так не одевался, и в будни, и в праздники ходили в футболках или толстовках, в узких джинсах или (в зависимости от пристрастий и принадлежности к той или иной субкультуре), наоборот, в очень широких штанах, расклешенных книзу или с растянутым поясом, так, чтобы была видна резинка трусов. И уж точно блестящих модельных туфель, как у обоих Залмоксисов, никто не носил, все больше кеды или кроссовки.
– Ну, ты даешь! – только и сказал Санька.
Дверь спальни чуть приоткрылась, оттуда сразу потянуло тяжелым запахом приторно-сладких духов.
– Левушка, ты уже уходишь? – послышался из-за двери резкий высокий голос. – Смотри, долго не засиживайся и никого не провожай, возвращайся пораньше! Будешь выходить – позвони, и, как домой придешь, тоже сразу нам отзвони…
– Левушка, в гостях веди себя прилично, – передразнил ее муж, – девочек нехороших не провожай, а если пойдешь провожать, то подолгу с ними не целуйся – на улице полно хулиганов, они тебя за ушки оттаскают… – И он потянулся руками к сыну, чтобы показать, как хулиганы оттаскают его за уши.
Лева, не промолвив ни слова, движением самбиста отбросил руки отца и тут же вцепился ему в лацканы пиджака. Тот вывернулся и в ответ сграбастал его за плечи.
Санек удивился и даже немного испугался, увидев, что отец и сын борются, похоже, всерьез. Сопя, они топтались в тесной прихожей, стараясь приложить друг друга о стену. Закачались подвешенные на лесках пейзажи, что-то хрустнуло, что-то грохнулось на пол. Сашка прижался всем телом к обитой мягкой кожей двери, чувствуя себя, как человек, ненароком оказавшийся в клетке с расплясавшимися слонами. На шум из спальни выплыла Левина мама, тоже невысокая, очень полная и какая-то круглая сразу во всех местах. У других толстых женщин обычно что-то где-то выдается – у кого грудь, у кого попа, у кого живот, – а Софья Яковлевна была везде ровная, как шарик на массивных ножках.
Увидев, что происходит, она оглушительно закричала резким птичьим голосом:
– Да что ж вы такое делаете! Мерзавцы! А пуговицы! Пуговицы!
И, схватив платяную щетку на длинной ручке, принялась колошматить по плечам, по головам, по могучим спинам своих сына и мужа. Санек был вконец ошеломлен. Он только и мечтал приоткрыть дверь хоть на маленькую щелочку и выскользнуть из квартиры на лестницу.
К счастью, через несколько секунд все стихло. Ни щетка не сломалась, ни пуговицы не поотлетали, ни Санька не впечатали в дверь или в стену. Отец и сын поправили друг другу галстуки, пригладили перед зеркалом прически и как ни в чем не бывало вместе с Софьей Яковлевной и Саньком пошли к машине.
После школы время у Левы было расписано по минутам. Два раза в неделю он качался на тренажерах в фитнес-центре, два раза к нему приходила репетиторша по английскому. Кроме того, он еще и посещал занятия в еврейском молодежном клубе, и все это было только дополнением к основному и любимому занятию – компьютеру.
Чтобы как-то справиться с этой лавиной дел, Лева еще в восьмом классе изобрел целую науку – школологию. По крайней мере, так он сам говорил ребятам. Суть науки заключалась в том, чтобы точно предсказать, когда тебя вызовут на уроке по физике или, скажем, по биологии. Заранее подготовиться на «отлично», получить свою пятерку – и затем уже совершенно спокойно ничего не делать до следующей даты. Одноклассники слушали Льва с любопытством и ждали каких-то научных открытий, основанных на сложных математических разработках. А между тем суть этой своеобразной науки оказалась элементарной.
Лева завел файл в «Экселе», набил столбиком фамилии одноклассников и сделал страницы по отдельным предметам, проще говоря, создал собственную персональную копию классного журнала. И аккуратно проставлял в него, кого когда спросили и (на всякий случай) какую отметку поставили. Все очень просто. Но очень действенно. Любой из одноклассников мог при желании заглянуть в Левин файл (он был у него на инернет-странице в свободном доступе) и установить, что его спросили всего один раз, а кое-кого уже и по третьему, значит, надо быть наготове – скоро вызовут.
Сазонову и Белопольскому, как лучшим друзьям, Лев рассказал, что есть у него и другие открытия. Например, математичка, поставив двойку, обязательно спрашивала этого ученика снова на следующем же уроке или через урок – чтобы исправить отметку. Историк иногда ставил в классном журнале двойки карандашом, чтобы стереть их, подводя итоги четверти. Учительницы помоложе всегда начинали с того, что опрашивали учеников по алфавиту, и тем, чьи фамилии начинались на А, Б и В, приходилось туго. А Снежная Королева, преподававшая русский язык и литературу, была очень злопамятна и почти гарантированно вызывала к доске того, кто на предыдущем уроке во время объяснения темы плохо слушал, болтал или вертелся. Еще Лев открыл, что контрольные по разным предметам устраивались примерно раз в месяц, не в понедельник и не в пятницу, и день такого испытания легко было заранее вычислить. Лев догадался, что в школе действует правило – не больше одной контрольной в день. На вторую за день контрольную можно было напороться лишь в конце четверти.
Приложением к этому знаменитому файлу было расписание уроков – не только своего класса и параллельного, но и девятых и десятых. Лева постоянно общался в Интернете с ребятами из тех классов и обменивался с ними информацией. Настаивал, что суть его метода не в том, чтобы не заглядывать в учебники, а в том, чтобы учителя никогда не застали тебя врасплох. И не застанут, если, конечно, не прознают о его системе. Поэтому он требовал от учеников клятвенных заверений, что слухи о школологии не дойдут до преподавателей. Ежу понятно – если его система станет достоянием общественности, Леве не поздоровится, и никакая мама в родительском комитете не поможет. Официально с ним, конечно, никто ничего не сделает – мало ли кто какие файлы в своем собственном компьютере ведет. Но то – официально. А на свете очень много неофициального, в том числе и в две тысячи четырнадцатой школе…
Все мальчишки и девчонки их класса время от времени заглядывали в заветный файл. Но внимательнее всех Левины исследования изучал другой любитель тайных схем и секретных записей – Тема Белопольский. Не делал этого только Сашка Сазонов, у которого единственного в классе не было тогда не только компьютера, но даже денег на посещение интернет-клуба. Конечно, ему очень хотелось поглядеть схему, и несколько раз он уже совсем было собрался попросить Льва сделать распечатку, но не решился. Гордость какая-то мешала, что ли… А Лев сам не предлагал, скорее всего, просто не догадывался. Потому, наверное, Сашка и учился на одни тройки. Хотя, если быть честным перед собой, то дело заключалось не в этом…
После лета, обзаведшись наконец компьютером, Саня чуть ли не сразу заглянул на Левкину персональную страницу. Однако в начале года методика еще не заработала, и Лев в этом честно признавался. Ведь не по всем предметам ребят опросили даже по первому разу, а без исходной информации нельзя строить дальнейшие прогнозы…
В этом году Левка ввел в обиход еще одну новую моду, не имевшую никакого отношения ни к схемам, ни к расчетам. В основном занятия старших классов проходили на третьем этаже школы, и еще прошлой весной мальчики высовывались из окна, вцепившись окаменевшими пальцами в подоконник, и оставляли свои автографы на школьных кирпичах снаружи – кто дальше распишется. Санек Сазонов тогда победил. А теперь с Левиной подачи возникла новая проделка. Сентябрь стоял теплый, окна на переменах были открыты настежь и закрывались только тогда, когда в класс заходил учитель. И вот кто-нибудь из парней – Залмоксис, Гравитц, Сазонов, даже осторожный Белопольский – вбегал в класс, со всего маху проносился вдоль доски от двери до окна и одним прыжком вскакивал на подоконник – казалось, вот-вот вылетит наружу… Но герой замирал в картинной позе, раскинув руки, а потом как ни в чем не бывало, спрыгивал на пол и шел за свою парту. Важно было совершить этот трюк, когда все уже займут места и будет достигнут наибольший эффект. Девчонки поначалу не могли удержаться от визга.
