Однажды, когда Сашка был классе во втором или третьем, он застал такую компанию, придя из школы с очередной двойкой и замечанием в дневнике о плохом поведении на уроке. Один из отцовых приятелей сказал тогда Николаю Александровичу:

– Смотри, Лексаныч, пропустишь срок! Сына пороть надо, пока поперек лавки лежит! Как вдоль лавки ляжет, поздно уже будет его воспитывать!

Санька покраснел и попытался поскорее выскользнуть из кухни. Но отец рассердился не на шутку:

– Ты мне в доме моем не указывай, – заорал он пьяным голосом, – кого тут как укладывать и кого как пороть! Я сына своего ни разу и пальцем не тронул! Правду я говорю, Шурка?

Сын только кивнул. А третий приятель, сидевший за столом, поддакнул:

– И правильно. Разве ты можешь ребенка ударить? У тебя же второй удар – по крышке гроба!

Только через несколько лет Сашка понял смысл этой мрачной шутки. Физически отец действительно был очень силен, сыну несколько раз приходилось наблюдать, как он быстро утихомиривал хулиганов на улице, у магазина или у пивнушки. И Саньку своего учил, чтобы тот всегда, когда надо, мог постоять за себя и за других.

– Ты – мой сын, – говорил Николай Александрович. – Я тебя в обиду никогда никому не дам. Случись что серьезное – беги сразу ко мне, я тебе всегда помогу. Но по любому чиху к папке бегать тоже не годится. Мужчина должен уметь и сдачи дать. Ты вот по утрам зарядку делаешь?

– Ну, типа.

– С гантелями?

– С гантелями.

– Ну и хорошо. Значит, вот. Драться надо так…

И далее следовала целая лекция о том, как, с кем и до какого результата следует драться.

– Правило первое – не попади на чужую кодлу. Кодла – это когда их больше двух. Увидел – поворот налево кругом – и уходи огородами. С девчонкой идешь – уводи девчонку, с дружком – уводи дружка. Не вздумай вступать в разговор, отвечать на вопросы. Никогда не любопытствуй, никогда не нарывайся, никогда не бойся убежать. Это не стыдно. Кинутся за вами – драпайте от них что есть силы. Долго бегать они не любят.

Сашке хотелось что-то сказать, спросить, может быть, даже возразить, но он отчего-то не решался.

– Но зато… – продолжал отец. – Зато, когда бьются одноклассники, друзья, товарищи, вообще знакомые, – никогда не уходи. Никогда не прячься за их спинами. Кто тебе достался – больше он тебя или меньше, того и дубась. Не бойся и не ярись, себя не теряй. В каждый миг ты должен точно знать, что он может тебе сделать. Если он пытается произвести захват, поймать на прием – отвечай прямым в челюсть. Когда увидишь, что махаются по-серьезному – бей в глаз или в нос – это самое лучшее дело, как юшка потечет, сразу к маме захочется. Всегда береги пах: колени чуть подсогнуты, чтобы можно было увернуться от удара ногой. Ноги – они хоть рук и длиннее, но медленней. И помни: пока ты сам бьешь, ты чужих ударов не чувствуешь…

И еще, и еще, и еще… Санек слушал отца с огромным вниманием и тут же рвался применять полученные знания на деле. В школе он дрался чуть ли не каждый день, выбирая противников и выше ростом, и заведомо сильнее. И что же? Те действительно часто пасовали перед его самозабвенными наскоками. Хотя иногда и украшали синяками. Но Сашка приносил их домой с гордостью.

За Сазоновым закрепилась слава отпетого драчуна, мать стали вызывать в школу, грозить отчислением, та плакала, ругала отца за то, чему тот учит Сашку. Но Николай Александрович только отмахивался:

– Да ладно, делов-то! Растут мальчишки, кулаки чешутся. Со всеми так было… Увидишь – это пройдет.

И оказался прав. Классу к восьмому Сане уже надоело задирать всех и каждого, появились другие интересы. Только отец этого не увидел – к тому времени он с ними уже не жил.

Странные отношения были у них с отцом всю пока еще не слишком долгую Санькину жизнь – их, точно на качелях, вечно кидало из стороны в сторону. От младенческого обожания к неприязни и почти ненависти к вечно пьяному родителю, от жгучей обиды после развода до попытки наладить контакт. Не вполне удачной, впрочем, попытки.

На тот момент Сашка учился в восьмом классе и, как и все сверстники, был страстным болельщиком. Однажды в субботу, в конце октября, он отправился из дому ни свет ни заря, чтобы купить билеты на сенсационный матч между «Спартаком» и «Динамо». Это был один из первых дней, когда в Москве выпал снег. Многие деревья не успели еще сбросить листья, а тополя вообще даже еще не пожелтели – снег таял на их мутно-зеленой клеклой листве. Как всегда при сломе погоды, дул пронизывающий ветер, холод пробирал до костей.

Пока Санька доехал, пока отстоял очередь, пока вернулся – было, наверное, уже около часу. Подходя к дому, он увидел отца, разговаривавшего с соседом снизу. Тот вышел из дома прифранченный, по-зимнему уже тепло одетый в новенький пуховик. И, казалось, не знал, как ему отделаться от приятеля, который топтался рядом в кургузой курточке, старых джинсах, да к тому же еще и небритый, щеки и подбородок отца покрывала густая рыжая щетина. Вскоре из подъезда вышли жена и дочь соседа, он торопливо погрузил семейство в машину и укатил. Оставшись в одиночестве, Николай Александрович огляделся по сторонам – и тут увидел подходившего сына. Кинулся ему навстречу, обнял за плечи и неожиданно сказал:

– Пойдем пивка попьем!

Такое предложение от отца Санька услышал первый раз в жизни. Раньше на семейных праздниках ему иногда наливали рюмку домашней наливки, но после развода родителей спиртное из дома Сазоновых вообще исчезло, мать на него даже смотреть не могла. Конечно, к тринадцати годам Санек уже пробовал разный алкоголь, в том числе и водку, которая ему страшно не понравилась. Но одно дело выдуть бутылку пива или банку коктейля с друзьями – и совсем другое «пойти выпить» вместе с отцом, наравне с ним, точно двое взрослых мужчин. От растерянности он даже ответить не смог, только закивал.

Отец рванул широкими шагами, увлекая сына за собой. Тот быстро догадался, куда они идут: в пивной зал, который назвали «Аврора», потому что из его окон были видны три трубы ближней теплоцентрали – ни дать ни взять, как у легендарного крейсера. Пивнушка была из дешевых, здесь в основном собирались районные ханыги, народ поприличнее обходил бар стороной. Но отца это не смущало. Он взял по большой кружке себе и сыну, пристроился с ним за столом у окна (пить и закусывать в «Авроре» можно было только стоя) и начал с ним «мужской» разговор по душам.

Вспомнить потом, о чем именно они тогда беседовали, дословно или близко к тексту, Санька, как ему ни хотелось, не мог – алкоголь сделал свое дело, здорово замутил и разум и память. Осталось только смутное ощущение, какие-то обрывочные воспоминания… Но ясно было одно – после этого разговора его отношение к отцу резко переменилось. Откровения Николая Александровича, который внезапно распахнул перед сыном душу, заставили Санька на многое взглянуть совершенно иначе, по-новому. Парень с удивлением узнал, что семья распалась не из-за того, что отец «плохой» и «бросил их с матерью», а оттого, что тот окончательно понял – жизнь с ним под одной крышей жене и сыну только в тягость. Он спивается – и не может не пить, потому что считает спиртное единственным светлым моментом в своей неудавшейся жизни. Жизни, которая на старте была полна надежд и благородных стремлений, утонувших в грязи серой жестокой реальности. Идя работать в милицию наивным лопоухим пацаном, он мечтал, что будет бороться с преступниками и помогать хорошим людям, а оказалось… Оказалось такое, о чем и говорить-то не хочется. Так он и загубил свою жизнь, менять что-то теперь уже поздно. Пусть сын смотрит на него и делает выводы. В частности, о том, что остался в семье за мужчину, чтобы берег мать, был ей опорой. Она славная женщина и заслуживает куда лучшей участи, чем та, что выпала на ее долю.

Санька помнил: после этой исповеди ему не то чтобы стало жалко отца, жалость это все-таки какое-то не очень хорошее, унизительное чувство. Тут скорее было сопереживание. Он до глубины души проникся отцовскими словами и даже стал просить, чтобы тот вернулся домой – ведь он, Санька, все понял, значит, поймет и мать… Но отец домой не пошел.