— Следуя доброму совету Ретифа, я направлюсь в «Коронованный дельфин», дабы собрать слухи о веселых парижских вечеринках и их устроителях. Уверен, у Президентши найдется, что мне рассказать. Вас же, Пьер, я попрошу разузнать как можно больше об изобретателе и ремесленнике Бурдье, что живет на углу улицы Канетт. Его намерены привлечь к секретной работе, и Сартин хочет знать, насколько можно ему доверять.
Взглянув на часы, он обнаружил, что уже половина второго.
— Встречаемся здесь в семь часов.
Направляясь к поджидавшему его фиакру, Николя обратил внимание, что прежнего мальчишку на побегушках сменил новый, словно выращенный из того же семечка, что и его предшественник, состоявший нынче на службе у господина министра морского флота. По дороге он с удовлетворением отметил, что улицу Руаяль, наконец, принялись приводить в порядок: камни и траншеи, ставшие причиной печальных событий 1770 года, полностью исчезли. При виде «Коронованного дельфина» на него вновь нахлынули воспоминания о его первых шагах в Париже. Маленькая негритяночка, превратившаяся в высокую статную молодую женщину, по-прежнему исполняла обязанности привратницы; вот и сейчас она распахнула дверь и, увидев Николя, радостно бросилась ему на шею.
— О, как хозяйка обрадуется, увидев господина!
Ее восторги удивили его, ибо его отношения с Президентшей, новой содержательницей веселого дома, никогда не были особенно дружескими. Впрочем, он был благодарен ей за то, что в Лондоне она не сумела удержать язык за зубами, иначе он бы так никогда и не узнал о своем отцовстве.
Когда он вошел в гостиную, ему показалось, что время вернулось на четырнадцать лет назад. Закутавшись в шелковую шаль с цветочным узором, в обитом гобеленом кресле дремала Полетта, прежняя хозяйка дома. Складок на ее лице и шее стало больше, но их по-прежнему покрывал толстый слой белил и румян. Распахнувшийся пеньюар приоткрывал чудовищно раздувшиеся ноги, окруженные волнами розовых ленточек. Массивная фигура владелицы заведения напоминала цветочный прилавок на рынке, из-под которого торчали распухшие ступни, всунутые в потертые кожаные баретки без задников. Он кашлянул, чтобы обратить на себя внимание. Фигура зашевелилась, и внезапно, как прежде, на него испытующе уставились маленькие глазки, а расплывшееся лицо озарила двусмысленная улыбка. Приподняв парик, Полетта почесала лысую, словно шар из слоновой кости, голову. Он вспомнил, что прежде она очень заботилась об остатках своей шевелюры и каждый вечер втирала в голову мазь из бычьего костного мозга и флердоранжевой воды. Прошли годы… Она угадала его мысли.
— Ну, что косишься… да, это моя бедная голова, — произнесла она со своеобычной фамильярностью. — Уже тогда на ней три волосинки было, а теперь и вовсе ничего не осталось, и чтобы вымыть, вполне хватает губки. Никаких паразитов, никаких расчесов. Все чисто и гладко. Черт побери, да не стой ты, разинув рот! Что ты на меня так пялишься? Ну да, я снова заняла свое место да и еще кое-какие занять намерена.
— Но… где же Президентша?
— Ах, не напоминай мне о ней! Едва оказавшись у руля, она вообразила себя красавицей писаной, решила, будто она кума королю!
Полетта перекрестилась.
— Вместо того чтобы делать то, что я ее просила, она начала корчить из себя хозяйку, интриговать, выпивать, развлекаться и заниматься пустяками. И то, что я собирала столько лет тяжелым трудом, разлетелось в мгновение ока.
— И тогда?
— Ты меня знаешь. Я не злопамятна, за лишний грош гноить не буду, но молоко стало выкипать, и на горизонте замаячил судебный исполнитель. Вот и пришлось мне покинуть свою нору и своих бедняков и прибыть сюда спасать домишко. А то бы он давно ко дну пошел. Ох, можешь себе представить, сколько пришлось гнуть спину, чтобы все восстановить. Президентша пустила все на самотек, и каждый этим пользовался, в ущерб репутации дома. Ну а когда госпожа Катастрофа, наконец, убралась восвояси, я, позабыв о своих хворобах, вновь взяла на себя управление делами. Ах, как жаль, что Сатин…
Она вздохнула.
— Однако, вид у вас вполне бодрый, — с улыбкой заметил Николя. — Может, чуточку полноты и прибавилось, но румянец по-прежнему ослепительный.
— Вольно ж тебе надо мной смеяться! А ведь это все из-за тебя. Зачем ты бросил Сатин? Я оказалась слишком послушной лошадкой. Господи, и с чего это я вдруг упала в объятия твоего мэтра патлена, господина де Ноблекура, которого я и знать не знала, ни от ивы, ни от Адама…
— Ни от Евы, ни от Адама, — поправил Николя.
— Не путай меня! Ну и ловко же он меня обворожил, этот твой адвокат! Госпожа Полетта и так, госпожа Полетта и сяк. Мне бы идти своей дорожкой, верить только тому, что сама знаю, и не слушать никаких подсказок. А Полетта на старости лет решила в прятки поиграть. И оно вот что вышло! Подловили старушку на ее доброте, на любви к малютке, на желании старому дружку угодить, тебе то есть. А в результате? Она снова вляпалась в дела и окончательно потеряла покой.
Полетта громко захныкала, но Николя отметил, что из глаз ее не выкатилось ни слезинки.
— Успокойтесь, — произнес он, — вы принесли счастье Сатин и моему сыну, этот поступок многого стоит в глазах Господа.
— Он еще за Сатин говорить станет! — заметила она, зло поджимая губы. — Ты сделал ее несчастной. Вчера я была у нее на улице Бак. Ты хотел, чтобы она торчала в лавке, словно белые кружева помогут смыть ее прошлое… Послушай, оставь ее в покое, пусть поступает так, как считает нужным. Похоже, ты забыл, что твой сын появился на свет среди аристократок парижского дна, и как бы ты ни хотел, он станет пастись там, где он ползал в младенчестве! Так что иди, господин маркиз, своим путем…
Николя кусал губы, понимая, что должен сдержаться и промолчать. Перебранка не приведет ни к чему хорошему, тем более что в желчных словах старой сводни много правды. Надо обойтись без угроз и оскорблений, иначе Полетта упрется и не скажет ничего.
— Это личное дело, — произнес он, — и мы обсудим его на холодную голову. А сейчас моей дражайшей подруге Полетте хорошо бы вспомнить, что ее дом пользуется особым расположением полиции, и ежели она желает и дальше сим расположением пользоваться…
Она принужденно улыбнулась.
— Ага, так вот о чем мы запели… Надо полагать, ты хочешь кое-что вызнать у старухи Полетты?
— Прекрасная Полетта, вы всегда понимаете людей, готовых с вами договориться. Было время, когда вы устраивали вечеринки в частных домах и ставили там спектакли, где изображали страсть едва ли ни с большим пылом, чем на деле. А как с этим обстоят дела сегодня?
— Все по-прежнему, — с угрюмым видом ответила она. — Хотя времена, конечно, изменились, и теперь любители сами договариваются между собой.
— Что вы хотите этим сказать?
Крошечные глазки заморгали, словно в них ударил яркий свет.
— Несколько раз ко мне приходил молодой человек и уговаривал найти ему молоденьких особ для его сераля и «помощничков», хорошо сложенных жеребцов, тех, которые способны… Словом, Полетта не станет греть руки на такого рода делишках.
— Как он выглядел?
— Обычный хлыщ, довольно юный.
— Если он явится еще раз, сообщите мне.
— Я не играю в эти игры, мой мальчик. У меня своя мораль. Я и так слишком много тебе рассказала. Увы, дела идут все хуже и хуже, девицы прибывают отовсюду, и всем хочется чего-нибудь новенького. Время семейных домов прошло! Настало время крышевателей и сводников.
— Полетта верна своим принципам, — с улыбкой произнес Николя. — Дом содержится лучше некуда, никаких игр, постоянные девушки и наилучшие отношения с полицией. Прощайте.
— Смейся, смейся над своей бедной подружкой, — проскрипела Полетта. — От тебя одни неприятности.
Она заворочалась, и кресло заскрипело под ее грузным телом.
— Вы впервые не предложили мне своего ликера, — уходя, бросил Николя.
Ответом ему стала смачная брань и звон разбившегося о стенку фарфора.