— Наверняка именно ее, — кивнула Рина. — Но где же она может быть?

— Не знаю, — пожала плечами Цекай. — Скорее всего, она прячется или готовится к чему-то. Не может же она просто пойти к Светотени и попробовать ей что-нибудь сделать.

— Я даже не представляю, как она сможет хоть что-нибудь сделать Светотени, — покачала головой Рина. — Она так сильна и могущественна, за ней знания всего ее рода и такая магия, которая нам и не снилась!

— А мне всегда было интересно, что могут сделать Проклятые против Светотени. Но ничего подобного раньше не происходило, и узнать нельзя.

— О ней говорят, — возразил Грауд, — значит, она уже есть.

— Может, они знают такие заклинания, которые ей недоступны? — предположил Лорриал.

— А может, она знает о какой-то слабости Светотени?

— Но если она убьет Светотень, — задумалась Цекай, — Силана останется без своего правителя…

— Проклятый может стать правителем! — заметила Рина.

— Тогда почему же любому Проклятому не убить Светотень и не занять трон?

— Зачем? — удивился Грауд.

— Ради власти! — воскликнула Цекай, потому что это было само собой разумеющееся. Она помнила еще из человеческой истории, как братья бились за трон на смерть. — А ты, Курой, что думаешь?

— По-моему, мы слишком много просто болтаем. Еще ничего не известно. Сейчас для нас главное — добраться до Саалла, а по пути не привлекать к себе внимания, — ответил он.

Глава 1 4

Пустырь

Горы меняли свои очертания. Раньше послушные и гладкие, теперь они были скорее похожи на небольшие холмы, которые наклонились под силой ветра, но вскоре, взбунтовавшись, взвились вверх непокорными острыми вершинами. Они тянулись к самому небу, не страшась ни яркого солнца, ни холодного воздуха. Словно шпили готического собора, они неслись в вышину, прокалывая крупные и неповоротливые облака, а маленькие и хрупкие заставляя с благоговейным трепетом кружиться вокруг. Крохотные деревья не могли подняться вслед за скалами, но отчаянно старались не отставать от них. Они упорно ползли вверх по склону, упрямо цепляясь за крутые утесы, но, ослабевая, становились все меньше и меньше… Теперь лес посылал вперед не высоченные сосны, а крохотные елочки, продолжающие пробираться вперед. Но тут им мешал ветер и холод. Елочки дрожали, но не останавливались. Тогда на их пути вставали сугробы ледяного снега, не желающего таять даже под таким близким солнцем, которое, казалось, совсем рядом. Только протяни веточку, и ты согреешься. Но нет. На этой высоте теплое светило приносило только холод.

Тогда даже елочки сдавались, понимая, что горы победили их. А вершины все неслись и неслись вверх, радуясь своему могуществу. Они снисходительно глядели вниз на лес, реки, поля, которым недоступна такая высота. А на самом верху, среди снега и льда, где холодно и ветрено, казалось, не может выжить ничто живое. Только на Земле люди осмеливаются, как лес, бросить вызов горам, а в этом мире почти никому не было известно, что там, в вышине, тонущей в небе, и почему снег там не тает летом, а год за годом белей облаков. Многие говорили, что там, в королевстве белого цвета, живут Барсы, но это только слухи, которые непременно появляются вокруг чего-то необычного. Ведь горы — это не магия, которая проста и ясна, это — что-то большее, тайное и неизведанное, очевидное, но вместе с тем такое сложное.

Красивый зильн пролетел над самой вершиной, едва не задев ее лапами. Где-то здесь, совсем рядом, его дом и дети. Они на самом верху самой высокой горы. Там безопасно, там надежно. Зильн весь белоснежный, и его невозможно увидеть сверху, даже глаза у него такие светлые, что их трудно разглядеть. Этот зильн многое знал и многое видел, он был стар, почти как эти горы. Они помнили его совсем маленьким и крошечным, а он их — пологими и гладкими, только покрывшимися бесконечными трещинками и впадинами. Все это время горы были спокойны и хранили молчание, вслушиваясь в происходящее. Но ничему не удивлялись. Даже войны рас их не удивляли: их причины были понятны и ясны. Но теперь происходило что-то новое. Никогда еще столько голубей не пролетало через это место, никогда еще не были столь красноречивы и эмоциональны их послания. Никогда еще не были они такими разными и громкими. Сегодня зильн поймал одного голубя и в белых лапах нес его с собой. Тот бы еще жив, но не сопротивлялся: он знал, что это бесполезно. Зильн все равно гораздо сильнее. Сегодня послание до кого-то не дойдет. Зильн не знал, до кого. Ему это было неинтересно. Гораздо любопытнее было бы узнать, о чем это послание, потому что зильны, как и горы, любили послушать.

Зильн добрался до своей вершины. Там ждала теплая пещера, где были его дети. Они радостно загалдели, увидев отца с голубем в лапах. Зильн приземлился и запрыгал вперед. В самой глубине своего дома он швырнул голубя на пол, и тот с интересом посмотрел на детей зильна. Те обступили его кольцом. Они были еще совсем неуклюжи, едва держались на ногах и не выглядели такими величественными, как их отец. Летать они тоже не умели. Пока зильн стряхивал с себя снег, голубь тихо сидел на полу. Он знал, что его ждет. Зильны любили есть голубей, практически только ради них они спускались вниз. Сейчас, когда король гор был занят, у птицы даже не мелькнула мысль о бегстве. Это бессмысленно. Его жизнь оборвалась, как только он оказался пойманным. Даже если ему удастся добраться до выхода, он обречен умереть от холода. Здесь было лучше, тем более что сейчас, в тепле и полумраке, он мог исполнить самое главное желание в своей жизни. Зильн подошел к детям, столпившимся вокруг голубя, и спокойно произнес:

— Говори, птица. Говори все, что знаешь.

— Да! Да! — весело отозвались его дети.

Голубь торжествовал. Если бы его клюв мог улыбаться, он бы улыбнулся. Потому что голуби, как и силанцы, любили рассказывать.

***

Был уже вечер, и все трое слезли с единорогов и стали искать место, где можно переночевать. Вскоре Курой заметил небольшую пещеру. Им пришлось немного подняться вверх, чтобы забраться в нее. Там они расседлали единорогов. Отвязав от Грауда все свои вещи, Цекай стала наблюдать за Юрией и снова поразилась ее предусмотрительности. Сама она, конечно, и не предполагала, что им придется спать на земле, а потому даже не задумалась над тем, что для этого нужно. А Юрия прекрасно это осознавала, и потому взяла все и для Цекай, которая только теперь поняла, чем так забит ее весьма внушительного вида рюкзак.

Юрия молча протянула ей что-то вроде спального мешка. Девушка с интересом его развернула: ей никогда не приходилось пользоваться чем-то подобным. Пока Курой ходил к реке наполнять их многочисленные фляги, Цекай пыталась развести костер. Юрия, конечно, знала, как это сделать, но не стала мешать девушке осваивать посох. Та простым Ейгенцем пыталась поджечь уже приготовленные ветки, но добиться нужного результата ей удалось не сразу. Когда это все-таки произошло, она была горда собой.

Юрия села читать свою книгу, голубь все еще сидел на ее голове и не думал слетать, а Цекай вышла на воздух и огляделась по сторонам. Вокруг было очень красиво: солнце уже почти село, но его свет еще горел вдали. Теперь девушка поняла, почему закаты иногда сравнивают с пожаром. На Силане все закаты были такие, неповторимые и яркие, в то время как на Земле их обычно не видно за высокими домами. Перед глазами у девушки снова появился разрушенный, полностью уничтоженный Густан, и брови сами собой поползли к переносице. Она не могла выбросить его из головы целый день и только сейчас на секунду отвлеклась от мрачных мыслей. Еще ей не давало покоя, что те, кто напал на город, возможно, где-то поблизости. А что если они нападут на нас ночью? Хотя единороги говорят, что их рядом нет… но…Цекай передернуло, когда она вспомнила, как искромсали густанцев. До этого она считала, что секиры гоблинов просто не способны резать. Ломать кости — да, но для большего они казались слишком тупыми. Но, оказывается, она ошибалась. Цекай повернулась назад, чтобы подняться чуть выше по горе, и увидела Куроя, спускающегося вниз. Девушка удивилась, что не услышала его приближения, но даже сейчас, когда она уже видела, как он мягко идет по камням, не могла уловить звук его шагов. Склон был крут, но казалось, что Курою от этого только удобнее, он легко выбирал себе путь среди торчащих в разные стороны камней.