Из всего множества норвежских копий до нашего времени сохранились только наконечники, но случайные находки в болотах или могильниках позволяют нам восстановить их внешний вид. Известная находка в болоте у селения Вимозе содержала свыше тысячи наконечников, но только пять полностью сохранившихся копий. Это сохранившееся оружие достигало в длину от 6,5 до 11 футов.
Норвежские луки делались из дерева: из вяза или, намного реже, из тиса – и обычно имели длину около пяти футов. Стрелы различались по длине, в зависимости от веса и размера лука. Древки стрел, найденных в болоте под Торсбъёргом, варьировались по размеру от 26 до 35 дюймов, имея при этом около полудюйма в диаметре. Самые длинные предназначались для значительного по размерам лука, причем тетива, по всей видимости, оттягивалась до самого уха, как это делали и английские лучники более поздних времен.
Норвежцы, ценившие поэзию и искусство стихосложения наравне с воинским искусством, дали много поэтических названий своему оружию и защитному вооружению. Так, мечи именовались, помимо прочего, «блеск битвы», «волк раны», «ненавистник кольчуг», «язык ножен», «огонь щита».
Копья получают в сагах поэтические имена – «трость Одина», «летучая змея», «летящий дракон раны». Боевые топоры, многие из которых были ужасным оружием – с широким лезвием, великолепно сделанные и украшенные, – превращались в поэтических строках в «ведьму шлема», «грозу щитов».
Стрелы именовались «градом битвы», «птицею лука», «летящим древком» и многими другими подобными названиями. Свои, порой весьма вычурные, имена имели и щиты: «укрытие битвы», «сеть для стрел», «стена битвы», «крыша жилища Одина». Brynjas получали такие имена, как «кафтан битвы», «камзол Одина», «волк копий», «вязанье войны» и др.
И совершенно естественно, что столь либимые викингами драккары тоже получали в сагах поэтические имена: «Олень прибоя», «Морской конь», «Сани морского короля», «Чайка фьорда», «Ворон ветра», «Морская цапля» и др. Само же море именовалось как «страна кораблей», «дорога морского короля», «ожерелье суши»; а ветры и шторма становились «убийцами кораблей», «волками парусов», «уничтожителями лесов» и т. п. Такими аллюзиями пересыпаны тексты саг, создавая специфическую смесь поэзии и варварства, в точности соответствуя природе викингов той отдаленной эпохи.
Физическая сила и искусство обращения с оружием, естественно, были весьма значимым фетишем для скандинавов, как и для всех полуварварских народов. Нет ничего удивительного в том, что в цивилизации, где физическая сила в большинстве случаев знаменовала собой право и где сила человека и искусство в обращении с оружием в значительной степени определяли его положение в обществе, воинская подготовка и атлетические упражнения занимали значительную часть времени подростка. Скандинавы взрослели очень рано, как и большинство людей тех лет. Шестнадцатилетний юноша уже вполне мог считаться испытанным воином.
Норвежцы, как представляется, обожали соревноваться только ради славы, хотя во многих состязаниях и устанавливались определенные награды. Саги буквально переполнены различными описаниями (весьма нудными, надо признаться) знаменитых прыжков или выстрелов либо повествованиями о необычайных соревнованиях в силе. Даже предполагая некоторые преувеличения, нельзя не признать, что они создают представление о чрезвычайно мужественном и стойком народе, привыкающем с колыбели переносить трудности и постоянно готовом к сражениям. Одновременно стремились не пренебрегать разносторонним развитием личности. Хотя человек мог оставаться незнакомым с чтением, письмом и счетом (да эти таланты, как правило, были ему и не нужны в жизни), хорошо воспитанный норвежец из хорошей семьи должен был быть в состоянии подыграть себе на арфе, распевая под ее звуки песню, которую он тут же сочинил по тому или иному случаю. Он также должен был знать на память длинные отрывки из различных саг, уметь играть в шашки и шахматы, загадывать и отгадывать сложные загадки, которые составляли, похоже, любимую забаву этого народа.
Бег наперегонки, скалолазание, прыжки, плавание и борьба были чрезвычайно популярны. Даже игры с мячом изобиловали такими жестокостями, что могли удовлетворить самых кровожадных зрителей. «…Игра была очень жесткая, и к вечеру шестеро из людей Страндира были мертвы, из людей же Ботна никто не пострадал; когда же стемнело, обе команды разошлись по домам».
Имеются в сагах и упоминания о менее жестоких ежедневных упражнениях. «…И на следующее утро братья занялись игрою в мяч и провели за нею весь день; они грубо толкали людей, и те грохались на землю, а кое-кого избивали. К вечеру у трех игроков были сломаны руки, а многие были искалечены…»
Даже невинные на первый взгляд развлечения вроде перетягивания каната могли закончиться серьезными травмами. «Король сказал: «Завтра в этом зале мы будем перетягивать над огнем очага овечью шкуру…» Король повелел принести им шкуру. Они стали тянуть ее каждый на себя изо всех сил, едва спасаясь от падения в огонь… Хьёрд сказал Хастиги: «Погоди, сейчас я потяну изо всех сил, и ты не долго проживешь». – «Проживу», – ответил Хастиги. После этих слов Хьёрд со всей силы дернул шкуру, и втянул Хастиги в огонь, и набросил шкуру на него; потом прыгнул ему на спину, а затем пошел к своей скамье…» («Сага о Хьялматере и Ольверсе»).
Плавание, так же как и бег и прыжки, часто происходило в полном воинском снаряжении.
«Затем он (Эгиль) взял свой шлем, меч и копье; он отломил древко копья и бросил его в воду; он завернул свое оружие в свой плащ, сделав из него сверток, и привязал его за спиной. Он прыгнул в воду и поплыл через залив к острову» («Сага об Эгиле»).
Разумеется, главным достоинством воина было его искусство в обращении с оружием. «Сага о Трюггвасоне» повествует о великом короле Олафе[1] следующее: «Король Олаф во всех отношениях, кто бы ни говорил о нем, был величайшим в Норвегии знатоком оружия, он был самым искусным и самым сильным воином, и много повествований о его искусстве было записано… Он мог одинаково искусно сражаться обеими руками и бросать два копья зараз».
Про него также рассказывали, что он мог обежать вокруг драккара, ступая с одного весла на другое, которыми в это время продолжали грести, да еще при этом жонглируя тремя ножами. Сага полна описаниями великих подвигов короля, в которых он превосходит всех своих соперников в стрельбе, беге, плавании и скалолазании. Но и все великие военачальники и короли должны были побеждать в некоторых из этих видов единоборств – если бы они не были способны на такое, то быстро потеряли бы всякое уважение.
В большом почете было и метательное оружие, и в сагах мы постоянно встречаем повествования о выдающихся бросках дротиков и о стрелах, пущенных так, что они расщепляли другие, уже сидящие в мишени. Деяние, аналогичное трюку Вильгельма Телля, упоминается в ряде повествований, а в одном из них место яблока даже занимает орех.
Одинаково свободное владение мечом и копьем любой рукой было весьма полезным достоинством – неожиданный переброс меча из одной руки в другую часто приводил к решающему результату во время боя. «Сага о Фаеринге» повествует о некоем Зигмунде, который «показал свое искусство. Он подбросил свой меч в воздух и перехватил его левой рукой, перебросив щит на правую руку, и ударил Рандвера мечом, отрубив ему правую ногу ниже колена».
Подобно всем людям, находящимся на подобной ступени развития и культуры, норвежцы не сразу пришли к пониманию необходимости определенного строя для успешного сражения. Целью каждого честолюбивого воина было прослыть искусным бойцом. Как указывает один из авторов саг, это было нелегкой задачей среди людей, «одинаково храбрых и безрассудно играющих своими жизнями, искусно владеющих оружием».
Но уже начинало появляться что-то вроде общественного мнения, и случалось так, что местная знаменитость по части владения оружием становилась также и местной головной болью и порой была вынуждена искать себе место где-нибудь в не обжитых еще районах, предпочтительно в далекой Гренландии, подальше от доведенных до бешенства соседей.
