Даже рокот мотора не мог заглушить гул стремительно несущейся воды. И река, и окружающие ее горы, и отвесно спускающиеся прямо в воду скальные прижимы, под которыми чудились бездонные глубины – все было настолько величественно и мощно, что внушало невольный суеверный страх даже Валере Седых, с детства привыкшему к этим картинам, не говоря о тех, кто впервые попадал в эти места. Наверное, самые приземленные и прозаичные люди должны были чувствовать свою мелкость и ничтожность по сравнению с грандиозностью и дикостью местной природы. Казалось, что-то невидимое, но огромное и непостижимое нависает над этими безлюдными местами, напоминая человеку, как мало он значит посреди вечности.

Тоболях показался на высоком левом берегу ближе к полудню. Валера причалил катер к деревянным мосткам, обмотал цепь вокруг сваи и пристегнул ее замком. Предосторожность была излишняя, потому что похищения лодок, да и вообще случаев воровства тут не случалось, и цепь служила лишь для того, чтобы лодку не унесло течением. Сбросив полушубки, все четверо вышли из катера, Виноградов сменил вязаную шапочку на милицейскую фуражку, и по проложенной от берега дороге они стали подниматься к поселку. Пистолеты были спрятаны под одеждой, только у участкового кобура висела на виду.

Четверка мальчишек с карабинами на плечах вывернула из-за здания фермы совершенно неожиданно. У каждого из них на левой руке имелась простая красная повязка без каких-нибудь надписей или опознавательных знаков.

– Стойте! – скомандовал один из парней. – Кто вы такие?

Сикорский, назначенный руководителем делегации, хотел выйти вперед, но его опередил Пройдисвит, что-то быстро проговоривший по-якутски.

– Что ты ему сказал? – зло спросил его Стас.

– Что мы представители дирекции прииска и хотим встретиться с местным руководством, – ответил тот.

– Впредь при нас разговаривай с ними только по-русски, – жестко приказал Сикорский. – Мы должны все понимать. И чтобы в следующий раз не лез вперед, командую здесь я.

– Раз вы считаете себя начальником, я тоже попрошу вас соблюдать субординацию и не тыкать подчиненным! – высокомерно ответил Пройдисвит.

Сикорский удивленно хмыкнул и, отвернувшись от Пройдисвита, шепнул участковому:

– Давай, Вася, действуй!

Винокуров шумно выдохнул и создал на лице непрошибаемо-ментовское выражение.

– Участковый инспектор районного отдела внутренних дел лейтенант милиции Винокуров! – представился он и неожиданно, даже для Сикорского, никак не ожидавшего от лейтенанта такой прыти, попер буром. – А вы кто такие? Почему с оружием? Разрешение имеется?

Как ни странно, но его напор подействовал. Мальчишки растерялись, и один из них стал виновато оправдываться:

– Так мы это… мы из национальной гвардии, вот… у нас командир есть, нас назначили! Вот! – он зачем-то выставил вперед локоть с красной повязкой.

– Что еще за гвардия? – рявкнул, входя во вкус Винокуров, но тут же умолк, потому что из-за угла появился еще один паренек, чуть постарше первой четверки, но выглядевший гораздо уверенней. Он был одет во что-то наподобие натовского обмундирования и тоже имел карабин на плече.

– Национальная гвардия, народное вооруженное формирование национального округа Тоболях! – важно заявил он. – Создано по решению общего схода для защиты законных интересов коренного населения. Я его командир. И все лица, находящиеся на территории округа, должны подчиняться нашим требованиям!

Пройдисвит почему-то удивленно смотрел на парня, но молчал.

– А как насчет того, что на территории района я представляю государственную власть? – поправив на голове фуражку, ехидно спросил Винокуров и уточнил: – Власть Российского государства!

– В условиях создавшегося чрезвычайного положения действие старых законов приостановлено. Приоритет получили указы главы национального округа, утвержденные на общем сходе, – парень чесал умными словами, как по писаному, отчего его подчиненные загордились и, поглаживая приклады карабинов, приняли воинственный вид.

– Это Кривошапкин, что ли, такие указы издает? – не поверил Валера.

– Зачем Кривошапкин? – ответил тот, и по прозвучавшим в его голосе презрительным ноткам Седых понял, что со стариком дело неладно. – Кривошапкина переизбрали, теперь глава округа – Илья Григорьевич Атласов, депутат Ил Тумэн, Государственного собрания республики.

Валера заметил, что, услышав эту фамилию, Сикорский передернулся, и лицо его перекосилось, будто он проглотил лимон без сахара. А у Пройдисвита, наоборот, рот расплылся в улыбке до ушей, он бросился к парню со словами:

– Володя, ты? А я тебя сначала и не узнал! Вырос-то как!

Тот на секунду нахмурился, потом радостно закричал:

– Ромка! Ты откуда здесь?

Седых еще не знал, что сулит для их миссии это знакомство, и стоял, ожидая развития событий. Сикорский, воспользовавшись тем, что общее внимание переключилось на Пройдисвита, быстро зашептал ему на ухо:

– Валера, полный облом! Мне никак нельзя показываться на глаза этому Атласову! Если он увидит меня, будет совсем хреново. Так что планы меняются. Я останусь здесь вроде как сторожить катер, а вы идите к нему. Ты присматривай за Пройдисвитом, что-то мне сильно не нравится, как он себя ведет.

– Но мне надо обязательно встретиться с Кривошапкиным! – возразил Валера.

– Потом! Нельзя оставлять Пройдисвита без присмотра, боюсь, может гадостей наделать. А лейтенант против него не потянет. Ты знаешь, о чем надо договариваться, слышал, что директор говорил? Давай, Валера, иди, я на тебя надеюсь! А когда вернетесь, сходим к Кривошапкину вместе.

Все это время Роман Пройдисвит и молодой якут продолжали охлопывать друг друга и что-то восклицать. Вопреки приказу Сикорского Роман сразу перешел на якутский язык. Сикорский пошептался с Винокуровым, и тот, обращаясь к командиру «гвардейцев», важно сказал:

– Хватит, поговорите позже, а сейчас проводи нас к своему старшему, мы с ним будем разговаривать.

Парень оторвался от Пройдисвита и посмотрел на милиционера, как смотрят на мелкое, но досадное препятствие вроде путающейся под ногами бездомной дворняжки или бедного родственника, явившегося без приглашения на семейное торжество.

– Не проводи, а проводите, – произнес он высокомерно, – и не к старшему, а к главе национального округа. Но я не уверен, что он вас примет.

От такой наглости у лейтенанта чуть фуражка с головы не упала, и он открыл уже рот, чтобы сделать молодому надлежащий отлуп, но Валера дернул его за рукав:

– Не зарывайся! – шепнул он. – Вспомни, что директор говорил, будь дипломатичнее. Нам ведь еще вопросы решать.

Здание администрации, бревенчатое строение, отличающееся от остальных построек лишь большим размером, стояло в центре поселка. Справа от входа висел флаг – белый круг на голубом поле, а под ним три полосы – белая, красная и зеленая. Слева, там, где по всем правилам положено было висеть российскому триколору, было пусто, и это навело Валеру на определенные, не очень приятные мысли. Внутри здания топилась печь, и было тепло. Глава «национального округа» вопреки словам молодого якута принял их, хоть и продержал минут пятнадцать в приемной, больше похожей на обычные деревенские сени. Сам глава важно восседал за довольно пошарпанным письменным столом и делал вид, что изучает какую-то бумажку, для прочтения которой вовсе не требовалось столько времени.

Когда они следом за провожатым вошли в кабинет и его хозяин неохотно оторвался от своего занятия, Валера сразу понял, что их с молодым якутом связывают родственные отношения. Скорее всего молодой был сыном Атласова. Это для новичков местные жители на одно лицо, а Валера давно привык к ним и даже научился по некоторым признакам отличать якутов от эвенов или, скажем, юкагиров. У этих же двоих сходство между собой было поразительным.

Атласов обвел глазами вошедших. При виде Пройдисвита его губы растянулись в улыбку.