Мужчина нигде не ошибся, проговорил все этапы вслух, используя соответствующие медицинские термины. Наклонился и, зажав резиновые ноздри, вдувал воздух в нужном темпе.
Гаэтано мучился уже довольно продолжительное время. Он забывал, что надо делать, стеснялся объяснять свои действия вслух, был невнимателен, как в школе.
У него были очень сильные руки — недаром он подтягивался дома на перекладине. Он был одним из немногих среди присутствующих, кто мог бы сделать сердечный массаж, и рассчитывал на это. Выпускница медицинского факультета сделала ему замечание:
«Вы забыли положить голову в правильное положение. Так воздух не будет поступать».
«Точно, ну ладно…»
Кое-как приподнял голову имитатора. Прижал губы к резине спокойно, без проблем, слишком сильно вдувал. Посмеивался:
«Так я ему все легкие выдую…»
Они ушли, зашли в бар рядом с парком, где воняло псиной. Устали — ведь провели там все утро. Проделали искусственное дыхание сперва новорожденному, потом и почти взрослому ребенку.
«Было интересно».
«Было кошмарно».
Он прямо впился в круассан, продолжая говорить с набитым ртом.
«Вся эта последовательность действий… ни хрена не помню, что за чем…»
«Кто-нибудь из нас двоих должен уметь спасти жизнь ребенку…»
«Я не смогу никого спасти. Лучше «скорую» вызвать… А еще лучше, чтобы он сам вызвал…»
Папаша в галстуке тоже вошел в бар и теперь улыбался, положив руку на плечо жены. Они выглядели как обычная пара: она не накрашена, волосы собраны в хвост, в резиновых сапогах с разноцветными грибами, он в дождевике. Делия посмотрела на них, особо не задерживая взгляда, не разглядывая их.
Гаэ говорил ей:
«У тебя прекрасно получилось».
Делия вскинула глаза, чтобы тут же снова опустить их, уставившись на металлическую стойку с пролитым кофе.
«Нет, у меня руки слабые».
Гаэтано оставил недопитой полчашки капучино. Пока закуривал сигарету, выйдя на улицу, слишком громко сказал:
«Тебе что, понравился тот промокший хрен?»
«Мне он показался серьезным человеком».
«Неуверенный в себе кретин… да еще с этаким баритоном…»
«Заботливый отец… У него дети, и он вполне разумно хочет суметь в случае чего прийти им на помощь».
«Да он обосрется со страху…»
«А ты что сделаешь?»
«Тоже обосрусь… Но я хотя бы не строю из себя идиота. Ему хотелось переспать с докторшей, я тебе точно говорю. Он так пялился на нее, пока сосал этот хренов имитатор…»
«Ты кроме секса ни о чем другом не думаешь!»
«Это не я, весь мир думает об этом. А я всего лишь часть мира».
«Ты всегда принижаешь людей, их усилия».
«Да какие усилия, Делия… Ты думаешь, он делал что-то серьезное?»
«Думаю, да. Делал все возможное, стараясь уважать людей… своих детей… жену».
«Да ты видела его жену-то?»
«Симпатичная женщина».
«Симпатичная? На грани самоубийства».
«Ну почему другие всегда хуже нас? Почему ты не можешь представить, что они, наоборот, много лучше нас, сильнее любят друг друга… с большим вниманием относятся в жизни к другим…»
«Я что, не такой внимательный?»
«Нет. Можно сказать, нет».
Он шел через небольшой сквер, настроенный враждебно, раздосадованный плохой погодой и собаками, впереди Делии. Они прошли еще немного, стараясь не наступить на собачье дерьмо. Он обернулся.
«Ты меня больше не любишь».
Она попыталась придумать какой-никакой ответ… посредственный, как и все остальное здесь. Подслащивая горе слипшимся сахаром. Он ткнул в нее пальцем. Лицо мрачное, без всякой надежды.
«Ты стала неискренней!»
Делия начинала краситься в машине перед тем, как отвезти Нико в садик. Останавливалась подальше, у бара, включала аварийку и накладывала румяна на бледные щеки.
В голове ее возник тот мужчина, муж другой. Более уродливой, менее ухоженной, чем она сама, но, похоже, намного более счастливой.
Он тоже возил сына в садик, на мопеде, в своем дождевике. Жена беременная, так что возил он, перед работой.
Делия шпионила за ним, не поднимая глаз. Он присел на колено рядом с ней, снимая со своего сына куртку.
Гаэтано в это время еще спал или, может, сидел на толчке, исполняя утренний ритуал. А может, стоял на балкончике в трусах и курил свой первый косячок в компании с голубями.
Делия смотрела на мужчину, который гладил сына по голове, прощался с ним. Гладил торопливым нежным движением. Она дышала их покоем. Он не поднимался с колена еще несколько секунд, сын повернулся попрощаться с ним, как маленький мужчина.
«Пока, папа».
Делия прыгала вокруг Нико, который в последнее время испортился, никак не хотел расставаться, плакал. Клала ему лакрицу в один карман, платок для соплей — в другой.
Эпизодически они встречались в баре. Он иногда останавливался выпить там кофе, и Делия тоже взяла это в привычку.
Она не общалась с другими матерями, которые организовывали благотворительные лотереи и готовили костюмы для театрализованных представлений. Была от них в стороне.
Они разговорились. Он подошел к ней, опять в своем дождевике, держа шлем в руке. И теперь они назвали друг друга по имени.
«Привет, Делия».
«Привет, Джанкарло».
Ей нравилось встречать его; может быть, она даже и ждала его. Она всегда находила себе место в одном и том же углу, у кассы (в это время в баре было не протолкнуться). Ей достаточно было поздороваться с ним кивком подбородка, взмахом руки. Если он не появлялся, ничего страшного. Но достаточно было увидеть его, как она тут же чувствовала себя лучше. Он поднимал настроение, внушал доверие. Стал ей в какой-то степени близок. Она вспоминала большую резиновую куклу, его спокойные перекрещенные ладони, изображающие выполнение сердечного массажа.
Она думала о собственном сердце. Временами оно давало о себе знать. Ей надо было встряхнуть рукой, сильно потрясти ею так, чтобы избавиться от боли, выбраться из тисков.
Гаэтано ни за что не смог бы спасти ей жизнь, он слишком рассеян, слишком занят решением своих проблем. Она любила его, но больше не верила ему. Устала раскачиваться на качелях удушливых чувств и жить в борьбе с ними.
Джанкарло приносил ей чувство покоя. Он не был красавцем: слегка плотного сложения и довольно заурядной внешности. Быть может, лысел (сбривал волосы машинкой), но его широкие плечи напоминали стену, на которую можно опереться. С красными венками в глазах и улыбкой, от которой у него смеялось все лицо до самого лба.
Случалось, они смеялись вместе. Он отпускал шуточки насчет курятника мамашек.
«Эти дамочки все время здесь ошиваются?»
Делия кивнула.
«Не работают?»
Делия помотала головой.
«Везет им».
«Интересно, кого они ждут?»
Делия засмеялась. Не исключено, что они ждали того, кого сейчас ждала и она, мужа другой женщины, любого мужчину, чтобы только улыбнуться. А может, пойти в этом дальше? Но у нее никогда не возникало мысли изменить Гаэтано, она не могла и представить себе близость с другим.
Однако ей приснился сон, что она лежит на большом желтом поле, с обнаженной грудью и Джанкарло в своем дождевике делает ей искусственное дыхание, как делал его кукле-тренажеру, в том же самом темпе, а потом нажимает руками на ее грудь, ища сердце, осторожно, чтобы не сломать ей ребра. И она чувствует удары, доносящиеся из глубины, удары, которые медленно возвращают ее к жизни, словно спящую принцессу.
Она принялась следить за этим мужчиной, за жизнью его семьи, которая протекала рядом с ее собственной. Видела его с женой во второй половине дня на детском спектакле в честь Рождества. Она сидела, положив руки на живот, а он стоял с маленькой видеокамерой, как и большинство отцов. Гаэтано не пошел, он уехал в Милан, сочинял свои шутки для шоу-программы, в которой люди ссорятся. Но в любом случае он никогда бы не снял на камеру своего сына в одежде трубочиста — он ненавидел всеобщее увлечение домашним видео. Она упрекнула его в этом: