К вновь прибывшим подлетел хозяин. Запричитал радушно и заискивающе:

– Ви таки не повег’ите, как я г’ад вас видеть. – Он развел руки в сторону, будто собирался обнять всех троих путников разом. Но, заметив мужичка, осекся и даже сделал шаг назад.

– И ты будь здрав, – ответил Ягайло. – Не заселил в нашу светелку уже кого? Плачено-то вперед. Помнишь?

– Да что ви пг’идумываете? Как можно? – Хозяин снова всплеснул руками. – Комната закрыта, все вещи в целости и сохранности. Друга вашего… – он притушил голос и склонился ближе к Ягайло, – я помог пг’оводить. И постаг’ался сделать все так, чтоб никто не заметил.

– Спасибо, – ответил Ягайло. – А сейчас не мог бы ты нам баньку организовать, обмыться как-то да вещички простирнуть. Вишь, уляпанные все какие. А платья женского у тебя не сыщется, отроковице переодеть?

– Платья, увы, не сыщется, да и баньки нет, постояльцы не пг’осят обычно. Но могу выставить у задней стены большую кадушку и наполнить ее теплой водой. Подойдет вам?

– Будет тебе за это от меня низкий поклон, – поблагодарил витязь. – Да не смотри, как алкающий пищи Ящер[12], и заплачу, конечно, тоже.

Ягайло почувствовал, как кто-то дергает его за рукав. Обернулся, поглядел в просительные глаза мужичка.

– Ты это, деньги землянину верни.

– Какие такие деньги? О чем ви? – замахал короткопалыми ручками хозяин, словно отталкивал что-то от груди.

– Какие деньги-то тебе вернуть? – Ягайло обернулся к мужичку.

– Да как же, – засуетился мужичок. – Я вот давеча привез два пуда репы, пшена мешок и ногу коровью, а он говорил…

– Да что я говог’ил, что говог’ил? – перебил его хозяин. – Г’епы было полтог’а пуда от силы, а нога ког’овья, та вообще…

– Цыц! – рявкнул Ягайло. – Хватит вам препираться! Слушать мочи нет. Завтра на свежую голову об том поговорим. А сейчас ключ неси, – обратился он уже только к хозяину. – Готовь иди кадушку свою, мы придем скоро. И поесть чего собери, да неси прямо в светлицу, тягостно нам будет вниз к столу спускаться.

Хозяин попятился, закланялся, раздвинул спиной отделяющую зал от кухни занавеску и исчез в пахучем нутре.

Мужик помог витязю довести уже почти не хромающую девицу до комнаты. Принесенным ключом Ягайло отомкнул замок и заглянул внутрь. Его постель осталась нетронутой, и кутыль с вещами лежал так же, как он его оставил. Лавка, на которой спал Акимка, белела темным верхом, тюфяк с нее сняли и унесли. Наверное, пропитался грязью болотной да кровью из раны. Кожаного баула, набитого всякими нужными вещами, деньгами, грамотами и прочим, тоже не было. Видать, его забрал «паломник», для того и остался, чтоб передать вернувшемуся Ягайло. Что ж, и с этим тоже завтра, а пока мыться и спать. Спутники зашли в комнату. Мужичонка не проронил ни слова, только вздохнул. Девица с интересом огляделась.

– Скромненько, да чистенько, – одобрила она. – Только бы перегородку какую поставить надо, раз ты, витязь, о второй опочивальне не озаботился.

– В тесноте, да не в обиде, тем более, что со второй опочивальней и не выйдет пока. Хозяин наверняка денег вперед затребует, а вся мошна в Акимкином бауле была. А баул… – Он осекся и замолчал.

– А сам Акимка где? И это кто? – спросила девица.

– Потом расскажу, не сейчас, – буркнул Ягайло. Зашарил по светелке, зачем-то даже заглянул под кровать. – Что б такого придумать-то тебе надеть? А то от платья хуже, чем от овина, разит.

– Да и ты, витязь, не розами пахнешь, – грубовато ответила девица.

– У меня зато порты есть переодеть да рубаха, а тебе не в мокром же ходить?

Девица заозиралась беспомощно, теребя узелок платка на шее.

– Я могу помочь, – подал голос Никифор.

– Как же ты поможешь?

– У меня в телеге под соломой платье женино лежит. Возил к мастерице одной, вышивку сделать к Иванову дню[13]. Вот, забрал. Оно тебе, девка, великовато будет, но пока твое не высохнет, походишь, коль не побрезгуешь.

– Спасибо, я дело твое доброе запомню, – как-то уж очень серьезно ответила та.

– Да пустое, – отмахнулся мужичок.

– Пойдешь с нами мыться? – спросил его Ягайло.

– Не, не так чтоб запачкался сильно. Схожу за платьем да кобылку проведаю, а то старая она уже, а сегодня эвон сколько поездить пришлось. – С этим Никифор развернулся и исчез за дверью.

– Хороший все-таки человек Никишка, хоть на первый взгляд и ядовит, как мухомор, – задумчиво произнесла девица. – Редко таких встретишь.

– Да господь с тобой, Евлампия, – удивился Ягайло. – Таких, почитай, каждый первый по Руси.

– При дворе княжьем я росла, там люди иной раз друг другу хуже волков.

– Не след нам за княжий двор кручиниться. Далеко до него. О себе думать надо. Давай уж, пошли, покуда вода обещанная не остыла.

Они вышли из комнаты, и Ягайло запер дверь на ключ. Прошли узким коридором и спустились по шаткой лестнице на задний двор, обнесенный глиняной, в полтора роста, стеной. Ясеневая кадушка полсажени в поперечнике манила горячим парком над темной гладью налитой в нее воды.

– Давай, Евлампия, первой полезай, пока не остыло. Обмоешься быстро, а потом уж и я. Вон и Никишка с платьем идет.

Мужичок подошел, церемонно неся на вытянутых руках платье беленого сукна. Подол был расшит золотой нитью с камешками. Павлиньи глаза, перья жар-птиц, башни и маковки невиданных городов играли-переливались в падающем из окон свете.

– Кто ж красоту такую сотворил?

– Да есть у нас девчоночка одна. Колченогая от рождения. Но, видать, что Бог в ноги недодал, в руки-то и ушло. Такая мастерица… Евлампия, слезно прошу, не заляпай.

Мужичок торжественно передал платье с рук на руки витязю и зашагал прочь. Ягайло так же, на поднятых руках, преподнес его девице.

– Ты еще на колено встань, – хохотнула она. – И будешь прям как лыцарь с картинки. Да не красней, а повесь лучше на край, а очи опусти, а еще лучше вообще уйди. Мне раздеться надо.

Ягайло пожал плечами, положил платье на край кадушки и сел спиной. Сорвал былинку и сунул в рот, прислушиваясь к плескам и вздохам за спиной.

– Витязь, – вывел его из задумчивости голос Евлампии. – Ты задремал никак?

– Нет, задумался просто. А ты уже все? – Не дожидаясь ответа, он обернулся.

Девица стояла перед ним в роскошном платье. С мокрыми волосами, раскрасневшаяся после горячей воды. И впрямь краснá, подумалось Ягайло, а что руки-ноги великоваты, так бывает, что не свезет. Вон, мастерица, что платье вышивала, та совсем…

– Ну, ты прям не витязь, а дума боярская, – хихикнула девица. – Хватит пялиться, омывайся давай да приходи спать. Тоже намаялся, поди, за день.

– И то верно, – ответил Ягайло. – А ты ступай, мне тоже разоблачиться надо. А платье оставь, я заодно со своим постираю.

Девица кивнула и, ни слова не говоря, отправилась к лестнице. Хромоты почти не было заметно.

Вот ведь, думал Ягайло, глядя девице вослед и натирая широкую грудь ладонью, а могла бы стирку на себя взять. Бабье все-таки дело мужские порты стирать, а не наоборот. Хотя сам вызвался, чего уж теперь…

Он набрал в грудь побольше воздуха и опустил голову под воду, расчесал пятерней волосы, выполаскивая грязь и ил. Вынырнул. Еще раз прошелся ладонями по телу и, опершись на край кадушки, выскочил из нее одним движением. Фонтан поднятой им воды преломил и разбрызгал свет далеких звезд.

Ягайло нашарил на земле сверток с чистыми портами и рубахой. Облачился. Достал из-за голенища стоящего рядом сапога короткий тонкий нож, со скрипом провел по щекам и подбородку, сбривая обгорелые остатки былой растительности, зачерпывая горстью воду и сбрызгивая на сторону. Подумал, не подрезать ли сгоревшие волосы, да решил, что так только хуже сделает, и оставил как есть. Обтер нож о штанину и вернул на место. Почистил сырой ладонью ножны сабли, обмыл сапоги, поплескал воды на кольчугу. Бросил в кадушку грязные тряпки, приложив к ним платье Евлампии. Поводил в воде рукой, закручивая ее в глубокую воронку. Потом в другую сторону. Выгреб из кадушки и скрутил, отжимая со всей молодецкой силы. Опять бросил, покрутил туда-сюда и вновь отжал почти досуха. Золы б немного для чистоты, да песочка, подумалось ему, но для похода дальнего и так сойдет.