А потом была свадьба… Сначала все очень нравилось, Василий даже сбрил бороду, чтобы казаться моложе и полюбиться жене, вовсю старался сделать ее жизнь приятной. Елену развлекали, за ней ходило множество слуг, готовых исполнить любую прихоть, и не только слуг, бояре и боярыни тоже старались наперебой. У царицы было все, что ни пожелаешь: любые яства, любые наряды, дорогие каменья, злато, серебро, ради нее целыми днями плясали скоморохи, играли гусляры, крутили на лугу карусель… Но веселье со временем надоело, а по ночам она оставалась наедине со старым мужем и долго делать вид, что муж любим, не получилось.
Василий, видно, все же понял неискренность жены, ее нелюбовь к себе, обиделся и в последние годы только делал вид, что все в порядке. Был благодарен за рождение двоих сыновей, особенно радовался первенцу – Ивану! Иногда Елене казалось – Василий догадывается, что ребенок не его, но муж молчал, молчала и она. Мальчик рос и становился заметно похож на отца, а вернее, бабку – Софью Фоминичну. Кто мог заподозрить княгиню во лжи?! Те, кто знал правду, молчали.
А потом случилась Софья с ее ворожбой. Или это не она помогла остаться вдовой? Кто из них больше помог – Софья своей ворожбой или простая Захариха с маленькой иголкой?..
Лежа лицом к стене и вспоминая прежнюю незамужнюю и замужнюю жизнь, вдовая княгиня плакала отнюдь не о почившем муже, а о том, что молодость досталась старому и нелюбимому. Вдруг Елена поняла, что сейчас, когда она одна, без защиты Василия, может открыться правда! Тогда не спасет никакое завещание. Значит, надо в первую очередь избавиться от слишком много знающих!
Елена вместе со слезами точно выплакала и все свои сомнения разом. Княгиню как подменили! Еще два дня назад она почти висела на руках у Ивана Телепнева, когда выходила к народу на погребении великого князя, а сегодня княгиню не узнать. Аграфена с недоумением смотрела на свою подопечную, которая словно проснулась от тяжелого сна. Но мамке некогда было заниматься делами княгини, на нее великий князь оставил своего сына-наследника, ей завещал не отходить ни на шаг, не отпускать с глаз, сберечь. Аграфена выполняла княжью волю. Ах, не ко времени оставил белый свет великий князь, сыновья еще так малы! Челяднина осадила сама себя, а когда это бывает ко времени? Даже много проживший человек готов жить еще. Но все равно слишком мал княжич Иван. Над ним оставлены семеро бояр, да и за княгиней присмотр есть, только что-то подсказывало опытной Аграфене Челядниной, что скоро начнутся бурные события! Мамка оказалась права.
Елена размышляла о другом. Захариха и впрямь была многознающей, ее никак нельзя оставлять в живых, не ровен час во сне кому проговорится… А ведь только мамка знала, отчего вдруг такая необычная рана на бедре у князя. Чем только не лечили его, какие только снадобья не прикладывали! Да где там. Больше всего тогда Елена боялась и сама пораниться этой иголкой… Но все прошло гладко, никто на княгиню и не подумал, все только ахали и охали. Обычная ранка на бедре для великого князя оказалась смертельной.
Увидев мужа на смертном одре и услышав его завещание, в котором ни слова не было о ней самой, Елена едва не упала замертво. Зачем было брать такой грех на душу, если ее ждет судьба вдовой княгини, каких в Московии пруд пруди? Сделала шаг, пришлось делать и второй, а потом и остальные…
Елена тряхнула головой, словно отгоняя страшные мысли и воспоминания. Дело сделано, возврата нет.
Княгиня села, опустив ноги с ложа. Аграфена поразилась ее сухим, широко раскрытым глазам. Голубка, как же она страдает! Но голос Елены был резок и властен:
– Позови Телепнева!
Мамка замялась, негоже звать мужчину, когда у мужа еще и ноги не остыли…
– Дура! Он мне по делу нужен!
Перед Челядниной стояла властная, требовательная хозяйка, не починиться которой было нельзя! Аграфена поспешила выполнить распоряжение. Брат Иван нашелся скоро, он точно ждал зова. Аграфена сокрушенно покачала головой:
– Ох, братец, не доведет тебя до добра дружба с княгиней-то…
Тот огрызнулся:
– Накаркай мне!
Иван Федорович вошел в горницу, где его ждала Елена, чуть склоняясь, все же роста был немалого, а притолоки даже в княжеских хоромах не слишком высоки. Глядя на его постное лицо, княгиня вдруг усмехнулась, представив, как сейчас оно изменится, когда любовник услышит, зачем зван. Так и вышло: сначала Телепнев не мог взять в толк, для чего сейчас Елене нужна ее бывшая мамка и тем более какая-то пирожница с сыном. Да еще и схватить их надо было тайно, чтоб никто не узнал, в темницу бросить, а лучше сразу утопить, также тайно, в ночи.
И вдруг Телепнев понял, что Захариха как-то связана с тайной рождения княжича Ивана! Недаром же после той поездки в Покровский монастырь Елену точно подменили, сколько ни заговаривал о ребенке, отмалчивалась, а потом вдруг объявила, что уже тяжела. Вскользь брошенные слова о том, что обошлись без него, Телепнев тогда не заметил, а вот сейчас вдруг как солнцем осветило, все стало ясно. Только кивнув в ответ, он поспешил удалиться.
Пока шел по переходам дворца и потом, когда долго лежал, глядя в потолок, все думал. Уничтожает тех, кто может ее выдать? Это верно, да только где надежда, что и его самого после вот так не уберут? Оставить в живых Захариху и ту пирожницу? Но куда их девать? Нет, уж взялся служить, так служи до конца, вздохнул Телепнев и, махнув рукой, отправился выполнять наказ княгини.
В большой Москве мало кто заметил исчезновение двух женщин, живших в Китай-городе в скромном домишке тихо и замкнуто. Соседи даже слышали, как приехал к ним кто-то, увезли в возке, а куда и зачем – кто ведает? Женщины не кричали, не звали на помощь, уехали, видно, с миром, оттого и соседи не всполошились.
Назавтра Телепнев явился к княгине. Несмотря на раннее утро, Аграфена пропустила его в горницу, а сама встала возле двери в переходе, чтоб не помешали.
– Ну? – безо всякого приветствия поинтересовалась Елена.
Телепнев вдруг наклонился к ней:
– А тебе не жалко женщин, ходивших за тобой?
Княгиня зашипела, как рассерженная гусыня:
– Ты сделал, что велено?!
– Сделал. – Иван устало опустился на лавку. Елена тоже присела, ее плохо держали ноги.
– Где они?
– Женщин нет, как велела, а сын, о котором ты спрашивала, помер еще полгода назад.
Глаза Елены впились в лицо любовника:
– Это они сказали?!
– Не бойся, я проверил, есть такой крестик на кладбище. Чем он тебе так досадил, ты можешь объяснить?
– Меньше будешь знать, дольше проживешь! – огрызнулась Елена.
Это обращение взъярило Телепнева. Почему она его держит за глупого пса, который лает и кусает, когда велено?! Метнулся, схватил за волосы, притянул к себе, Елена едва не закричала от боли. Теперь уже он зашипел прямо в лицо:
– Нет, так не пойдет! Или мы вместе, или разбирайся в своих грязных делах сама!
Отпущенная княгиня не стала звать на помощь, только растерла шею рукой, она понимала, что любовник прав: если не будет доверять ему во всем, то и служить ей не станет. А одна она не справится. Пока не справится.
– Что ты хочешь знать?
– Кто этот сын пирожницы, что ты так боишься?
Елена почти горько усмехнулась:
– Сын той самой пирожницы от брата царицы Софьи Фоминичны, фрязина, что из Италии приезжал. Двоюродный братец Василия получается. И…
Минуту Телепнев смотрел на нее, раздумывая, и вдруг расхохотался:
– Ты… от… него… Ай да ловкачи! Такое даже мне не придумать!
– Замолчи! – Голос Елены готов был сорваться. Она уже жалела, что вообще связалась с Телепневым, но обратного пути не было. Хотя почему нет? Что он сможет сказать? Что утопил какую-то пирожницу? Кто поверит, что сделать это велела княгиня? А уж про сына тем более…
Раздумья Елены заметил Телепнев, он быстро сообразил, чем грозит такая задумчивость красавицы, и снова шагнул к ней: