И чего люди ищут на чужбине, тем более такие умные, как Анахарсис? Чужое оно и есть чужое, людская речь, обычаи, боги… Ко всему можно привыкнуть: говорить на другом языке, есть другую пищу, даже не видеть с раннего утра до поздней ночи степные просторы перед глазами, но как молиться чужим богам? А воля, которая родилась раньше самих скифов? Как без нее?

У скифов давно мир, разве только мелкие стычки с соседями… После опустошительных набегов скифских царей Партатуа и Мадия на ойранские и соседние с ними земли никто не рискует нападать на Скифию. Попытался мидийский царь Куруш, или Кир, что звал себя Великим, да только массагетская царица Томирис утопила его отрубленную голову в бурдюке с кровью за то, что не послушал доброго совета не ходить на ее земли! Потому Аморг и дивился наглости греков, напавших на царского брата Марсагета. Скифия кормит греков зерном, могут ведь и голодными остаться…

Издали заметив конные разъезды, охраняющие стан, он приветственно махнул рукой. Встретили всадника внешне спокойно, у скифов не принято выказывать свои мысли, их лучше держать при себе, но по блестевшим глазам Аморг понял, что его волнение передалось и двум сопровождающим. Почти на ходу бросив поводья в руки парней, он устремился к царскому шатру.

Вход заступил рослый сармат:

– Куда?

И к чему царю сарматская охрана, своих мало, что ли?

– С вестью к царю о его брате. – Голос Аморга не выдал ни раздражения, ни волнения, ни усталости от долгой бешеной скачки.

Сармат кивнул, но сразу внутрь не пропустил, сначала вошел туда сам. Снова поморщившись от такой предосторожности, Аморг, однако, спокойно ждал. Негоже суетиться, что мог, он уже сделал, примчался как ветер. Остальное – дело Антира.

– Входи, – коротко велел сармат.

Не обращая больше на него внимания, Аморг шагнул внутрь. В степи еще прохладно, особенно по ночам, потому в царском шатре сложен очаг, в нем небольшая кучка хвороста, зажгут поздно вечером. Скифы не боятся холода, могут спать на голой земле, даже если та покрыта снегом, им не нужны мягкие ложа, как у изнеженных греков, достаточно войлочной подстилки и седла под головой. Но Антир царь, кроме того, с ним молодая жена, которая скоро станет матерью, потому по ночам в царском шатре горит огонь.

Аморг склонил голову, приветствуя царя, тот не дал даже закончить это приветствие, поинтересовался:

– С чем приехал?

Услышав странную весть о брате, Антир надолго задумался. С чего бы грекам лезть в братские разборки скифов? К чему им Марсагет?

Скиф ожидал распоряжений правителя, не шелохнувшись, хотя очень устал. Видно это понял Антир, улыбка чуть скривила губы:

– Устал?

Аморг даже глазом не повел:

– Я устану не раньше, чем падет в быстром беге мой молодой конь.

– Иди! Потом позову.

Выйдя наружу, Аморг сразу нашел глазами своих лошадей. Конь первый друг в степи, потому скифы относятся к этим животным с любовью и заботой, не глядя на то, свои или чужие. Высокий парень, припадая на правую ногу, водил гнедую кругами, видно, та все же выдохлась.

Приглядевшись теперь уже к человеку, Аморг окликнул:

– Э, Вордер, ты ли?

Скиф расплылся в белозубой улыбке:

– Я, Аморг. Твоя гнедая тяжело дышит. Загнал?

– Нет, стара уже. Надо новую… – вздохнул тот.

– Пойдем к нам, у тебя уздечка прохудилась, зашьешь.

Вордер любитель животных, это всем известно. Как и то, что молодой скиф плохо сидит на лошади. В детстве неудачно упал с коня, нога срослась, но, видно, не совсем удачно. Кроме ноги, у Вордера чуть кривовата спина, потому он старается не ввязываться ни в какие соревнования. Зато парень лучше всех стреляет из лука, самый верный глаз и самая твердая рука у калеки. Его плечи вздуваются буграми мышц, спина тоже, а кисти рук маленькие, как у мальчишки. Это обманывает всех, плохо знающих Вордера, но после того, как испытают хватку небольших пальцев калеки, зарекаются еще раз бороться с ним руками. Видно, вся огромная сила скифа, не имея возможности попасть в ноги, ушла в руки.

И все равно находится немало дурней, которые обижают бедолагу, обзывая и даже пиная его. В ответ Вордер только улыбается, из-за этого обидчикам кажется, что скиф знает про них что-то потаенное, и те сердятся еще сильнее.

Аморг никогда не задевал Вордера, хорошо понимая, что в детстве с лошади может упасть любой и стать калекой тоже. Зато с Вордером всегда интересно, он многое знает, запоминая все, что когда-либо услышал даже мельком. И умеет красиво рассказывать разные истории.

Вот какой приятель у Аморга. Скифы не рискуют обижать Вордера при таком защитнике, потому калека очень рад появлению друга в стане. Хоть на несколько дней почувствует себя спокойней.

Когда чуть отошли от царского шатра, Аморг не выдержал, чуть раздраженно кивнул на сармата, стоявшего у входа столбом:

– Почему сармат, своих мало?

– Они прибыли как союзники. Целых два отряда – Скопасиса и Дайраны.

Ну, большого друга сарматов Скопасиса Аморг знал по прежним годам, а что тут делает эта Дайрана? Неужто новую жену привезли царю?

Вордер рассмеялся:

– Нет, Дайрана привела своих амазонок.

Аморга даже передернуло, он много слышал о девичьих отрядах, помнил, что амазонки мастерски владеют оружием, прекрасные наездницы, но еще помнил, что они заносчивы и смотрят на мужчин свысока. Не хватало столкнуться с такой! Он не вытерпит и… Что «и» – не знал сам.

Быстро темнело, в степи ночь наступает почти мгновенно, было солнце в небе, и нет его, в темной вышине вдруг появляются яркие крупные звезды.

Как всегда в стане, повозки скифов поставлены в круг. Он настолько велик, что внутри, кроме людей, поместился и скот. Это хорошая защита прежде всего от степных хищников, нападения врагов скифам не страшны.

По всему стану разжигали костры, их искры взлетали в чернеющее на глазах небо и гасли. Заметно, что сарматы чуть в стороне от хозяев, дружба дружбой, а сидеть все же приятней со своими.

У сарматов повозок немного, амазонки вообще живут как скифы-воины, для них постель – земля, а подушка – седло. Скифские женщины не мыслят себе такой жизни, они с детишками прячутся в повозках и спать укладываются там же.

Костер родичей Вордера оказался неподалеку от сарматского. Прислушавшись, Аморг с неудовольствием отметил, что голоса женские: видно, Дайрана с амазонками совсем рядом. Но законы гостеприимства для скифа тоже святы, нельзя плохо принять человека, пришедшего к тебе с добром. Прикоснувшийся к очагу или испачкавшийся его сажей получает защиту всего племени, даже если он враг.

Лучше не думать об этих девушках, решил для себя Аморг. Он явно не пробудет здесь долго, сам по себе уехал бы уже завтра поутру, когда отдохнут кони, но царь сказал, что позовет, значит, придется ждать…

У костра их встретили приветственными жестами. Аморг очень хороший воин и человек, на него всегда можно положиться. Кроме того, парень словно камень, его невозможно споить не потому, что способен выпить много, а потому, что почти не пьет. Для скифов это редкость, они норовят любое радостное событие отметить хорошей попойкой, а горе залить большим количеством вина. Греки знают об этом и с удовольствием поставляют скифам бурдюки с дурманящим напитком.

Иногда Аморг, глядя на напившихся сородичей, даже вздыхал: не доведут скифов до добра эти попойки! Но нрав суровых всадников не исправишь, скиф без вина будет не скиф. Тогда кто же? Амазонка! – решил для себя Аморг. Все верно, эти девушки тоже отменные всадницы, хорошо владеют оружием, любят бои, но не пьют.

Вдруг его осенило: значит, и он тоже похож на амазонок, если не любит вино? Аморг даже головой помотал, стараясь отогнать глупую мысль. Не хватает, чтобы кто-нибудь другой вот так же сравнил его с женщиной! Скиф презирал женщин, только и способных ныть и жаловаться на неудобства, трясясь в повозках за мужьями, но почему-то неприязненно относился и к тем, кто готов не уступить ему в боевом искусстве.