Промучившись некоторое время в постели, она вдруг снова вскочила, надела халат и бросилась… в потайной ход, ведущий к брату!

Чезаре еще не спал, он сидел, мрачно уставившись на пламя свечи и размышляя о несправедливости судьбы. Увидев полуодетую сестру, кардинал ахнул:

– Лукреция, что случилось?!

А у нее вдруг словно прорвало плотину, рекой полились слезы, Лукреция прижалась к груди брата с рыданиями:

– Я… не могу… почему… за что, Чезаре?!

Он обхватил ее худенькие плечики, гладил светлые волосы, успокаивал:

– Ну, ну, перестань. Не плачь, Лукреция, он не стоит твоих слез…

Постепенно ее рыдания стали слабее, Чезаре нежно поцеловал сестру в висок, почувствовав, как бьется тоненькая вена. Невольно его губы скользнули дальше, к щеке, они ведь так часто целовали сестренку в щеку. Но на щеке не остановились, почувствовав под губами ее нежную щеку и так близко припухшие от слез губы, а под руками горячее гибкое девичье тело, Чезаре просто потерял голову… В конце концов, он тоже молод и горяч, а сестра красива, хотя ее муж этого словно не замечал.

После долгого-долгого поцелуя Лукреция вдруг снова разрыдалась:

– Я не хочу… с ним… не хочу…

Чезаре не выдержал, его голос стал хриплым:

– А… со мной?

– Да.

Они очнулись нескоро, страшно смущенные и восхищенные друг дружкой. Он гладил и гладил тело сестры, удивляясь гладкости кожи, ласкал ее еще не вполне оформившуюся грудь, с удовольствием проводил рукой по тонкой талии и уже крутым бедрам… запутывался пальцами в шелковых волосах… Коса, заплетенная служанкой на ночь, распустилась, и волосы покрывали почти всю спину Лукреции.

Она вдруг опомнилась:

– Мне нужно идти…

Хотелось оставить ее до утра, ласкать и ласкать, целовать, гладить, но брат прекрасно понимал, что еще немного, и Лукрецию примутся искать. Ни к чему давать лишние поводы для глупой болтовни.

Прощаясь, Чезаре поцеловал Лукрецию долгим страстным поцелуем.

– Я люблю тебя.

Она вскинула на брата голубые, горевшие счастьем глаза:

– И я тебя.

Отсутствие хозяйки, конечно, заметили, но служанка, видевшая, что она пошла по потайному переходу к брату, успокоила остальных:

– Придет. Жаловаться на мужа пошла.

На следующее утро счастливое смущение Лукреции заметили все, ее глаза снова блестели ярче бриллиантов, но не возбужденным ожиданием, а счастьем. Вокруг тихонько хихикали, ясно же, что перед ними не девственная девушка, а счастливая женщина. Даже Джованни Сфорца пару раз изволил взглянуть на супругу с некоторым удивлением.

Тем более странным выглядело прежнее равнодушие графа Пезаро. Кое-кто решил, что Джованни просто отменный лицедей: привел жену в экстаз, но делает вид, что ни при чем.

Заметил состояние дочери и Папа, но от его внимательного взгляда не укрылось, что сама Лукреция больше не ищет глазами глаза мужа, как это было в предыдущие дни. Зато с братом они переглянулись совсем иначе. Это был перегляд тайных любовников, Александр знал в этом толк! Одни глаза спросили: «Ты придешь?», вторые ответили с восторгом: «Да! Да!». Неужели…

Понтифик на мгновение прикрыл свои глаза, чтобы никто не заметил мелькнувшую в них догадку. Его дети любовники? Снова скользнув взглядом по фигурам танцующих Лукреции и Чезаре, он усмехнулся: а почему бы и нет? Они молоды и прекрасны, и если это приносит счастье обоим…

А как же тогда быть с Джованни Сфорца? Ну что ж, если этот дурень не желает замечать красоты собственной супруги, тем хуже для него. Нужно только предупредить, чтобы были осторожны, хотя, если Лукреция окажется беременна, ее супруга всегда можно будет заставить совершить консумацию брака и списать ребенка на этот единственный случай. Странно, что у него от первой жены не было детей, может, вообще не способен? Тогда действительно детям надо быть осторожней.

Вечером особо доверенный понтифика Дуарто скользнул по темной улице Рима к дому куртизанки Алиетты. Таких визитов за ним до сих пор не замечалось, неужели и строгий Дуарто стал пользоваться услугами этой не слишком дорогой проститутки? Странно, Папа мог бы платить столь нужному человеку побольше, чтобы хватало на самых высокооплачиваемых шлюх.

Но Дуарто вышел из дома слишком быстро, обычно шлюхи от себя клиентов так быстро не отпускали. А потом они с понтификом долго хихикали, закрывшись в кабинете.

На следующий вечер Александр, старательно вымывшись и надушившись розовой водой, ожидал у себя в спальне любовницу. Джулия, пройдя все тем же потайным ходом, поскольку была одной из очень немногих, кто имел право им пользоваться, скользнула в спальню к понтифику. Она тоже была вымыта и надушена, но красивые волосы забраны в сеточку, Папе очень нравилось самому освобождать ее от платья и от сеточки для волос. Момент, когда длинные золотистые волосы любовницы ниспадали по ее спине, был для Александра одним из самых любимых.

Джулия ответила на поцелуй Папы страстным поцелуем и привычно повернулась спиной, чтобы любовник мог высвободить волосы. Однако Александр почему-то остановил ее:

– Подожди, Джулия, я хочу кое-что сказать.

Любовница обернулась. Папа знаком позвал ее к себе, усадил на постель рядом и принялся тихонько расспрашивать, что она знает об отношениях Лукреции с мужем. Джулия только вздохнула:

– Этот Джованни Сфорца странный, Ваше Святейшество. Ему словно не нужна молодая красивая жена. Может, он импотент?

– Нет, он исправно посещает Алиетту, которая, хотя и не в восторге от его способностей, но об импотенции не говорит.

– Значит, он просто боится Лукрецию. Бедная девочка.

– Джулия, я хотел попросить тебя с ней поговорить.

– Утешить?

– Нет, предупредить, чтобы была осторожней.

– Я не понимаю… В последние дни Лукреция выглядит весьма довольной, только я не пойму чем, ведь граф Пезаро точно не ходит в спальню к жене.

– Зато она сама ходит кое к кому…

– У Лукреции есть любовник? – заблестела глазами Джулия. – Ах, как интересно! Кто же и откуда Ваше Святейшество об этом знает?

– Тише. Тише, об этом никто не должен знать. Я тоже лишь подозреваю. Просто намекни Лукреции, чтобы они с Чезаре были осторожней, и если она вдруг что-то почувствует, чтобы сразу дала мне понять, мы должны успеть заставить ее глупого мужа совершить обряд консумации брака.

Несколько мгновений Джулия недоверчиво смотрела на любовника, потом тихо хихикнула:

– Чезаре? Как же я сама не догадалась?! Конечно, они оба выглядят так странно…

– Джулия, им нужно быть осторожней, есть грязь, отмыться от которой почти невозможно. Ты поняла, что нужно сказать?

– Да, конечно, я завтра же осторожно поговорю с Лукрецией. – Она чуть помолчала и мечтательно добавила: – А красивая была бы пара… Как жаль, что они брат и сестра…

– Тебе нравится Чезаре?

Джулия уловила в голосе понтифика нотки ревности и поняла, как опасно себя ведет.

– Только как сын своего замечательного отца, – она подставила губы для поцелуя. Понтифик легко, словно дразня, коснулся их и повернул любовницу спиной, чтобы расстегнуть застежки у сетки для волос. Она капризно надула губки:

– Почему совсем без страсти? Я вам больше не нравлюсь?

В ответ на откровенное кокетство Папа рассмеялся:

– Ты мне куда больше нравишься без платья, в одних украшениях.

– О, это пожалуйста…

Волосы от сетки уже были освобождены, и Джулия, легко скинув платье и нижнюю рубашку, осталась действительно в чем мать родила, только с браслетами на руках и ожерельем на шее.

– Поди сюда, – позвал ее Александр. – У меня есть необычное украшение. Женщины на Востоке носят браслеты и на ногах… Я хочу надеть тебе такое же.

Он действительно достал из дорогого резного сундучка красивый довольно массивный браслет, заставил любовницу поднять ногу на стул, надел украшение и нежно поцеловал ее щиколотку. Джулия изобразила смущение:

– Ах, Ваше Святейшество, это я должна целовать вашу ступню.