— Вы не ушиблись, мадемуазель?
— Н-нет, — запинаясь, ответила она, — но, боюсь, это я причинила вам боль…
— Совсем нет, мадемуазель, вы легкая, как перышко, — равнодушно проговорил маркиз и, взяв ее за руку, повел на берег.
Их сразу окружили островитяне, на смуглых лицах засверкали белозубые улыбки, все заговорили разом, засмеялись, радостно приветствуя Луиса. Он тоже улыбнулся, благодаря за радушный прием. Каждый стремился пожать ему руку, как будто он отсутствовал на Парадизе несколько лет. Линетт тоже была вовлечена в круг, ей тоже жали руку и похлопывали по плечу. Женщины, потрясающе красивые креолки в ярких платьях, облегающих чувственные фигуры, оставили детей играть на пляже и присоединились к шумной толпе мужчин. В черных, как терновые ягоды, глазах островитян светилась любовь к жизни и к своему хозяину.
Тот же огонек горел и в глазах Линетт, садившейся в автомобиль Луиса, когда они вдвоем наконец сумели вырваться из круга встречающих. Машина отъехала немного, и девушка, повернувшись, махала рукой до тех пор, пока последнее яркое платье и цветастая рубашка не исчезли вдали, слившись с буйной тропической растительностью. Счастливая улыбка, игравшая на губах Линетт, увяла, как только она услышала полный ненависти голос маркиза:
— Вы по-прежнему думаете, что я порю своих подданных, мадемуазель?
Линетт вспыхнула, раздосадованная тем, что он не забыл ее первых неосторожных слов.
— Я сожалею, месье. Мне нужно было сразу извиниться перед вами. Я не имела права так говорить.
— Однако ваше мнение обо мне не изменилось. Вернее, оно ухудшилось, так?
— А как может быть иначе? — не выдержала девушка. — Вы похитили меня, увезли на свой атолл, даже не спросив, согласна я или нет! Как вы смеете ожидать от меня уважения, когда я узнала вас настоящего? Все остальные видят в Луисе Эстевасе благородного аристократа, маркиза де Парадиз, но я, я встретилась с грубым и безжалостным пиратом, который скрывается за этим роскошным фасадом! И именно так я всегда буду относиться к вам, месье, для меня вы навсегда останетесь Le Pirat! — Линетт рискнула взглянуть в его сторону, смутилась, обнаружив, что смотрит прямо в загадочные синие глаза, и поспешно отвернулась. Ее сердце забилось еще сильнее, когда она почувствовала, как машина замедляет ход и останавливается.
Луис, все это время молчавший, заговорил, и в его голосе отчетливо звучало удивление:
— Я сожалею, что слышу от вас такое, мадемуазель. Грубый? Безжалостный? Вы действительно так обо мне думаете? Что я могу сделать, чтобы искупить вину? Я смиренно прошу прощения за мое поведение. Пожалуйста, скажите, что вы меня прощаете!
Его загорелое лицо было серьезным, когда он ждал ответа, и волна раскаяния захлестнула Линетт. Подавленный и покорный Луис Эстевас — зрелище не для слабонервных! Да, она сказала, что всегда будет думать о нем как о пирате, но только потому, что именно таким она и хотела его видеть. Именно в Le Pirat она и влюбилась…
— О, конечно, я прощаю вас!
— Вы в этом уверены? — спросил Луис с несвойственной ему робостью.
Линетт искренне улыбнулась и подтвердила:
— Да, совершенно уверена!
— И время, которое мы провели на атолле, останется нашей тайной? Вы обещаете, что никому не расскажете об этом?
Девушка энергично кивнула. Луис вздохнул с облегчением и, откинувшись на спинку обитого кожей сиденья, полез в карман за сигаретами. Закурил и удовлетворенно улыбнулся. Улыбка эта показалась Линетт зловещей. Смирение его исчезло так внезапно, что она испугалась. А когда маркиз повернулся к ней, его губы кривила знакомая пиратская ухмылка.
— Вы опять смеетесь надо мной! — возмущенно выпалила Линетт. — Вас ни в малейшей степени не заботит, узнает кто-то о проведенных нами наедине часах или нет!
— Напротив, мадемуазель, — небрежно возразил он, — это меня очень даже заботит. Впрочем, теперь, когда у меня есть ваше обещание, я спокоен. Видите ли, как вы сами абсолютно верно заметили, никто, кроме вас, не знает меня настоящего, и я хочу, чтобы все так и оставалось. Я не имею права забывать о чести семьи Эстевас, равно как и о своей обязанности подавать добрый пример моим островитянам. Что, если бы все они узнали наш маленький секрет? Моя бабушка была бы ужасно огорчена слухами, которые непременно возникли бы, реши вы рассказать кому-то о нашем… скажем так, любовном свидании. Я рад, что могу рассчитывать на ваше благоразумие.
Линетт смотрела на него с пробуждающимся презрением.
— Вы обманом вынудили меня дать это обещание! Но почему вы решили, что этот обман необходим? Могу заверить вас, месье, у меня так же, как и у вас, нет ни малейшего желания сообщать всему миру о том, что мы провели с вами ночь и день наедине. Единственное, о чем я молюсь, — голос ее задрожал от невыплаканных слез, — чтобы со временем я смогла забыть, что вообще вас знала!
Маркиз с видимым равнодушием пожал плечами, потянулся к ключу зажигания и холодно произнес:
— Я должен был увериться в вашем благоразумии прежде, чем представить вас бабушке. Она не из нашей эпохи и, следовательно, не поймет нашей с вами точки зрения на мораль. И хотя я продолжаю настаивать на полной свободе жить так, как хочу, я, тем не менее, понимаю, что обязан быть осмотрительным в своих поступках, чтобы избавить бабушку от страданий. Женщин ее поколения с детства и до старости опекали: сначала бдительные отцы, затем обожающие мужья. Она не поймет юных особ, таких, например, как вы, путешествующих по миру без дуэньи, хватающихся за любую возможность извлечь выгоду из красоты и богатства, полученных от мужчин, которых вы просто используете в своих целях. Несмотря на то, что я не осуждаю ваши нормы поведения, мадемуазель, моя бабуля никогда вас не одобрит. И еще, хотя сам я придерживаюсь современных взглядов в вопросах морали, я не допущу, чтобы их взяла на вооружение моя сестра. — Заметив, что девушка вздрогнула и собралась было возразить, он продолжил, скривив губы в печальной улыбке: — Да, я знаю, это своего рода двойной стандарт, но Вивьен унаследовала от бабушки очарование Старого Света, которое я нахожу пленительным, как, впрочем, и Жак. Он тоже не захочет, чтобы его невеста изменилась. Он знает: когда они поженятся, Вивьен будет любить его и повиноваться ему до конца дней. Для вас это, вероятно, звучит отчаянно скучно и старомодно, но Жак будет счастлив, а для Вивьен такой образ жизни станет столь же естественным, как дыхание. При условии, конечно, — быстрый мрачный взгляд синих глаз пронзил сердце Линетт, — что ее не испортит дурное влияние людей, которые могут исподволь внушить ей стремление к поверхностным удовольствиям, признаваемым вами, как и мной, приятным времяпрепровождением.
Он сказал ей не прямо, но с жестокой решимостью, что не считает ее подходящей подругой для своей сестры! В первый раз Линетт горячо желала на самом деле быть такой свободной и беспечной, какой маркиз ее себе представлял, потому что тогда она была бы не способна чувствовать эту мучительную боль, которую он так беспечно ей причинил. Но гордость ответила на призыв о помощи, добавила твердости голосу и заставила Линетт нанести ответный удар:
— Вы лицемер! Вы потакаете своим низменным инстинктам, а потом ищете себе оправдание. Это не о чувствах вашей бабушки вы думаете, когда скрываете свои гнусные поступки, это ваше тщеславие не позволяет вам показать людям, какой вы есть на самом деле! Вы не перенесете, если кто-то вдруг узнает, что всемогущий маркиз де Парадиз такой же простой смертный, как и все остальные! Вы притворщик, месье, и я чувствовала это с самого начала! Вы все еще удивляетесь, почему я вас отвергла? Для меня мужчина должен прежде всего оставаться верным самому себе, быть настоящим, а не иллюзорной тенью!
— Иллюзорной тенью? — сквозь зубы повторил Луис со злобной недоверчивостью.
Он быстро выключил мотор и прежде, чем Линетт догадалась о его намерении, крепко сжал ее плечи сильными руками. В этом поцелуе прорвалось все неистовство, которое ему удалось подавить на острове, он пожинал плоды возмездия за ее презрение к нему и отказ от него. Она боролась молча, каждый кончик ее обнаженных нервов кричал: «Остановись!» Но маркиз пресекал все ее попытки освободиться и продолжал целовать, пока, в конце концов, она не обмякла, сломленная и покорная, в его объятиях. Только тогда он, почувствовав, что девушка признала поражение, отпустил ее. Линетт откинулась на спинку сиденья и даже не попыталась ответить, когда Луис бросил ей вызов:
