И тут началось… Толпу охватила истерика: люди стали визжать и наваливаться на барьеры, требуя, чтобы полиция приняла меры. Приемопередатчик в стоявшем рядом автомобиле нашей группы проорал что-то про сбор подразделения по сдерживанию массовых беспорядков. Коченея, мы вдыхали холодный воздух, и перед нашими лицами клубились облачка; мои легкие работали быстро и напряженно. Двое подростков прорвались через полицейское заграждение и рванули к зданию, но их остановил и вернул за барьеры высоченный офицер.

— Не вижу здесь другой штурмовой команды, — заметила я Залуте, когда мы направились к грузовику, чтобы забрать свое оборудование. — Я думала, здесь будут все.

— Я слышал, как шеф говорил Брофи, что другие группы выдвигаются на место и готовятся к действиям. Они просто дожидаются сигнала от передовой команды.

— Кто впереди? — спросила я.

— Не знаю, но я рад, что это не мы.

Я кивнула, пока мы натягивали нашу броню.

— Хотела бы я знать, что за дьявольщина тут творится. У нас галлюцинации или кое-что похуже. Как во сне.

— Хотел бы я, чтобы ты видела сон, — произнес Залута, поднимая свой девятимиллиметровый пистолет-пулемет Хеклера и Коха — зверское оружие, для меня слишком тяжелое. — Если бы это был сон, мы все были бы дома.

Пока мы прилаживали радионаушники, остальные члены команды — Брофи, Паркс и Чаннинг — забрались сзади в грузовик и присоединились к нам; их бледные лица с покрасневшими от мороза губами и носами были мрачны.

— Вот какое дело, — сказал лейтенант Брофи, растирая руки. — В здании творится какая-то чертовщина.

Все засмеялись, кроме самого Брофи, который едва улыбнулся. Дав нам немного расслабиться, он нахмурился, его глаза сузились.

— Никто не понимает, с чем мы столкнулись. Как бы там ни было, происходят дьявольски странные вещи.

Все закивали.

— Ладно. План таков. Передовой отряд — группа Эрла Кука. Они начнут штурм через несколько минут. Мы — последние, для поддержки. Нас вызовут, только если передовым отрядам не удастся разрешить ситуацию.

Повисло тягостное молчание.

— Вот что мне известно, — продолжил Брофи. — Около шести часов вечера в управление начали поступать звонки от людей явно в истерическом состоянии. Все они заявляли, что видели различные события, происходившие по этому адресу. Четыре офицера полиции в форме вошли в здание вскоре после шести тридцати, но до сих пор оттуда не вышли. — Тщательно подгоняя броню, защищающую пах, Брофи добавил: — Давайте не будем сносить себе крыши опасениями, пока не получим рапорт с места событий от передовой группы, ладно? — Он взглянул на меня. — А ты, Ларкин, не разноси все, что попадается под руку.

Мы рассмеялись, качая головой, затем медленно, друг за другом вылезли из грузовика. Паркс отправился за горячим кофе на всех, остальные заняли позиции позади полицейских автомобилей, припаркованных полукругом перед зданием. Мы ждали. Ожидание длилось бесконечно долго. Напряжение достигло пика. Все ерзали, двигались, покашливали…

Позади нас волновалась толпа: возгласы людей сливались в непрерывный рев, который то нарастал, то затихал, взрываемый громкими воплями и сиплыми криками. Я подумала, что эта буйная толпа — не меньшая угроза жизни и здоровью, чем то, что находится в здании. Как потом выяснилось, я очень сильно ошибалась…

Первая команда рьяно взялась за дело, для начала взорвав несколько «громовспышек». Они не причиняли вреда, но гарантировали временную потерю ориентации во времени и пространстве. Под прикрытием этого отвлекающего маневра спецподразделение вошло в здание.

Когда звуки светошумовых гранат наконец перестали бить по ушам, я услышала, что происходит внутри, по командному радио, подключенному к приемопередатчикам группы. Это были выстрелы вперемешку с самыми жуткими воплями, которые мне когда-либо приходилось слышать и которые, уверена, будут звучать в моей голове еще много-много лет. Я стиснула кулаки так сильно, что ногти вонзились в ладони. Нестройный шум разорвали несколько яростных слов, которые я разобрала с трудом:

— …отсюда! — пронзительно вопил один.

— …треклятые псы! Нет… О боже!

Стрельба прекратилась, но крики продолжались еще в течение по меньшей мере минуты. Затем наступила тишина.

После этой жуткой паузы все заговорили разом, и Брофи был вынужден рявкнуть, чтобы быть услышанным. Как только мы заткнулись, он сказал просто:

— Вторая группа готовится войти. — И отвернулся.

Залута прошептал мне в ухо:

— Это Келлерман кричал про псов по радио. Он до смерти боится собак, с тех пор как несколько лет назад наркодилер, засевший в мотеле, спустил на него добермана.

Мы уставились друг на друга. Здесь каждый переживал свой личный кошмар.

— Нами явно манипулируют. Это реально? — спросила я, слыша, как мой голос становится все выше.

Залута устало пожал плечами и похлопал меня по руке. Ему под сорок, но он уже выглядит стариком.

— Я не знаю, Ларкин. Не знаю…

Толпа вновь стала заводиться, но вторая штурмовая группа утихомирила ее, ворвавшись в здание под очередные взрывы и вспышки. И вновь радио затрещало воплями и выстрелами. Но на этот раз, после того как все стихло, из фонового шипения возник один отчетливый голос — дрожащий, но торжествующий, провозгласивший победу.

— Я схватил этого ублюдка! — кричал он. — Я веду его, ребята! Не вышибите мне мозги, когда мы выйдем. И засылайте сюда медиков, парни. У нас тут просто бойня… А сейчас не стреляйте — мы выходим из здания.

Меня обдало горячей волной облегчения. Я повернулась лицом к зданию, стала радостно кричать и аплодировать вместе с остальными, когда показались две фигуры.

— Это Делрой Стентон, — сказал Паркс.

Бурные аплодисменты постепенно замерли, когда стало ясно, что что-то неладно: Стентон тащил за драный воротник истекающего кровью человека в темно-синей форменной рубашке штурмовой команды. Пленник оказался членом его собственной группы.

— Видите? — безумно вскричал Стентон, когда двое медиков бросились к нему и забрали пленника. Группа офицеров, включая лейтенанта Брофи, столпилась вокруг него. У него был дикий взгляд, зрачки закатились, видны лишь белки. — Это чудовище! — Упав на колени, он зарыдал. — О боже! Это даже не человек!

Очень быстро, так, что никто не успел его остановить, Стентон поднял свой пистолет и вставил в рот.

— Нет! — вскрикнул Брофи, бросившись к нему и протягивая руки к пистолету.

Я зажмурилась на долю секунды раньше, чем выстрел громыхнул в ночи, отдаваясь эхом по холодным улицам. Рядом со мной простонал Залута.

Началось какое-то безумие. Оцепенение спало, и толпа пришла в неистовство: люди кричали и швыряли пустые бутылки и прочий хлам в полицейских, которые изо всех сил пытались их сдержать. В нашем лагере профессиональная благопристойность словно испарилась. По рядам пронеслись яростные требования полностью раскрыть информацию о положении дел. Двое из нас мертвы — это известно; еще двенадцать жизней — наши вероятные потери в здании. Офицер по фамилии Деррик взобрался на крышу автомобиля с мегафоном и прокричал:

— Штурмовым командам три и четыре немедленно явиться на командный пост!

— Это нас, — произнес Залута.

Следуя за ним, я поразилась нереальности своих ощущений. Даже блестящие черные каблуки ботинок Залуты, идущего впереди, которые то вспыхивали, то гасли, смотрелись как-то странно: они были более яркими; их поверхность словно утратила гладкость. Звуки лишились резких граней, стали округлыми, глухими.

Когда мы прибыли на командный пост, сооруженный на скорую руку на открытом воздухе в противоположном конце полицейского оцепления, лейтенант Брофи и командир третьей штурмовой команды разговаривали с шефом полиции и его людьми. Среди оживленно беседующих сотрудников управления находился странный человечек, одетый в длинную черную тунику, которая прикрывала облегающие черные брюки. Он стоял с очень серьезным видом, прижимая к узкой груди потрепанный кожаный портфель. Когда я уставилась на него, он повернул голову и посмотрел прямо на меня, буквально пригвоздив взглядом своих блестящих темных глаз.