Уже почти триста лет (с момента заключения Утредехтского мира) продолжается поиск универсального способа разрешения противоречий, возникающих между государствами, нациями, народностями и т. д., без применения средств вооруженного насилия… Уже не раз международные отношения пытались установить на правовой основе, неоднократно проводились «вечные и нерушимые границы» (Потсдамская конференция и Хельсинкские соглашения), великие державы приходили к согласию о политическом устройстве мира.

Но политические декларации, договоры, конвенции, переговоры о разоружении и об ограничении некоторых видов вооружений лишь на время снимали непосредственную угрозу разрушительных войн, но не устраняли ее совершенно.

Только после окончания Второй мировой войны на планете зафиксировано более 400 всевозможных столкновений так называемого «местного» значения, более 50 «крупных» локальных войн. Лишь на одном Африканском континенте с 1960 по 1990 г. произошло 18 локальных войн и вооруженных конфликтов достаточно крупного масштаба, зарегистрировано 11 случаев геноцида и массового политического террора.

Более 30 военных конфликтов ежегодно — вот реальная статистика последних лет XX в. С 1945 г. локальные войны и вооруженные конфликты унесли более 30 млн жизней. В финансовом отношении потери составили 10 трлн долларов — вот цена человеческой воинственности.

Еще большие затраты были осуществлены на ведение так называемой «холодной войны». Эта война вплотную подвела человечество к ядерной катастрофе. Угроза всеобщего уничтожения сделала новую мировую войну по форме «холодной», но в то же время она дала «раскрутку» огромному количеству локальных войн и вооруженных конфликтов (по сравнению с предыдущими периодами мировой истории).

Локальные войны всегда были инструментом политики многих стран мира и глобальной стратегии противоборствующих мировых систем — капитализма и социализма, а также их военных организаций — НАТО и Варшавского договора.

В послевоенный период, как никогда ранее, стала ощущаться органическая связь между политикой и дипломатией, с одной стороны, и военной мощью государств — с другой, ибо мирные средства оказывались хороши и эффективны только тогда, когда они опирались на достаточную для защиты государства и их интересов военную мощь.

В этот период главным для СССР было стремление участвовать в локальных войнах и вооруженных конфликтах на Ближнем Востоке, в Индокитае, Центральной Америке, Центральной и Южной Африке, в Азии и в районе Персидского залива, в орбиту которых были втянуты США и их союзники, для усиления собственного политического, идеологического и военного влияния в обширных регионах мира.

Именно в годы «холодной войны» произошла серия военнополитических кризисов и локальных войн с участием отечественных вооруженных сил, которые при стечении определенных обстоятельств могли перерасти в крупномасштабную войну (это и Карибский кризис и войны в Корее, Вьетнаме и т. д.).

И все же самое страшное средство войны — оружие массового уничтожения не было пущено в ход. Однако одним из главнейших итогов «холодной войны» стал распад социалистической системы государств и их военной системы — Варшавского договора. Союз Советских Социалистических Республик перестал существовать. И сейчас мы вынуждены признать поражение СССР в этой войне. И все же окончание «холодной войны» первоначально породило новые надежды.

В результате оказалась разрушенной сложившаяся после Второй мировой войны биполярная структура мира. Начался процесс активного распада многонациональных государств и геополитическая перегруппировка сил в глобальном масштабе. Появилась устойчивая тенденция пересмотра устоявшихся после Второй мировой войны границ.

Завершение идеологического противостояния двух социально-экономических систем не привело к снижению числа вооруженных конфликтов и военно-политических кризисов в мире. Не оправдались надежды Запада на то, что распад социализма создаст условия для лучшей прогнозируемости и контролируемости развития военно-политической обстановки в различных регионах мира. Более того, острейшей проблемой современности является то, что с каждым годом расширяется сеть стран, имеющих в своем арсенале новейшие системы вооружения. [1]

Российская Федерация как правопреемница СССР унаследовала прежде всего его поражение в «холодной войне». Именно ей «выпала честь» подписывать в Париже документ международного значения — Основополагающий акт о взаимных отношениях сотрудничества и безопасности между Российской Федерацией и организацией НАТО.

Подписанием Акта закреплен новый баланс сил на мировой арене и новая структура европейской безопасности, положено начало становлению новых «партнерских» отношений между НАТО и Россией. Могло в этот момент показаться, что мир вступил в новую эпоху, но последовали вполне конкретные действия стран НАТО, которые и показали, кто стал в мире «хозяином».

Североатлантический блок расширяется на Восток, принимая в свои ряды недавних союзников СССР (Венгрия, Польша и Чехия были приняты в члены НАТО в 1999 г.). Еще одним показателем неравенства «партнеров» явились военная акция против Ирака в декабре 1998 г. и особенно операция войск 19 стран НАТО против Югославии. Обе вооруженные акции проводились без санкции ООН и вопреки позиции Российской Федерации по этим вопросам.

Фактически были подорваны основы всей системы международной безопасности, созданной под эгидой ООН. Вашингтон недвусмысленно заявил о претензиях на исключительное право определить главные контуры системы международной безопасности в XXI в.

В последнее время целый ряд американских официальных лиц все чаще стали поднимать вопрос о пересмотре договоров по ПРО-72 и СНВ-1, а недавно американский президент Дж. Буш-младший официально объявил об одностороннем выходе из договора по противоракетной обороне и создании собственной национальной ПРО. Вооруженные Силы Российской Федерации (ВС РФ) стали слишком слабы, чтобы противостоять силам Североатлантического альянса.

И это действительно так. В ходе перманентного реформирования с 1990 по 1999 г. численность дивизий Сухопутных войск сократилась с 212 до 24, из них только 3 дивизии и 4 бригады находятся в постоянной боевой готовности (т. е. укомплектованы на 80 % личным составом и на 100 % боевой техникой). 21 дивизия и 10 бригад укомплектованы личным составом лишь на 10–15 %, а значит, по существу являются лишь базами хранения имущества. Доля современного вооружения в Сухопутных войсках составляет лишь 22 %. При этом новых средств ведения разведки — 7 %, оперативно-тактических ракет — 17 %, современной авиации — только 2 %.

По данным американских экспертов на декабрь 1997 г., «ВС России стали бледной тенью тех, что были в бывшем Советском Союзе. Их численность сократилась на 70 %, с 4,3 млн до 1,27 млн чел. На ²/ ₃стало меньше танков и бронетранспортеров. Число артиллерийских установок уменьшилось с 29 500 до 19 150, самолетов — с 11 360 до 5160 и боевых кораблей — с 269 до 166. Закупки вооружения снизились до предела, а по таким видам боевой техники, как самолеты, танки и надводные боевые корабли, прекратились вовсе. Понадобится не меньше 10 лет, прежде чем Россия сможет возродить свои вооруженные силы.». [2]

В руководстве Министерства обороны РФ (МО РФ) выводы американских экспертов были восприняты в штыки. Количественные показатели в данном случае «не являются определяющими», заявили представители нашего военного ведомства. «Идет оптимизация самой структуры вооруженных сил».

Однако, как признают и наши военные руководители, проведение военной реформы требует еще больших затрат, чем сохранение вооруженных сил в их неизменном состоянии. Недофинансирование Министерства обороны ВС в 1996–1999 гг. привело к настоящему кризису армии и флота, фактическому «исходу» из боевых подразделений молодых офицерских кадров (остальные ждут пенсию и квартиру). Оказалась разрушенной и система мобилизационного развертывания — мобилизационные занятия и сборы так называемых «партизан» почти полностью прекращены.