Даже в нынешнем приподнятом настроении Габриэль не забывал одну фундаментальную истину: женившись на Зельде, он перешел от случайных заработков, едва позволявших сводить концы с концами, к достатку. С назначением на должность директора «Приюта грешников» его горизонты расширились экспоненциально. Однако все это его не удовлетворило. Сколько это — достаточно, когда речь заходит о богатстве? Габриэль уже ощущал некоторые странности, связанные с возможностью обладать. Состояние вложено в акции, рынок поднимается и опускается, всегда существует риск, что он обвалится, низвергнув Габриэля и всех остальных в яму, из которой он с таким трудом выбрался. Ему хотелось большего.
Поэтому он жадно читал книги и распечатки, которыми был завален стол гостиничного номера. Затем он достал перья, купил тушь и, после долгих поисков, несколько простых школьных тетрадок.
— Габриэль, что ты пишешь?
— Просто вспоминаю основы каллиграфии, любовь моя.
IV
«В надежном месте»
Сначала он ездил на «тойоте» Хизер, но однажды его остановили. К машине подошел полицейский, с ног до головы в проклепанной коже. Трэгер опустил стекло.
— Это ваш автомобиль?
Трэгер протянул документы на «тойоту», надеясь, что прибегать к решительным мерам не придется. Полицейский захотел взглянуть на водительское удостоверение. Трэгер достал права.
Подошел напарник.
— Почему мы вас остановили? Эта машина числится в угоне.
— Числилась, нам ее вернули.
— Это мы уже выяснили. Извините за беспокойство.
Полицейский козырнул, второй вернул документы, не скрывая разочарования. Скучное выдалось дежурство!
После этого случая Трэгер попросил Хизер взять для него автомобиль напрокат. Вернувшись в ее дом, он долго объяснял, что да как.
— И где сейчас папка?
— В надежном месте.
Так и не дозвонившись до Дортмунда, Трэгер прямо ночью поехал к нему, чтобы выяснить, в чем же, черт побери, дело. Все секретные данные о его работе в управлении, словно кости, швырнули газетчикам. Если уж его бросили на растерзание волкам, пусть Дортмунд скажет ему это в глаза.
Дом стоял на косе в окружении четырех таких же летних домиков, но Дортмунд жил здесь круглый год. Пристань имелась, но лодки не было. Насколько знал Трэгер, Дортмунд вообще никогда ни на чем не плавал. Что тянет даже таких сухопутных крыс на берег какого-нибудь водоема? Наверное, ностальгия по материнской утробе.
Трэгер приблизился к зданию со стороны моря — добрался на плоскодонке с маленьким, но шумным мотором, которую позаимствовал у причала чуть дальше по берегу в сторону города. Когда впереди показалась цепочка домов, он заглушил двигатель. Нигде ни единого огонька, но времени — два часа ночи. Трэгер привязал лодку и крадучись двинулся вперед. Пока что высадка проходила успешно. Черт побери, где же собака Дортмунда? У него был здоровенный добродушный ретривер по кличке Марвин, которого хозяин считал сторожевым псом. Трэгер и Марвин давно подружились, так где же пес?
Трэгер остановился над пластиковой желтой полоской, зажатой дверью и трепетавшей на ветру. Освободив обрывок, он в свете луны понял, что такой лентой полицейские окружают место преступления. Трэгер быстро обошел дом, но, кроме маленького обрывка, ничего не обнаружил. Что здесь произошло?
Проникнув внутрь, Трэгер сразу же понял, что никого нет — ни Дортмунда, ни ретривера Марвина. Он осмотрел гостиную, четко поделенную надвое светом и тенью. Именно здесь он беседовал с Дортмундом несколько месяцев назад, перед отъездом в Рим. Трэгер ощутил желание отчитаться перед пустой комнатой, но ему нечем было гордиться. Он все-таки сказал Дортмунду, точнее, призраку Дортмунда, что, на его взгляд, все сводится к Анатолию.
Пустая гостиная захлестнула Трэгера волной грусти. В чем смысл бесконечного крестового похода, который он, Дортмунд, и другие вели столько лет? Старший товарищ умел абстрагироваться от ужасов своего ремесла, и Трэгер старался ему подражать. Он обвел взглядом пустоту. Дом казался могилой неизвестного агента. Черт возьми, да кто знает, что они в действительности сделали? Трэгер еле прогнал горькие мысли. Он доведет до конца начатое — в знак уважения к Дортмунду.
Отправной точкой заброски Трэгера в Рим стали убийства в Ватикане. Так. Убийства — дело рук Анатолия, значит, если его прижать, задание будет выполнено. А теперь появилось ощущение, что Анатолий обвел его вокруг пальца. Стоя в гостиной Дортмунда, Трэгер чувствовал, как тает уверенность в том, что именно бывший босс бросил его на растерзание. Дортмунд скорее бросился бы сам.
«Вот он я, — хотел сказать Трэгер, — полиция разыскивает меня за убийство, совершенное Анатолием».
А теперь выяснилось, что Дортмунда нет в единственном месте, где он хотел быть, в этом домике у моря. Который, судя по всему, недавно огораживали желтой лентой, как место преступления.
Трэгер оставил лодку у пристани, вернулся пешком к стоянке перед причалом и сел в арендованную машину.
На следующий день в газете «Вашингтон пост» появилась заметка, в которой со ссылкой на анонимные источники сообщалось, что бывший агент ЦРУ, разыскиваемый в связи с убийством священника в Нью-Гемпшире, теперь также подозревается в похищении своего бывшего начальника Гиллиана Дортмунда.
Трэгер представил, как Анатолий злорадно ухмыляется, сея дезинформацию.
Ночью он снова поехал в здание, где размещалась его контора, и поднялся на лифте на седьмой этаж. Отперев замок, Трэгер шагнул внутрь, и ему сразу же захотелось выскочить обратно.
Зажав лицо носовым платком, он прошел в кабинет.
Беа сидела в кресле посреди комнаты. Ее руки примотали к подлокотникам изолентой, рот залепили; взгляд застыл от ужаса. Ее убили выстрелом в лоб.
Трэгер заглянул за стол: ковер откинут, сейф зияет пустотой.
Уходя, Трэгер оглянулся на Беа. Жизнь столь прекрасной женщины оборвалась так мерзко. Агента снова захлестнуло ощущение тщетности усилий, то самое, что он испытал в пустом доме Дортмунда. Вспомнив неясные планы о будущем вместе с Беа, о нормальной жизни после этого задания, он пожалел, что разучился плакать.
Уже дома у Хизер Трэгер размышлял, не ставит ли под угрозу и ее жизнь.
Вернувшись домой, та сказала, что в «Эмпедокл» звонил какой-то Карлос Родригес и спрашивал Трэгера.
— Я должен отправляться в Рим.
— Никогда там не была.
У Хизер была странная особенность отвечать так, будто она одновременно вела два разговора.
— Как ты туда попадешь?
Трэгер посмотрел на нее. Она не спрашивала, полетит ли он на самолете; она гадала, как он поднимется на борт. Это вернуло их к мысли о том, что она никогда не была в Риме.
На следующий день Хизер сказала Игнатию Ханнану, что хочет поехать в Вечный город. Тот лишь пожалел, что девушка не заговорила об этом раньше, когда он пытался уговорить отца Джона Берка воспользоваться самолетом компании. Хизер сказала, что тоже сожалеет. Наконец Ханнан предложил ей один из самолетов «Эмпедокла». Сообщив об этом Трэгеру, Хизер добавила:
— Вот как ты попадешь в Рим.
V
«Если вы смогли украсть, сможете и солгать»
Ему позвонили на сотовый, что было странно, поскольку никто не знал телефон. Джей взглянул на определившийся номер, однако код региона ничего ему не сказал.
— Отец Трепанье слушает.
— Жан Жак Трепанье?
— Будьте добры, скажите, кто это звонит?
— On peut parler français? [96]
— S'il vous plait. [97]
— Comme vous savez le soi-disant troisième secret de Fatima a été volé de la bibliothèque du Vatican. [98]
Джей ответил, что действительно слышал о пропаже документа.
— Он у меня.
Есть проблемы, которые доставляют истинное наслаждение тем, кто изучал нравственное богословие. Вроде бы нельзя совершать зло во имя блага, но как толковать случай, когда невинную жизнь можно спасти не совсем порядочным по большому счету средством? «Par example, — говорил профессор Коте, и его взор сиял надеждой на то, что ему удастся сделать релятивистов из всех своих студентов, — например, вы даете одному мужчине слово никому не разглашать то, что он болен заразной, смертельно опасной венерической болезнью. Он не обещает вам, что останется холостяком, и вы не ставите это условием неразглашения тайны. И тут ваша единственная очаровательная дочь объявляет, что согласилась выйти замуж за этого мужчину. Сдержите ли вы в этом случае свое слово?» В то время как все однокурсники громко заявляли, что в данных обстоятельствах они сочтут себя свободными от обязательства хранить секрет, один только Джей стоял на том, что принцип держать слово не знает никаких исключений. Кипели споры, на Джея обрушивались со всех сторон, а профессор Коте с удовольствием взирал на происходящее. Как только прозвенел звонок, Джей заявил, что он лгал, что он, разумеется, тоже нарушил бы обещание. А почему он лгал? Они договорились об этом перед уроком с профессором Коте. Коте взорвался в негодовании. «Я лгу, или принимая это утверждение, или отрицая его», — торжествующе заявил Джей.
