Голландцы, однако, взяли английский корабль «Роял Чарльз», носивший 56 орудий и 200 человек команды[19]. Но, с другой стороны, сэр Томас Ален, который командовал Белой эскадрой английского флота, встретил часть французского флота, захватил «Раби», на котором было 70 орудий и 500 человек команды, заставил выброситься на берег, сжег несколько других судов и принудил остальные войти в Сену. Кажется вероятным, что угроза английского флота была достаточна для того, чтобы помешать соединению противников, и весьма возможно, что Руперт и Альбермаль сознавали, что такой образ действий более безопасен, чем принятие атаки голландцев в непосредственном соседстве с таким большим и сильным отрядом, какой представлял французский флот.
Именно в этом моменте военно-морских операций есть указание на ведение морской войны в сторону того направления, которое вслед за тем сделалось постоянной ее характеристикой. В самом деле, до этого времени мы или ничего не слышали, или слышали очень мало об отдельных крейсерах. Но теперь мы слышим, что, пока главные флоты обеих наций находятся в южной части Канала, завязывается бой между эскадрами из 5 голландских крейсеров и английских крейсеров под командой Робертсона близ Текселя. Три из голландских судов на этом деле взяты в плен и уничтожены.
Мы подходим к эпизоду, наиболее любопытному и, кроме того, наиболее известному из всех, какие случались в течение трех голландских войн, а именно: к голландскому крейсерству на Медуэй и на Темзу. Переговоры о мире начались еще в июле 1666 г. и продолжались с возрастающими надеждами на хороший результат в течение сентября, октября и ноября. Наконец, Бреда был избран пунктом, где уполномоченные обеих сторон должны были встретиться для окончательного установления условий.
По-видимому, сначала возможное приближение мира не имело никакого влияния на морские приготовления, так как 2 октября 1666 г. герцог Йоркский дал приказание приготовиться к зимней службе: один конвой назначен был в Готтенберг, для сопровождения домой наших коммерческих судов; другой должен был охранять коммерческий флот Средиземного моря и привести его к Легхорну; назначена была также зимняя охрана проливов для обеспечения торговых сношений между Ньюкаслом и Лондоном; несколько кораблей было назначено в Дауне и «на главную станцию в Портсмут, который может потребовать большие силы, так как никто не знает, решатся или нет голландцы и французы пройти Канал для соединения»; наконец, назначена еще эскадра «для обеспечения торгового движения при мысе и для промеров, для чего, если французский флот находится близ Бреста (куда он ушел), могут понадобиться хорошие корабли».
Пепис, двор и все остальные, казалось, забывали серьезность последствий предвзятого решения и упорно старались настроить себя в пользу искусных внушений голландцев, что война окончена, что мир вполне обеспечен и что противники Англии разоружают свой флот и распускают команду.
Дневник Пеписа так интересно иллюстрирует обстоятельства, из которых крейсерство возникло, что я не могу сделать ничего лучшего, как цитировать его:
«Марта 6-го 1667 года. В Белой Палате. Здесь герцог Йоркский познакомил нас (и король сделал то же самое, войдя после) с его резолюцией о перемене способа войны в этом году; т.е. мы разделим тот флот, который теперь за границей, на несколько эскадр… Идут большие приготовления для укрепления Ширнесса и гавани в Портсмуте, и уже двинуты к обоим этим местам, как и всюду, куда нужно, силы с морской стороны; таким образом, мы до некоторой степени опасаемся вторжения; и герцог Йоркский сам объявил, что ожидает блокаду рек со стороны неприятеля и поэтому указал, что мы должны бы выслать все корабли оттуда для того, чтобы не быть там запертыми».
То, что случилось, рассказано самим герцогом Йоркским. «Парламент, – говорит он, – дал только очень слабые субсидии для ведения войны, и король был убежден лордом-канцлером, лордом-казначеем, герцогом Альбермальским и другими министрами разоружить для избежания расходов суда первого и второго рангов и в следующую кампанию вести только оборонительную войну. Герцог Йоркский возражал против этого, но был опровергнут». Пепис продолжает:
«23 марта 1667 г. В конторе, куда пришел сэр В. Пенн, возвратившись из Чатама, после обсуждения средств усиления обороны реки Медуэй заграждениями из цепей при Стекесе и кораблями с орудиями для препятствования неприятелю входа в реку и сожжения наших кораблей; все наши заботы сосредоточены теперь на том, чтобы обеспечить себя от вторжения неприятеля.
24 марта. У герцога Йоркского, где мы все встретились, где был также и король, все разговоры вращались около вопроса об укреплении Медуэя, Гарвича и Портсмута. Здесь они, имея перед собой планы, совещались с сэром Годфрей-Ллойдом и сэром Бернардом де Гэнном – двумя крупными инженерами. Все их заботы были направлены к тому, чтобы воздвигнуть укрепления надежной защиты, и они не стыдились этого; потому что милорд Арлингтон, войдя с письмами и увидев, как король и герцог Йоркский давали нам и офицерам артиллерии указания по этому предмету, заметил, что нам следует действовать так тайно, как только возможно, чтобы совещания наши не попали сейчас же в голландскую газету, – подобно тому как это было с недавним посещением Ширнесса королем и герцогом Йоркским, которое через неделю уже было опубликовано в гарлемской газете. Король и герцог оба рассмеялись на это и сказали: «Если мы будем в безопасности, то тогда пускай они болтают, потому что ничто не будет беспокоить их более, чем слух, что мы укрепляемся». Герцог Йоркский прибавил: «Маршал Туренн, когда некоторые пустословили, что должно быть неприятель сильно испуган, если так беспокоится о себе, сказал: хорошо, я хотел бы, чтобы неприятель не был испуган, потому что тогда он не беспокоился бы о себе, а это позволило бы нам легче справиться с ним»».
Что кажется замечательным во всем этом, так это ясное представление событий за два месяца до того, как они действительно совершились. Нельзя сказать, что в образе действия голландцев была какая-нибудь внезапность; равным образом кажется, что с их стороны не было прибегнуто ни к какой хитрости. Каждый должен знать совершенно хорошо, что если наш флот не был в состоянии готовности, то неприятель должен извлечь из этого возможную для себя выгоду и подняться вверх по Темзе для того, чтобы нанести нам такой вред, какой только можно было нанести. Голландцы действовали всецело согласно с этими соображениями и, следовательно, с нашими ожиданиями. С флотом из 60 кораблей и с отрядом войск де Рюйтер вышел в море 1 июня и направился прямо к Темзе, не только предполагая подражать действиям англичан во Вли год назад, но и намереваясь высадить сильнейший десант в страну неприятеля. Флот стал на якорь в устьях Темзы 7-го и, услышав, что 10 или 12 английских фрегатов, конвоируя 20 коммерческих судов, направлявшихся к Барбадосу, находились в Гопе[20], 9 июня де Рюйтер приготовил и послал вверх по реке под командой де Гента отряд из 17 легких фрегатов, с брандерами и легкими судами.
Достойно замечания, как точно здесь ход дела согласуется с тем, что происходило во Вли. Главный флот находится настороже в море. Уничтожение неприятельских судов поставлено первой целью атаки, и исполнение этого возложено на отряд легких судов. В обоих случаях десант сходит на берег после, хотя в последнем имелись специальные сухопутные силы, каковых не было в первом случае. Во Вли атака была спланирована и выполнена после того, как море было очищено от флотов, способных помешать ей; и в рассматриваемом случае, т.е. в деле на Темзе, атака предпринимается при уверенности, что нет морских сил, способных помешать ей.
