Рамзес, член Совета Электоров планеты Гладиус, вел жизнь активную, напряженную, порой даже балансирующую на грани риска. Дом Дины был убежищем, местом, где ничто больше не должно было его интересовать, кроме счастья и безопасности младшей сестры. Однако он всегда знал, что наступит такой момент, когда он не сможет наглухо закрыть за собой дверь этого дома, что следующие за ним тени проникнут и сюда.

— Почему вы лжете?

Дина спросила спокойно, но он уловил в ее голосе готовность не только к бою, но даже к войне.

— Мы не лжем. Мы высказываем подозрения, основывающиеся на фактах. Кому больше, чем несгибаемым, понадобилось бы уничтожить Дирак? Оттуда идет оборудование, логистика, там солярные резиденты сопрягаются с Мозговой Сетью. Ты видела, что тут творилось, когда связь с проходом прервалась? Представляешь себе, что значит для сетевиков отключение? Обычно им в мозг из прохода все время поступает поток Сети, а тут вдруг… обрыв! Темно! Глухо! Представь себе, что неожиданно и одновременно ты теряешь зрение, слух, осязание. Не знаешь, что творится и как долго это протянется. Все соляры, начиная с губернатора и кончая десантниками, валялись на земле и подыхали. Перерыв продлился неполных трое суток, а половина резидентов до сих пор испытывает приступы кататонии. Подумай, что бы стало, прерви мятежники гиперсвязь на более долгий срок?

— Ох, Рамзес, зачем мне об этом думать? — Дина потянулась, сеточки ее глаз заиграли всеми цветами радуги. — Зачем? Важно то, что ваши скоты в зеленых панцирях снова выволокут из домов предполагаемых мятежников и прикроют еще несколько информационных серверов.

— Важно, сестренка, чтобы мы могли чувствовать себя на нашей несчастной планете в безопасности!

— Когда-то ты приезжал ко мне один, — спокойно парировала она. — Год назад начал появляться с «гориллой». Последнее время тебя сопровождают четверо вооруженных до зубов солдат. Насколько я понимаю, именно таковы последствия ваших действий, обеспечивающих постоянное повышение безопасности на нашей, как ты изволил выразиться, несчастной планете!

— Осторожнее, сестренка. — Рамзес почувствовал, что разговор начинает его раздражать. Становится опасным. — Пожалуйста, осторожнее. Ты начинаешь говорить их языком. Его языком…

— Ничьим языком я не говорю, Рамзес! — Она резко поднялась с кресла. Высокая, стройная. Интеллигентная. Многие из его друзей и товарищей желали ее, а она выбрала этого негодяя, бунтовщика и, что самое удивительное, танатора. Типа, профессия которого всегда была ей отвратительна! — Я говорю лишь своим языком, Рамзес. Я говорила то же, прежде чем познакомилась с Даниелем, прежде чем ты влез в эту… кашу, прежде чем началась война. Ты знаешь, что я ненавидела убийства, жестокие законы, тупых солдафонов, которым кажется, будто они могут прижимать других. Я терпеть не могла таких людей, как Даниель. Я и сейчас их терпеть не могу, понимаешь? Беда в том, что я вижу их слишком много, причем там, где не ожидала встретить. Поэтому я не могу вытерпеть, когда ты говоришь, что в порядке вещей обманывать людей и использовать эту ложь для вынесения смертного приговора. Ты, Рамзес, ты учил меня всему, и я хорошо усвоила твои уроки!

— Давай не будем ссориться, маленькая, ладно? — Он попытался сменить тему. — Завтра рано утром я возвращаюсь в Управление. Делль назначил совещание. К полудню все сетевики должны быть на ногах. Как твои глаза?

Она инстинктивно поднесла руки к серебряным сеточкам, покрывающим глазницы.

— Вчера порядком намаялась, сопроцессор не синхронизировал изображений, и у меня все двоилось. Какой-то иммунологический эффект. Но сегодня я уже подрегулировала.

— Я всегда говорил, что тебе надо встроить нормальные имплантаты.

— Всегда, всегда… Брюзжишь, братишка.

Неожиданно стенной экран погас. В комнате воцарилась непроницаемая тьма, на которую вскоре отреагировали ветви ночного цветка, покрывающего потолок. Один за другим разгорались огоньки растений, раскрывающих блестящие чашечки. Из динамика полилась странная, аритмичная мелодия.

Рамзес вскочил. Принялся расхаживать по комнате, как делал всегда, когда к нему поступала важная информация. Он немного наклонил голову, словно хотел лучше слышать — хотя сигнал поступал непосредственно в ушной чип. Привычка. Несколько секунд он внимательно слушал, потом взглянул на Дину. Довольно долго не отводил глаз. Девушка заметила, что по его лицу пробежала странная гримаса то ли удивления, то ли испуга.

«Что случилось?» — хотела она спросить, но Рамзес движением руки удержал ее. Успокоился он лишь через несколько минут, перестал нервно ходить по комнате и жестикулировать, то подтверждая, то отрицая то, что говорил невидимый человек. Потом снова взглянул на Дину.

— Мне надо лететь сегодня же. У меня неприятности. Неприятности у меня, сестренка.

— Что случилось, Рамзес?

— Пришли подробные доклады о Дираке. У нас сорок человек убитых и двенадцать пропавших без вести.

— Это меньше, чем сообщали в сервисе.

— Там всегда преувеличивают, малышка. Но не в этом проблема.

— А в чем? — спросила она, хотя в ее мозгу уже возникло неясное предчувствие.

— Это был военный транспорт, солярный. Охраняемый насколько только возможно. Одним из перебрасываемых объектов был биоробот, клон… Очень ценный, как ты, вероятно, догадываешься. Он участвовал в операции вместе с Бондари. А теперь растворился в гравитационном провале. Понимаешь, что это значит? У них остался только твой Даниель. Твой бывший любовник. Тот, которого я вытащил из лап солярных палачей! Понимаешь, что это значит? Ему не дадут отсюда улететь. Наверняка…

Дина долго еще лежала в темноте. Выключила проектор, погасила светящиеся цветы и зашторила окна. Дом был погружен в почти абсолютную тишину. Издалека долетало приглушенное ворчание ветродвигателей, временами слышалось какое-то шуршание, однако это не мешало ей думать. Когда-то, после несчастного случая, — когда она потеряла глаза, она боялась мрака. Потом это прошло; она начала играть своим искусственным зрением. Изменяла масштаб изображения, приглушала восприимчивость к некоторым участкам видимого спектра, накладывала на наблюдаемые объекты различные картинки. Но отказалась от подобных экспериментов, поняв, что они затрудняют совместную работу мозга и оптического сопроцессора, обрабатывающего сигналы, поступающие со зрительных сеточек. Усилились депрессивные состояния, и она снова начала бояться тьмы. Зная, что нельзя поддаваться неоправданным страхам, устраивала себе вечера вроде сегодняшнего выключала зрение и лежала в полной темноте.

То, что связывало ее с Даниелем Бондари, она считала самыми поразительными узами в жизни. И пожалуй, самыми серьезными. Неоднократно она пыталась анализировать свое отношение к этому человеку и всякий раз убеждалась, что не в состоянии этого сделать, что ее холодный, скептический ум не справляется с чувствами.

Бондари воплощал в себе все то, что она ненавидела. Был олицетворением гладианских сил, с которыми боролся ее любимый брат и его друзья. Ее друзья тоже. Она познакомилась с Бондари случайно. Купила дом в Переландре, и оказалось, что соседствует с танатором.

Танаторы, судьи-убийцы, были жесточайшими исполнителями сурового гладианского права. Их направляли против групп преступников или особо опасных террористов с одной целью: осудить и покарать тех, кого заочные суды подозревали в тягчайших преступлениях. На практике это означало единственный приговор — смерть. Танаторов не интересовали нюансы, относительность вины, прямая ответственность за преступление. Когда заочный суд решал, что необходимо применить закон в отношении какой-либо террористической группы, тогда танаторы убивали и тех, кто сам подкладывал бомбы, и их связников, информаторов, руководителей и пособников.

Дина считала это варварством. Так же как несогласие прежних консервативных властей Гладиуса на присоединение в сообществу Солярной Доминии. А ведь только такое сотрудничество могло дать планете новые технологии и помочь в борьбе с коргардами. Танаторы и большинство офицеров гладианской армии поддерживали гражданскую власть в ее нежелании раскрыться миру. В узком, местечковом понимании свободы и демократических принципов, записанных в Хартии Прав двести лет назад и неведомом почему буквально выполняемых в теперешнем, современном мире. Она ненавидела невежественность консервативных политиков. Не оправдывала избирательных привилегий, предоставленных государственным функционерам. Ей была мерзостна тупая сила танаторов — санкционированная законом реакция на агрессивность людей, заплутавших в современном мире.