А когда она, так и не удовлетворив своего любопытства, вновь посмотрела, куда положено, то есть на дорогу, менять что-либо было уже поздно. Перед ней возник человек, и он уже сошел с тротуара на мостовую, а мостовая была мокрой, а он как будто тоже растерялся от внезапного появления машины и не знал, куда метнуться – вперед, назад… Анна вдавила педаль тормоза в пол изо всех сил, которые у нее были. Но на скользком от влаги асфальте машина не вняла ее отчаянному приказу и под визг тормозов продолжила свое опасное движение.

Никогда еще Анна не испытывала такого страха. «Сделай же что-нибудь!» – беззвучно крикнула он то ли себе, то ли пешеходу. Резко вывернула руль. Машину развернуло. Тело сжалось, как пружина под прессом этого невыносимого – сейчас она его убьет. Откуда столько мыслей и как они уместились в эти секунды?

Удар. Анна все-таки вскрикнула. Напряжение отдалось в теле болью – будто это ее сейчас послало мощной массой железа на асфальт. В глазах потемнело. Она хватала воздух ртом и дрожащими руками дергала ручку дверцы. Человека видно не было.

Когда заевшая дверца наконец поддалась и Анна с силой толкнула ее наружу, она услышала вполне явственное «ой!». Ей потребовалось три секунды, чтобы сообразить, что ее жертва угодила в неприятно прямом смысле под машину, под крыло, и удар дверцей по голове вряд ли прибавил несчастному радости жизни.

– Простите! Я сейчас! – Анна с трудом удерживалась, чтобы не заплакать, и ощущала себя на редкость беспомощной, как в вязком кошмаре, когда тебе грозит что-то страшное, все движения застревают в густом воздухе – не выбраться. А «страшное» тянет и все не наступает и не наступает.

Анна испытала мгновенное и совершенно идиотское колебание – а не вылезти ли ей через дверцу со стороны пассажирского места, чтобы не травмировать и без того пострадавшего человека. А потом все-таки и вправду перелезла через сиденье – благо надела джинсы и путаться было не в чем – и выбралась из машины. Обежала спереди. Мельком отметила, что Марджори со своим злополучным кавалером стоят в сторонке и не решаются подойти. Марджори цепко придерживала мужчину под локоть. Наверное, помня о старой дружбе, не хотела оказаться главным свидетелем аварии, которую устроила Анна, и потом давать показания в суде. Вероятно, если бы тело под машиной лежало неподвижно, она и вовсе увела бы своего приятеля в форме с места преступления. Тьфу, что за чушь в голову лезет?!

На асфальте, приподнявшись на локтях, полулежал молодой мужчина, как ей показалось – совсем мальчик, и только потом она разглядела, что на белом от потрясения и боли лице кроме голубых глаз есть еще аккуратная бородка, которая явно мальчишке принадлежать не может. Нижняя половина его тела помещалась под машиной – будь на месте Анны другая женщина, она наверняка грохнулась бы в обморок, чем дополнила бы мрачноватый сюрреализм общей картины. Некогда светло-серый плащ превратился в грязную тряпку, неряшливо брошенную на асфальт.

– Господи! – выдохнула Анна. – Как вы?

– Я жив, – философски ответствовал потерпевший. – А вы лихачка, леди…

– Я не превышала. – Анна лихорадочно пыталась понять, есть кровь или нет.

– …а я счастливчик, – невозмутимо закончил он.

– Что… там? – Анна не нашла ничего лучше, как кивнуть в сторону скрытых под кузовом машины ног.

– Ноги.

Откуда ирония?!

– Можете ими шевелить?

– Бестактный вопрос. Могу, конечно.

Слава богу. Анна с радостью отмела возможность перелома позвоночника.

– Я вам помогу. – Она сделала попытку поставить его на ноги.

Он с достоинством, неожиданным для человека, сидящего посреди проезжей части наполовину под сбившей его машиной, покачал головой:

– Спасибо, леди, не стоит. Я пока еще в состоянии сделать это сам. Когда мне понадобится помощь, я сообщу.

Я – чуть – не убила – человека – чуть – не покалечила – красивого – человека, – ломаной линией кардиограммы скакала в голове навязчивая мысль. Чем дольше Анна стояла над своей «жертвой», тем глубже в ее нервы и кости проникал ледяной ужас, порожденный изначальным страхом причинить боль живому существу.

Он поднялся на ноги, и, к великому счастью Анны, оказалось, что незнакомец может даже стоять не шатаясь. Перед ней предстал во всей красе очень благородного вида молодой человек с русыми волосами и тонкими чертами, которые, возможно, могли бы показаться излишне тонкими для мужчины, если бы не отражение волевой сосредоточенности и боли на лице. Он потрогал на глазах набухающую на лбу шишку, коснулся пальцами затылка – наверное, ударился об асфальт, когда падал.

– Голова кружится?

– Нет, благодарю, леди, со мной все в порядке.

– Тошнит?

– В порядке, – самым спокойным тоном, на который способен сбитый машиной человек, повторил он. Анне показалось, что он не повторил всю фразу, чтобы сэкономить силы. – Не волнуйтесь вы так. Я не собираюсь заявлять в полицию.

– Да я не о том, – растерялась она. – Я же вас чуть не… Ох… – Она бессильно опустилась на капот. Руки крупно дрожали.

– Со мной все хорошо, вы разве не видите? – В голосе молодого человека прорезалось раздражение. – Садитесь, – он открыл ей дверцу таким элегантным движением, что Анна не сдержала нервного смешка. Нелепая ситуация… – Поезжайте домой и выпейте успокоительного.

– Вы надо мной издеваетесь?

– С чего вы взяли?

– Я вас сбила, а вы ведете себя так, будто я на светском приеме пролила вино вам на пиджак.

Он слабо улыбнулся, и Анна почувствовала себя совсем виноватой.

– Садитесь, я отвезу вас в больницу.

– В этом нет необходимости. – Молодой человек огляделся с таким видом, будто ориентация в пространстве сейчас представляла для него сложность.

– Есть.

– Не терпится ответить перед местными властями? – усмехнулся он. – Вас наверняка направят из больницы прямо в полицию.

– Еще более вероятно, что мой день окончится в участке, если мы тут будем болтать до приезда патрульных. Наверняка кто-то уже позвонил в полицию.

– Наверное. У меня нет опыта в таких делах.

– Садитесь, прошу вас.

– Вы первая.

– Дама вперед?

– Конечно.

– Ну спасибо. – Анна виновато улыбнулась и уселась-таки в машину. Он мягко прикрыл за нею дверцу – с ума сойти, откуда у человека такая выдержка, Анна на его месте уже рвала бы и метала…

Он, сильно хромая на левую ногу, обошел машину.

Анна успела еще удивиться, что, кроме них, на дороге никого не было. Конечно, это не час пик, но есть же предел и провинциальной тишине и покою. Наверное. Где-то.

– Что с ногой? – спросила Анна, когда молодой человек, оберегая ногу и одновременно стараясь этого не показывать, сел рядом с ней и аккуратно пристегнулся.

– Ерунда. Ушиб, наверное. – Он всем своим видом демонстрировал, что любезность любезностью, но вообще светских бесед он не желает.

Вести машину после такого потрясения было труднее, чем на первом занятии по вождению со строгим и вредным инструктором. Анна подивилась: и как это она раньше справлялась с тем, чтобы смотреть на дорогу впереди, смотреть на дорогу в зеркале заднего вида, соотносить дорожные знаки с действительностью, крутить руль, переключать передачи и нажимать на педали… Задача для сороконожки, как она есть. Причем для сороконожки с фрагментированным мозгом. Интересно, а у сороконожек есть мозг? Руки дрожали и слушались плохо, внимание никак не желало распределяться сразу на несколько объектов, и они тащились по дороге со скоростью раненой черепахи, которую время от времени сотрясают конвульсии.

– Может, я поведу? – спросил молодой человек после очередного полурывка-полуостановки. Без всякого выражения спросил. Ни сарказма, ни заботы, ни злости.

– Нет, у вас нога.

– А я не ногой поведу.

– Не говорите глупостей. Мне важна не скорость, а ваша дальнейшая… сохранность.

– Как будто я антикварный комод, – непонятно к чему усмехнулся молодой человек. – Дорогая вещь, требующая соответствующего обращения.