На глаза навернулись слезы отчаяния и беспомощности. Черт побери, он не привык чувствовать себя беспомощным!

– О бабушка, где ты? – тяжело вздохнул Гарри. – Как ты сейчас мне нужна! Ты всегда знала, что делать.

Мужчина вытер девочку, переодел и положил в корзину, но она еще громче начала плакать и успокоилась, лишь когда он снова взял ее на руки и начал качать.

Накинув себе на плечи плед и, закутав в его края малышку, Гарри вышел на улицу. Была теплая летняя ночь. Он добрался до вершины утеса, затем спустился вниз и побрел вдоль пляжа, прислушиваясь к шуму волн. Девочка мирно спала у него на руках. Устав ходить, он отнес ее домой, опустился в дурацкое кресло, оставленное жильцами, и уснул.

Но ненадолго.

Киззи проснулась и захныкала. К тому времени, когда он достал из холодильника ее бутылочку, чересчур сильно нагрел и охладил под краном, ее плач превратился в душераздирающий вопль. Последней каплей стало то, что она отказалась есть.

Гарри в отчаянии уставился на нее, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы бессилия.

– О Киззи, пожалуйста, возьми ее! – взмолился он, и малышка наконец это сделала, не переставая икать и всхлипывать. Из-за чего наглоталась воздуха и еще сильнее расплакалась.

С чего я взял, что справлюсь? – подумал Гарри. Наверное, я сошел с ума. Неудивительно, что у женщин бывает послеродовая депрессия.

Способны ли мужчины вообще с этим справиться? Неуклюжие, неподготовленные отцы, которые никогда не думали, что им придется быть своим детям одновременно отцом и матерью? Мужчины, чьи жены погибли во время бомбежки или землетрясения? Или вдовцы, чьи жены умерли при родах? Или даже мужчины, которые по доброй воле согласились вести домашнее хозяйство и воспитывать детей?

Как они с этим справлялись?

Поменяв Киззи подгузник, Гарри снова попытался дать ей бутылочку, затем положил малышку в корзину и, закрыв дверь, чтобы не слышать ее плач, поднялся в комнату, которая когда-то была его детской.

Ему нужно немного поспать, если он хочет быть полезным малышке.

Но единственной спальной принадлежностью в комнате был грязный матрас, и Гарри не смог себя заставить на него лечь.

Окинув критическим взглядом комнату, он осознал, что, если собирается здесь поселиться, ему придется сделать ремонт и купить хоть какую-то мебель.

А пока он будет жить здесь с ребенком?

Наверное, он сошел с ума.

Может быть, следовало позволить докторам отключить аппараты несколько недель назад?

Нет. Ему претила одна мысль об этом.

Как бы ему сейчас ни было тяжело, он знал, что принял верное решение. Единственно верное. Со временем все образуется. Он научится справляться. А прямо сейчас он вернется вниз, вытащит Киззи из корзины, сядет в кресло и будет ее баюкать, пока они оба не заснут. Утро вечера мудренее.

– Я сейчас тебя догоню! – Эмили побежала по саду за своим смеющимся сыном. Поймав его, она выпрямилась и обнаружила, что по ту сторону забора стоит Гарри и изумленно смотрит на нее и Фредди.

– Э-э… привет, – произнес он.

Эмили улыбнулась.

– Привет. Как ты?

Фредди посмотрел на ребенка у него на руках, воскликнул: «Малыш!» – и радостно захлопал в ладоши.

Но Эмили была слишком занята изучением изможденного лица Гарри, чтобы думать о ребенке. Под его глазами залегли темные круги, волосы были взъерошены. Ей отчаянно хотелось поцеловать его усталые глаза, потереться щекой о его небритую щеку.

– У тебя все в порядке? – спросила она, переходя к сути дела.

Гарри устало улыбнулся.

– Не уверен. Я так устал, что не могу трезво соображать. Ночью у нас были проблемы.

– Я слышала, – сказала Эмили, все еще чувствуя себя виноватой за то, что вчера оказала ему такой холодный прием. – Послушай, почему бы тебе не заглянуть к нам и не выпить кофе? Ведь нам все равно нечего делать, правда, Фредди? У нас есть час, прежде чем мы поедем забирать Бесс.

– Бесс? – переспросил он.

– Моя дочь.

Интересно, заметил ли он, что она сказала «моя» а не «наша»? Возможно. Не то чтобы это имело значение. Если он собирается жить с ней по соседству, ему не составит труда выяснить, что она одинока. В любом случае Эмили не думала, что в данный момент его это беспокоило. Интересно, выглядела ли она такой же ошеломленной вчера, когда впервые увидела его ребенка?

Возможно. Эмили была потрясена, потому что, когда они встречались в последний раз, оба были свободны и одиноки, а сейчас Гарри, очевидно, не один. Что касается ее, она снова одинока, но далеко не свободна. Наверное, он тоже будет потрясен, когда узнает, что она мать-одиночка и у нее двое детей.

Гарри осторожно улыбнулся.

– С удовольствием. Спасибо.

– Пойдем. Здесь до сих пор есть калитка.

Эмили толкнула дверцу, и та со скрипом отворилась.

– Старая добрая калитка, – произнес он, затем добавил с озорной улыбкой: – Помнится, раньше она тоже скрипела. Я знал, насколько ее открыть, чтобы она меня не выдала.

Эмили почувствовала, как ее лицо залила краска. Она тоже помнила, как он поздно ночью проникал через калитку к ней в сад и они обнимались и целовались в беседке. Помнила, как испытывала сильное, но непонятное томление.

– Мы были детьми, – сказала она, не в силах встретиться с ним взглядом.

Гарри мягко рассмеялся.

– Правда? Мне так никогда не казалось. А в последний раз…

Он прервался, и Эмили, воспользовавшись его молчанием, направилась к дому. Фредди вертелся рядом с ней и весело повторял: «Малыш! Малыш!»

Женщина не хотела думать о последнем разе! Этого не должно было произойти, и она не допустит повторения той роковой ошибки.

Поднявшись на заднее крыльцо, Эмили толкнула дверь и вошла внутрь.

– Добро пожаловать, – произнесла она из вежливости, но очень обрадовалась, обнаружив, что усталость в его глазах сменилась чем-то приятным, напомнившим ей о днях их беззаботного детства.

– Спасибо. – Протянув руку, он взъерошил светлые кудряшки Фредди. – Я не знал, что у тебя есть дети.

В его тоне что-то послышалось. Может, сожаление?

Мельком взглянув на него, Эмили поставила на плиту чайник.

– Двое. Бесс почти четыре, а Фредди девятнадцать месяцев. Ты будешь чай или кофе?

– Чай. Я боюсь употреблять слишком много кофеина. В последнее время и так слишком мало сплю.

– Милый, принеси свою чашку, – сказала она Фредди, и тот удалился, весело напевая себе под нос.

– Он просто прелесть.

– Да, но иногда может быть сущим наказанием, если это ему выгодно. – Эмили улыбнулась. – Кстати, как зовут твою малышку?

– Ее полное имя Кармен Грейс, но я называю ее Киззи.

– Как необычно.

– Грейс – это в честь моей бабушки.

– А Кармен?

Его лицо побледнело.

– В честь ее матери, – неохотно ответил Гарри, и его тон снова показался ей каким-то странным. Возможно, он все расскажет ей позже. Она надеялась на это, потому что не осмеливалась спросить сама.

Много лет назад, в дни своей беспечной юности, она сделала бы это, но тогда они делились друг с другом всеми своими секретами.

Сейчас Эмили совсем его не знала и не имела ни малейшего понятия о том, сколько он собирается ей дать и сколько она хочет ему вернуть.

Поэтому она ничего не сказала, лишь заварила чай и выложила на тарелку шоколадное печенье. Тем временем Фредди вернулся со своей чашкой, из которой текла на пол струйка апельсинового сока. Наполнив ее заново, Эми вытерла пол и обняла сынишку, которого безумно любила.

Он захихикал, вырвался из ее объятий и побежал в сад. Взяв поднос, Эмили повела Гарри к качелям под яблоней.

– Те самые качели? – удивился он, но она рассмеялась и покачала головой.

– Нет, те развалились. Несколько лет назад отец купил новые, так что тебе больше не придется так осторожно на них садиться.

Рассмеявшись, Гарри опустился на сиденье и, откинувшись на спинку, закрыл глаза.

– Какое блаженство!