– Сергей волнуется? – тихо спросила я. – Он в тебя влюблен?

– Не… у него девушка есть, – также без эмоций сказала Олеся, наклонившись к моему уху. – Но мы же не для развлечения на кладбище пришли. Мы на задании! Сереге поручили меня «вести» и, если все пройдет тихо, на машине доставить домой. А если я кого-то странного увижу и решу с ним познакомиться, или ко мне привяжется кто-то, он должен следить за нами, ничем себя не выдав. И еще двух оперов тут же к слежке подключить – на всякий случай, чтобы ничего не упустить. А тут на тебе – я удрапала куда-то и ему не сообщила. Он не понимает: то ли я с друзьями гулять пошла – тогда он свободен. То ли я вышла на контакт с подозреваемым – в этом случае он должен быть начеку и вызвать подмогу. Вот он и уточняет.

– М-да… сложный вопрос, – не удержалась я от ехидства. – Ну и что он решил? Будет следить за тобой или поедет домой?

– А фиг его знает… Доведет нас до кафе, а там видно будет, – махнула рукой Олеся.

– А начальство у вас ничего не решает? – Мне все меньше нравилась эта ситуация. Возникало неприятное чувство, что охотой на маньяка занимался детский сад.

– Да что ты ко мне пристала? Звони ему сама! – внезапно громко и зло выкрикнула Олеся. На ее бледных щеках выступили красные пятна. Наташа и ее парень вздрогнули, обернувшись на ее крик, а психолог мягко произнес:

– Олеся, вам нездоровится?

– Да ничего… Голова закружилась. – Глаза девушки потухли, и она вновь впала в апатию. Андрей Викторович лишь покачал головой.

Мы доехали до небольшого полутемного бара с символическим названием «Последняя надежда», сели за маленький столик в глубине зала, заказали по чашке кофе, и я повернулась к психологу:

– Так что с нашими серийниками?

– Давайте сначала все познакомимся, – предложил он.

Мы с Олесей представились, Наташа просто кивнула, а худой очкарик тихо пробормотал: «Олег» – и затих. Психолог набрал в грудь побольше воздуха и лекторским голосом начал свой рассказ:

– Видите ли, девушки, шизофрения – это болезнь с определенными признаками. Шизофреник в теории может убить, защищаясь от чертей или повинуясь приказу слышного только ему голоса. Но это будут убийства в состоянии аффекта, а не те, которые мы называем серийными. Их совершают люди, вполне осознающие свои действия и способные их тщательно продумать. Это вполне вменяемые люди с так называемыми расстройствами личности – психопаты.

Психопатия бывает разной. Нас с вами интересуют психопаты трех типов, которые в принципе могут стать серийниками: истероидные, шизоидные и эпилептоидные. Постараюсь объяснить покороче.

Истероидные психопаты – люди с демонстративными чертами личности. Им требуется всеобщее внимание, и ради него они готовы на все. Такие люди убивают ради корысти либо ради славы. Причем в любом случае они сделают все, чтобы об их преступлениях говорили. Они оставляют визитки возле тел своих жертв, пишут письма в газеты – словом, всячески привлекают к себе внимание.

Шизоидные психопаты – люди замкнутые, с навязчивыми идеями. Они способны убивать ради этой идеи. Неважно, идея ли это собственного величия или «очищения города». В первом случае они вершат суд, к примеру, над нечестными чиновниками. Или над теми, кто когда-то обидел их любимую женщину. Во втором – убивают проституток. Или людей, олицетворяющих смертные грехи. Именно таких психопатов так любят изображать киношники.

И только эпилептоидные психопаты убивают ради получения удовольствия от самого процесса. Им свойственна раздражительность, переходящая в приступы тяжелого гнева. И снимают накопившуюся агрессию они зачастую через убийства.

Как вы думаете, с каким психопатом мы имеем дело в этом случае? – тоном экзаменатора спросил Андрей Викторович.

– С эпилептоидом, – без колебаний ответила я. – Остальные вроде не подходят.

– Хороший ответ, – удовлетворенно кивнул психолог. – Я думаю так же. Итак, что нам известно об эпилептоидах?

Им свойственны приступы ярости, которая зачастую выглядит немотивированной. Но эти вспышки агрессивности лишь при первом впечатлении кажутся внезапными. Их можно сравнить с разрывом парового котла, который прежде долго и постепенно закипает. Повод для взрыва может быть случайным, это просто некая последняя капля. Приступы не только очень сильны, но и продолжительны – эпилептоид долго не может остыть.

С первых лет жизни такие дети могут подолгу плакать, и их невозможно бывает ни утешить, ни отвлечь. В детстве дисфории проявляются в виде капризов, стремления нарочито изводить окружающих, хмурой озлобленности. Рано могут обнаружиться садистические склонности – такие дети любят мучить животных, исподтишка избивать и дразнить младших.

Приступы могут быть и плодом конфликтов, которые легко возникают у эпилептоидов при общении с людьми. В состоянии аффекта проявляется их безудержная ярость – циничная брань, жестокие побои, безразличие к слабости и беспомощности противника и неспособность учесть его превосходящую силу. Эпилептоидный подросток, к примеру, в ярости способен ударить по лицу пожилую женщину, столкнуть с лестницы показавшего ему язык малыша, броситься с кулаками на заведомо более сильного обидчика. В драке обнаруживается их стремление бить противника по гениталиям. В гневе лицо такого психопата наливается кровью, на лбу выступает пот и т. д.

Любовь у представителей этого типа личности почти всегда бывает окрашена мрачными тонами ревности. Измен, как действительных, так и мнимых, они никогда не прощают. Невинный флирт партнера трактуется ими как тяжкое предательство…

Эпилептоиды стремятся к власти, поэтому выискивают себе компанию из младших, слабых, безвольных людей. В группе такие психопаты хотят установить свои порядки, выгодные для них самих. Чьими-либо симпатиями они отнюдь не пользуются, и их власть держится на страхе группы перед ними.

Психолог перевел дыхание и буднично подытожил:

– То есть нам нужен человек, не вполне справляющийся со своими эмоциями, подверженный вспышкам беспричинного гнева. Но сразу хочу сказать – психопатия проявляется так резко только в период дезадаптации. Более или менее адаптированный к окружающему миру психопат способен на людях сдерживать свои реакции. Видимо, чтобы не взорваться изнутри и выпустить пар из котла, он в данном случае и убивает.

– Это вы к тому клоните, что никак не можете быть нашим маньяком? – не удержалась я от «шпильки». Самодовольный психолог вызывал у меня постоянное желание его подколоть.

– Я истероид, если что, – с озорной улыбкой в глазах признался психолог. – Мне почему-то кажется, что вы – тоже. Правда, у нас с вами не психопатия, а всего лишь акцентуация личности. То есть некоторое дополнительное развитие демонстративных черт. А вот акцентуация по эпилептоидному типу – у нашей очаровательной блондинки Олеси.

Доселе безучастная Олеся вздрогнула, услышав свое имя. Похоже, за нашим разговором она не следила, напряженно размышляя о чем-то своем. Андрей Викторович лишь вздохнул, поглядев в ее изумленные глаза. Впрочем, ни о чем спрашивать Олеся не захотела. Я вознамерилась было выяснить, как это он определил акцентуацию молчавшей все время Олеси, но не стала цепляться к словам. Вероятно, он зацепился за ее непонятную вспышку гнева.

Мы еще немного поговорили о психопатиях и акцентуациях. Впрочем, беседовали лишь мы с психологом. Наташа и Олег внимательно слушали, Олеся по-прежнему была погружена в свои мысли. Наконец, Андрей Викторович допил остывший кофе и решительно встал:

– Прошу извинить меня, господа и дамы, но я вынужден вас покинуть. Рад был знакомству.

После его ухода мы немного помолчали, затем Наташа тихо сказала:

– Я после исчезновения матери уже никому не верю… Я все думала: как ее могли на улицу выманить? Она же меня ждала, знала, что я волноваться буду! К ней наверняка кто-то из преподов подошел, поговорить о дочери. Она лишь ради меня могла с ним пойти…

– А почему ты Андрея Викторовича подозреваешь?