Встреча в Сан-Паулу
Встреча произошла на Первом конгрессе писателей Бразилии в январе 1945 года, и это была любовь с первого взгляда. Ее звали Зелия Гаттаи. Она тоже прибыла для участия в работе конгресса. Очень известному, красивому, талантливому Жоржи было тогда 33 года, а ей — 29. По счастливой случайности он только что развелся со своей первой женой Матильдой (хотя какая жена могла остановить влюбившегося баиянца?). И вот, пожив немного холостяком и заслуженно заработав себе репутацию Распутина (именно так звали его товарищи по партии, когда он отправлялся проведать девушек на пляжах Копакабаны), Жоржи встретил единственную и неповторимую дону Зелию, которая, к слову, была тогда в браке и имела сына. А у Жоржи подрастала дочь, оставшаяся с Матильдой. Впоследствии писатель воспроизвел этот знаменательный день в подробностях и рассказал, что ответили ему друзья, когда он показал на Зелию, будучи уверенным, что добьется этой красавицы. Паулу Мендес ди Алмейда тогда расхохотался в голос: «Да никогда в жизни! Руки коротки. Это порядочная женщина… Ты спятил, бедный мой Жоржи. Откажись от этой затеи».
Но как Жоржи Амаду мог отказаться от задуманного? Он, по его же словам, тогда «разбился в лепешку», и прекрасная дона Зелия уже в июле перебралась к новому супругу и жила с ним долго и счастливо до его последнего дня. В этом браке у них родились двое детей: в 1947 году — сын Жуан, в 1951-м — дочь Палома. Сын «удался в Зелию — воплощенная доброта, приятие всего и вся, спокойная уверенность и веселое спокойствие. Мы с Паломой — позаковыристей, не так добры и великодушны, как Зелия и Жуан, мы более себялюбивы и жестки. Зато мы наделены лукавой гибкостью, позволяющей нам обуздывать душевные порывы, которые способны привести к непониманию…» — признавался Жоржи.
Бразильский писатель у стен Московского Кремля. 1951 год. Фото: РИА «НОВОСТИ»
Прозревший друг
«Советская земля! Ты — наша мать, // Сестра, любовь, спасительница мира!» — эти духоподъемные строки из поэмы «Песни о советской земле» Жоржи Амаду написал после первой поездки в СССР в 1948 году. Молодой, вдохновенный писатель был покорен советскими преобразованиями. «Моя жизнь писателя, — вспоминал он, — началась в тридцатых годах… когда стала разрываться железная блокада — блокада клеветы, которой реакционные, ретроградные правительства пытались скрыть правду об СССР. В ту пору в Бразилии появились первые переводы произведений первой великой фазы советской литературы. Я говорю о книгах Серафимовича («Железный поток»), Фадеева («Разгром»), Бабеля («Конармия»)… Все мы чем-то обязаны советской литературе того времени, рожденной в пламени революционных событий, в гражданской войне, — литературе плоти и крови, живой, свободной, бессмертной».
А следующие строки написаны им в 1992 году, когда он пристально следил за новостями из России по телевизору: «Смотрю одним глазом — не от пренебрежения, а оттого, что левое веко мое как две недели назад опустилось, так больше подниматься не желает. По-научному это называется птоз, но я-то думаю, что окривел от того, в каком виде предстали передо мной советская империя и ее подданные. В булочных нет хлеба…» Две эпохи, два мира: «семьдесят лет социализма» и время его крушения.
Да и мы открывали Жоржи Амаду дважды: сначала как пролетарского глашатая, пишущего «правду о жизни низов», а потом — как большого и интереснейшего классика ХХ века. Да, в период своего становления он действительно верил в революцию, верил, что «власть народа и для народа» возможна. Но его заблуждения были недолги. В конце 1950-х политическое настроение Жоржи Амаду изменилось: побывав в странах так называемого соцлагеря, он словно очнулся и понял, какое «светлое будущее» строят его граждане и что такое социализм. Нет, писатель не менял партий, мандатов, религии и вообще не был никем политически ангажирован. Ведь изначально истоки его «коммунизма» нужно искать в бразильских трущобах. Стоит ли здесь произносить банальную фразу о том, что художники чувствуют острее, что им есть дело до того, кто обделен, обижен, унижен и наказан?
До конца дней Жоржи Амаду вспоминал свою встречу с венгерскими друзьями в 1951 году, когда шел судебный процесс над коммунистом Ласло Райком. Собравшиеся сидели в кафе, и вот один из литераторов, описывая последние события суда, вполголоса поведал, что признания у одного из подсудимых были получены пытками… Амаду был сражен таким рассказом. Как такое возможно? Он говорил: «…моя честь, моя гордость зиждутся на том, что при нашем режиме, в социалистическом обществе, никто, никогда, ни при каких обстоятельствах не может быть подвергнут никакому виду морального или физического давления, не говоря уже о пытках». Удивление бразильского товарища вызвало еще большее удивление венгров, которые объяснили ему, кого оберегает «нынешний режим»…
Уезжая из страны, пребывая в эмиграции, Жоржи Амаду продолжал писать о том, о чем писал на родине: о человеке, своем современнике. Только теперь его книги зазвучали по-новому. Идеологические моменты растворились в художественной стихии баиянца. Книги Амаду быстро завоевывали читателя, было время, когда в СССР люди записывались в библиотеках в очередь, чтобы прочесть его новые романы. В общей сложности литературным творчеством он занимался 70 лет и, как каждый хороший писатель, был в первую очередь гуманистом.
Жоржи Амаду и Зелия у себя дома в Салвадоре. 1985 год. Фото: CORBIS/RPG
Дом
На Первом конгрессе писателей Бразилии, где произошла встреча Жоржи и Зелии, Амаду выбирают вице-президентом конгресса. А в ноябре того же года он становится депутатом от штата Сан-Паулу в Национальную учредительную ассамблею и в начале 1946 года получает мандат в парламенте, представляя интересы Бразильской компартии. Он занимается несколькими законопроектами, направленными на защиту национальной культуры. Именно в этот период ему удалось отстоять поправку о свободе совести и вероисповедания, легализовав в том числе культ кандомбле. И тогда же бразильские реакционеры, поддерживаемые США, смогли привести к власти правительство генерала Эурику Дутры, в свое время единомышленника Гитлера. Деятельность БКП и других ее организаций вновь оказалась под запретом, и Жоржи с Зелией срочно уехали из Бразилии. Вспоминая впоследствии в книге «Каботажное плавание», сколько сил и времени было отдано на борьбу с властями, писатель с хорошим чувством юмора воссоздает картины минувшего противостояния. Говорит, с кем он только не боролся, даже с «величайшим злом современности — американским империализмом». Амаду его гневно бичевал, клеймил, пригвождал к позорному столбу, возлагал на него ответственность за все несчастья человечества, за угрозу атомной войны, за тирании, которые «империализм насадил и там, и тут». Но по «странному стечению обстоятельств», иронизирует писатель, всем своим благосостоянием он обязан этому злосчастному американскому империализму: только благодаря «кинематографическим, голливудским долларам» он смог осуществить свою давнюю мечту — обзавестись в Баии собственным домом.
Вообще, признается Жоржи, подобных комичных ситуаций в его «лавке чудес» под названием «жизнь» было немало. Но как, к примеру, квалифицировать присуждение ему в 1951 году Международной Сталинской премии «За укрепление мира между народами»? Хотя, казалось бы, что тут удивительного? Ведь писатель действительно был активным антифашистом и борцом за мир. Комичность, как нетрудно догадаться, заключается в том, что стоило ему прозреть относительно «природы социализма», так он сразу перестал быть и активным борцом, и другом СССР. Но до такого финала был, конечно, и триумф: после поездки по Советскому Союзу, находясь под сильнейшим впечатлением от всего увиденного, в том числе от того, как женщины в Сибири водят поезда, он написал своего рода бестселлер под названием: «Мир, где царит мир». Эта книга только в Бразилии за небольшой промежуток времени выдержала вопреки реакции властей пять изданий и стала поводом для привлечения Амаду к судебной ответственности по «закону о безопасности государства». А дальше совсем комичная история: вернувшись на родину после получения премии, Жоржи узнал, что против него начинается судебный процесс. Но судья, образованный человек, взял и прочитал его «опасную книгу» и, по словам писателя, вынес решение, что ее нельзя отнести к «подрывным» изданиям. Она, по его мнению, всего лишь «сектантская»! А значит, следует прекратить судебные преследования автора.
