Обогнув пресное море Ханка, следующим днем мы оказались на его противоположной, западной стороне, где базируется группа пограничных катеров в селе Камень-Рыболов. Здесь нас поджидал начальник отделения воспитательной работы службы Игорь Шмонин — артистическая натура и искрометный собеседник, местный старожил.

 — Забавно, — усмехнулся он, выпрыгнув с катера на песчаный пляж Соснового острова, необитаемого — как в силу прикордонной режимности, так и в силу принадлежности Ханкайскому заповеднику, состоящему из пяти разрозненных частей, — служу тут больше 20 лет, живу в 10 километрах отсюда, в Камне-Рыболове, а последний раз приезжал сюда в 1989-м.

Выше Камня-Рыболова (странное название дано то ли из-за скалы, под которой при отливе чудесным образом оставалась рыба, то ли в честь уссурийских казаков, которые со скалы эту рыбу удили) до самой КНР уже нет удобных пристаней, так что оставшееся расстояние до пункта назначения Турий Рог пришлось, вернувшись, преодолеть посуху.

До границы примерно 500 метров. Я стою на дозорной пограничной вышке и вижу перед собой как на ладони Китайскую Народную Республику. Если посмотреть в бинокль, можно наблюдать даже повседневную жизнь приграничного пункта Данбичжэнь. А если развернуться на 90 градусов, примерно на таком же расстоянии видна российская деревня, или приграничная колония, как ни назови, — Турий Рог, иначе Турга. Бойцы здешнего пограничного отделения живут в более комфортных условиях, чем большинство российских студентов в общежитиях. Впрочем, оно и понятно: на российских границах, в Приморье, во всяком случае, призывников с 2008 года нет, служат исключительно по контракту.

 — И что, записываются? Недокомплекта нет? — поинтересовался я.

 — А почему он должен быть, если оклад у сержанта-контрактника тут выше, чем у войскового майора где-нибудь во Владимирской области? Оглядывая с вышки инженерно-технические сооружения на нашей границе, я поделился с подполковником дилетантским недоумением:

 — Послушайте, если все так отлично продумано, то как вообще кто-либо умудряется нарушать границу? Кажется, любая попытка должна быть пресечена мгновенно.

 — Ну большинство и пресекается, — улыбнулся Шмонин. — У тех, кто здесь служит, немало времени уходит на то, чтобы узнать участок как следует. А у нарушителей опыт из поколения в поколение передается. Как-то задержали деда-китайца, который внука обучал ходить в Россию по картам чуть ли не XIX века. Жители китайского приграничья попадаются занятные. К счастью, на нашей стороне тоже такие есть. Очень нам помогают члены добровольных народных и казачьих дружин. Они тебе любого зверя вплоть до землеройки найдут на земле, на воде и в воздухе, если надо. Не говоря о том, чтоб нарушителя задержать.

По ту сторону колючей проволоки на контрольно-следовой полосе — тоже еще российская территория, но уже запретная — своего рода полоса отчуждения, непосредственная приграничная зона. Конные патрули ежедневно объезжают участки близ постов и застав

Герои границы

Сопка Лузанова — Гайворон

 — Да что там говорить, задерживал, и не раз. Я их за всю жизнь, наверное, человек 10 изловил. А иногда и ловить не надо. Помню, как-то слышу под утро — собаки разрываются. Что такое? Я с ружьем к воде, смотрю — сидят трое китайцев в джонке своей. Мотор отказал, говорят. Хитрые черти. Хотя этих, наверное, действительно занесло случайно. Какой им резон так далеко в Россию заплывать, прямо к берегу — наверняка ведь попадешься…

«Так далеко» — это к заповедному кордону у южного берега Ханки, на полуострове Сопка Лузанова, поросшем роскошным смешанным лесом (такой лес сам по себе — большая редкость сегодня в окрестностях). А человек с ружьем — единственный насельник этого полуострова, или, как он сам себя называет, «директор сопки», Юрий Зинюхин. Местный инспектор, смотритель, лесник, царь и воевода. С самого 1993-го полуотшельническим образом живет он здесь с женой Ниной Яковлевной. На Большую землю не каждый месяц выбираются. Так — за солью и спичками. В остальном — полностью натуральное хозяйство. Да и то сказать — иначе как натуральным хозяйством и не получится здесь жить. Сухопутной дороги до каких-либо населенных пунк тов вовсе нет. На лодке, каковая у Зинюхиных, конечно, имеется, надо плыть до основного кордона, а оттуда километров 40 до Спасска. К тому же плыть не всегда безопасно.

 — А что, зверья здесь до сих пор много?

 — Прорва. О барсуках и енотах я и не говорю. Медведь у меня весь прошлый год тыкву с огорода таскал. Но самое главное, конечно, тигры. Знаете, вот точно говорю — охрана помогает или другое что, но в последнее время их больше стало. На окраины селений опять выходят, собак таскают — это для них самая легкая добыча. Вообще, есть полосатые рядом, нет, и сколько их, определить невозможно. Это ж самый умный зверь и умелый — он может от тебя в метре находиться, а ты и не заметишь, если он не захочет. Даже ко мне сюда забредал. — Юрий Борисович указал в сторону узкой линии тростника, отделяющей его подворье от пристани. — Товарищ мой, который как раз гостил, дал мелкой дробью залп в метре над его головой, чтоб, значит, убежал. Так тот  только голову на звук выстрела повернул. И зарычал… — понизил голос рассказчик. — Вы когда-нибудь слышали, как рычит тигр? Не в зоопарке и не в кино. На воле. Муравьи по спине сами собой…

Техника, состоящая на вооружении у хасанского погран отряда на корейском участке границы, впечатляет. При помощи этого гигантского прожектора освещаются те участки российских прибрежных вод в Японском море, где радары обнаружили корейских нарушителей — ловцов кальмаров

Огромное опустевшее село производило гнетущее впечатление. Стоило ли ехать сюда по ухабам и лужам меж заболоченных лугов близ заповедника, чтобы увидеть зияющие дыры окон, остовы «жигулей» у рухнувших заборов, вывеску «Магазин», от которой остались только две первые буквы, а на прилавке нет ничего, кроме белого хлеба и кефира? Из 1350 человек советского населения Гайворона до наших дней здесь дожили 326. Даже как-то неуютно бродить между этих клумб и игровых площадок, где, по всему видать, нечасто раздаются детские голоса. И не менее грустно видеть вдруг на фоне этой картины запустения, скажем, свадьбу –– грузовик, набитый гостями, а на бампере чумазую куклу… Но не успел я взгрустнуть, как услышал именно голос. Отнюдь не детский, а утробный, напоминающий отдаленный гром. В общем, тот самый звук, от которого по спине «муравьи». Мы с фотографом огляделись и увидели не слишком заметную проволочную перетяжку между древесными стволами, а на ней — табличку: «ДВО РАН. Биолого-почвенный институт. Зоологический центр. Показ зверей только в субботу и воскресенье, с 13 до 16 часов».

Как выяснилось, оригинальная свадебная машина направлялась именно сюда. В Москве молодожены отправляются на Поклонную гору, а здесь — любоваться тиграми Виктора Юдина. Абсолютно бесплатно — все пожертвования только на добровольной основе.

В известном смысле юдинская судьба сходна с судьбой Юрия Зинюхина. Но если «директор лузановской сопки» — из коренных охотников, то Юдин — пришелец. Он был и остался ученым. Кандидат биологических наук, автор научных публикаций и фундаментального труда «Тигры Дальнего Востока». Человек с позицией и кристально ясным взглядом на все окружающие вопросы. Борец.

На Юдина идет постоянная атака. Самым разным людям — от чиновников фондов защиты природы до сотрудников НИИ и даже прокурорских органов — непонятно, как, на какие средства и, главное, с какой целью (не ради ли обогащения и «самопиара», как теперь говорят?) можно посреди обыкновенной деревни оборудовать полноценный питомник и научную базу. Причем животные тут не сидят в клетках, а гуляют все вместе за единым широким, но не особенно заметным снаружи ограждением. Да еще и ведется серьезная зоологическая работа. Соответственно, нет конца разнообразным проверкам и визитам комиссий. Бывает, и праздно любопытствующие из местной шпаны осаждают. Виктор Юдин с комиссиями корректно, но бескомпромиссно беседует, показывает документы, отстаивает позиции. Нарушителей своей малой границы силой гонит прочь. А сам тем временем тигров...