Моя рука лежала на траве. Божья коровка выбрала ее для изучения. Она неторопливо обследовала мои пальцы и выползла на середину тыльной стороны ладони. Там остановилась в раздумье, что предпринять.

Мне показалось, что я уподобилась этой божьей коровке: раздумываю над вопросом, который не требует размышления. Стоит божьей коровке сползти с моей руки, как она окажется на травке, в привычной обстановке. Стоит мне сказать Джонни, что не могу выйти замуж за человека, для которого главное в жизни — работа, как все встанет на свои места. Но готова ли я расстаться с Джонни? Божья коровка оживилась. Она поползла к моему локтю.

— Ах ты глупенькая,— предупредила я ее,— сама создаешь себе трудности. Ты торопишься к краю пропасти. Неужели собираешься испытать судьбу?

Я подумала, что в жизни бывают такие моменты, когда приходится принимать решение, от которого зависит вся дальнейшая судьба. Именно это мне и предстояло сейчас сделать. Я поднесла руку поближе к земле и легонько подтолкнула божью коровку к травинке. Ей повезло — я не позволила ей ошибиться. Мне же придется решать свои проблемы самостоятельно.

Джонни вернулся сияющий и сообщил:

— Ты не поверишь! У меня потрясающая новость! Через три недели мне предстоит командировка в Италию. Поручили взять интервью у одного видного политика. Это большая честь для меня. Пожалуй, я откажусь от приглашения Кейт погостить у нее. Готов вернуться к работе прямо сейчас.

Он взахлеб рассказывал о том, какое важное значение для его карьеры имеет это задание. Он всегда мечтал стать политическим обозревателем, работать на «Би-би-си», освещать события в горячих точках.

— Такая работа по плечу исключительно холостякам,— сделала вывод я.— Кейт была права, когда сказала, что в жилах у тебя не кровь, а чернила, Джонни.

— Могу привести в пример сколько угодно женатых военных обозревателей,— возразил Джонни.

— Но ведь ты не хочешь взваливать на себя такую обузу, как семья. Признайся честно, Джонни!

— Не могу лгать тебе,— согласился помрачневший Джонни.— Мне действительно в ближайшие годы не хочется ни с кем связывать свою судьбу.

Я не зарыдала и не бросилась прочь. Мы расстались по-дружески...

Вернувшись домой, я никак не могла придумать, чем бы заняться, и поэтому с радостью приняла приглашение Ричарда посмотреть мюзикл. Он предупредил, что критики не очень высоко отзываются о постановке, но его друзьям спектакль понравился.

Однако критики на этот раз оказались правы. Музыка звучала оглушительно, артисты старались перекричать друг друга, а сюжет был настолько неуловим, что казалось, будто его нет вовсе. По обоюдному согласию мы с Ричардом ушли из театра после первого же действия. И в ближайшем кабачке вместе с другими разочарованными зрителями принялись с упоением перемывать косточки режиссеру.

Выйдя из кабачка, мы отправились вдоль набережной королевы Виктории. По мере того, как сгущались сумерки, все вокруг становилось романтически таинственным — и красиво подсвеченное здание Парламента, и прелестные викторианские фонари, отбрасывающие мерцающие блики на воду. Мимо неслышно скользили темные силуэты лодок. Нас обгоняли влюбленные парочки, над головами тихо шептались деревья.

Мне казалось, что судьба незаслуженно щедра ко мне. Она подарила мне возможность насладиться обществом сильного, мужественного человека. Я почувствовала себя совсем счастливой, когда Ричард опустил руку мне на плечи, чтобы обратить мое внимание на какую-то достопримечательность.

— Как прекрасен Лондон! — не удержалась я от восклицания.— Некоторые восхищаются Нью-Йорком, но мне кажется, что Лондон несравненно красивее.

— Странно,— удивился Ричард,— когда я впервые попал в Париж и признался другу, что покорен этим прелестным городом, он посоветовал: «Вспомни, как великолепен Лондон с его неповторимой архитектурой. Одна набережная Виктории чего стоит!» Тогда я понял, что мы привыкаем к родному городу и перестаем замечать, насколько он красив. Во всяком случае, именно это произошло со мной. Наверное, виноват напряженный ритм жизни. Просто не хватает времени остановиться и оценить великолепие архитектуры...

Спустя некоторое время я вдруг спохватилась, что мы обсуждаем самые будничные проблемы: бизнес, транспорт, трудности с парковкой. Неужели Ричард заметил, что между нами зарождается особое чувство, и не хочет дать ему окрепнуть, а потому и перевел разговор на приземленные темы.

Мы заглянули в кафе у стоянки такси и пробыли в нем не меньше часа. И не только потому, что там варят отличный кофе. Общительные лондонские таксисты поделились своими впечатлениями о Нью-Йорке.

— Я так благодарна тебе, Ричард,— призналась я, когда мы снова вышли на улицу.

Ричард улыбнулся и предложил прокатиться по городу на машине. Вечером движение на улицах замирает и появляется прекрасная возможность полюбоваться красотами Лондона. Мне не хотелось, чтобы чудесный вечер заканчивался так быстро, поэтому я охотно согласилась.

На небе показалась луна. Ее свет добавил очарования зданиям. А вот зловещий вид Тауэра захватил мое воображение, и я перенеслась в средние века. Ясно представила, как плетутся интриги в резиденции короля, потом Тауэр становится тюрьмой, и здесь вершатся казни, а толпа требует еще крови...

Я невольно вздрогнула, а Ричард, мгновенно поняв мое состояние, отвлек вопросом, не хочу ли я послушать дебаты в палате общин.

— Дебаты в палате общин? — Я не могла поверить собственным ушам.— Ты шутишь?

— Нет, Кирсти, я вполне серьезно. В башне горит свет. Это значит, что обсуждение вопроса продлится всю ночь. Мы можем послушать, если хочешь.

— Ты еще сомневаешься? Да я просто сгораю от нетерпения. Потрясающе! Будет о чем написать домой!

Я заворожено переступила порог здания, еще не веря в реальность происходящего. Ричард поговорил с распорядителем. Нас попросили заполнить карточки и позволили пройти в зал заседаний.

— Все как в сказке,— шептала я.— Неужели мне предстоит присутствовать на заседании палаты общин в одиннадцать часов вечера?

Мы поднимались по узенькой лесенке. Ричард, коснувшись моей руки, предложил взглянуть в окно. К небу вздымались острые шпили, похожие на огромные леденцы. Я, молча улыбнулась и, покачав головой, дала понять Ричарду, что до сих пор не верю, уж не во сне ли все это происходит?

С трепетным чувством я заняла свое место на галерке. В дебатах принимало участие не слишком много депутатов, но некоторых из них я видела раньше по телевидению. У меня снова разыгралось воображение. Я вновь представила, как волнуется толпа, как чья-то голова катится из-под топора палача — так делается история. Может быть, и этот оратор выступает с какой-то судьбоносной речью. Он сейчас говорит об экономике, хотя, на мой взгляд, его формулировки слишком расплывчаты.

Мы пробыли в зале заседаний около получаса. Я заметила, что Ричард украдкой поглядывает на часы, и спросила, не пора ли нам уходить. Он согласно кивнул, и мы вышли в коридор.

— Не слишком увлекательные прения. Прошу прощения, если ты разочарована.

— Не стоит извиняться. Сама атмосфера производит неизгладимое впечатление. Я так благодарна тебе, что ты предоставил мне возможность подышать воздухом Тауэра.

— У меня есть еще одно предложение. Думаю, оно тебе понравится,— интригующе пообещал Ричард.— Мне самому лишь однажды посчастливилось увидеть это в лунную ночь.

Мы вышли на улицу, и Ричард обратил мое внимание на здание Вестминстерского аббатства.

Открывшийся вид никого не мог оставить равнодушным. Башни аббатства, казалось, парят в воздухе, окна украшали литые кружева. Здание покоряло несравненной красотой.

К нам подошел полицейский, и мы заворожено любовались панорамой уже втроем. Потом он сказал:

— Я видел Тадж Махал в лунном свете. Но даже он уступает нашему аббатству...

К сожалению, пришла пора возвращаться домой. Мы ехали молча, и я радовалась этому обстоятельству, боясь расплескать переполнявшее меня чувство восхищения. Однако, ощутив дружеский прощальный поцелуй, я разочаровалась. Мне казалось, что прошедший вечер сблизил нас с Ричардом.