В 1944 году такая сигнальная ракета поднимала бойцов в атаку. Теперь она напоминае т о годовщине Победы. Один и тот же сигнал, одна и та же информация, но какие разные смыслы они порождают! Фото: AFP/EAST NEWS
Посредник между мирами
Недоразумение возникает из-за смешения трех совсем разных понятий: сигнала, информации и смысла. Сигнал — это любое воздействие, которое передается от одной физической системы к другой. Информация — это изменения, случившиеся под влиянием сигнала в системе-получателе. А смысл — это оценка, которую дает информации мыслящее существо, обладающее сознанием и волей. Информация не содержится в сигнале, но под его воздействием возникает у получателя. От состояния и способностей получателя она зависит едва ли не больше, чем от самого сигнала. Аналогично и со смыслом: он не содержится в информации, а создается тем, кто ее оценивает.
Пополним взвод нашего сержанта, зачислив в него дикаря, генерала, робота с диктофоном в голове, пуганую ворону и письменный стол, и посмотрим, как они среагируют на команду «Бегом — марш!». В письменном столе от голоса сержанта возникнут слабые звуковые колебания, но они сразу затухнут, и никакой информации стол не воспримет. Робот запишет команду в MP3-файл, и в его памяти произойдут изменения. Но смысла им робот придать не сможет, на это способны только его хозяева. А вот ворона не только получит информацию (у нее возбудится слуховой центр), но, будучи живым существом с сознанием и волей, осмыслит ее сообразно своему уровню «строевой подготовки» — испугается и улетит. И будет совершенно права. Дикарь, не зная языка, слов не поймет, но запомнит звучание и, видя реакцию остальных солдат, начнет обучаться. Наконец, генерал хотя все и поймет, но не побежит, рассудив, что не обязан подчиняться сержанту. Выходит, одна команда, один сигнал, порождает у разных получателей разную информацию, не говоря уже о смыслах.
Итак, сигнал — это физический процесс, протекающий в среде между источником и приемником: электрический импульс в нервном волокне, биохимические реакции в мышечных клетках, звуковые волны... Сигнал передается от точки к точке в соответствии с законами физики. И процесс этот протекает объективно, то есть для всех одинаково.
Иное дело — смысл. Он создается человеком и существует только в субъективном внутреннем мире сознания, о природе которого наука мало что может сказать. Предполагается, что каждому состоянию сознания соответствует некоторое состояние мозга. Но даже если это так, непосредственно, личностно мы воспринимаем не свой мозг, а именно состояния сознания — настроения, желания, идеи. Именно они обладают для нас ценностью и смыслом. Но мир наших смыслов сугубо индивидуален. Единственный способ поделиться ими — превратить их в сигналы, надеясь, что они вызовут резонанс, то есть информацию, в чьей-то душе и будут верно поняты (осмыслены).
Внешний мир вещей и внутренний мир идей надежно изолированы друг от друга. Физические сигналы не проникают в бестелесный мир идей, образов и смыслов, а образы субъективного мира не могут покидать сознание, как бы этого ни хотелось материалистам и эзотерикам. Но изменения случаются в обоих мирах, и универсальным посредником между мирами объективного и субъективного служит информация. Перемена сигнала светофора — информация для водителей, заставляющая их изменить образ действий на перекрестке. Но само это изменение — не вещь, которую можно схватить с криком: «Держи ее!» Оно ведь «не существует». В прошлом его не было — ровно горел красный сигнал. В настоящем его нет — сейчас столь же ровно горит зеленый. Но если информация — это случившееся в системе изменение, то что же такое ее хранение, передача и обработка? Разве можно хранить изменения (а не только их следы)? А передавать их или обрабатывать? В буквальном смысле — нет. Но одно изменение может вызывать другое и так по цепочке.
Если в начале и в конце цепочки сохраняется некоторое подобие изменений, то можно сказать, что они передаются, как, например, в случае бегущей волны — простейшего из возможных сигналов. Строго говоря, следовало называть этот процесс передачей сигнала, но в обиходе закрепилась формулировка «передача информации» (или «хранение информации», если структура лишь сохраняется во времени, но не передается в пространстве). Итак, глядя на стоящий перед ним взвод, сержант мысленно (возможно, даже безотчетно) меняет его образ, представляя солдат бегущими. Это изменение — исходная информация для последующего процесса. Если бы сержант совсем не знал своих солдат, не владел их языком и культурой, а то и вовсе был бы не гуманоидом, а, скажем, мыслящим роем саранчи, ему было бы крайне трудно донести до подчиненных, какого изменения поведения он хочет от них добиться. Пришлось бы показывать пары рисунков (как было — как стало) или создавать самодвижущиеся 3D-модели людей, чтобы солдаты могли им подражать, или просто кусать их до тех пор, пока они не начнут делать то, что надо. Впрочем, не так ли ведут себя некоторые начальники и родители? К счастью, сержант и его взвод — люди, пользующиеся одним языком и имеющие сходный жизненный опыт, благодаря чему нетривиальная разница между стоянием и бегом выражается для них всего парой слов: «Бегом — марш!» Причем эти слова почти безошибочно выделяются в хаосе звуковых колебаний. Взвод представляет собой хорошо подготовленную систему, и только поэтому простая команда способна вызвать в нем столь существенное изменение.
Команда «Формулы-1» Williams-BMW вызывает на питстоп своего пилота. Он должен понять этот знак даже на скорости 300 км/ч. Фото: CORBIS/FOTO SA
Форма и содержание
Однако если присмотреться, бегут все солдаты немного по-разному. Чтобы добиться от них строго определенного стиля движений, как от бегунов-спортсменов, понадобились бы куда более длинные и сложные инструкции. И все равно полной идентичности движений не добиться, разве что заменить солдат серийными роботами.
Слова родного языка осваиваются в практике общения, и их значение конвенционально (то есть условно) является предметом соглашения. Где на радужной спектральной полоске кончается голубой цвет и начинается зеленый? Мнения будут немного различаться. И дело не в индивидуальном восприятии цвета, а в разном понимании слов «голубой» и «зеленый». Конечно, между показаниями людей, говорящих по-русски, разброс будет небольшим. А вот американец эту границу заметно сдвинет, поскольку в англоязычной культуре слова blue и green имеют несколько иные значения. Кстати, это одна из причин, почему знание языков столь важно для развития личности: каждый язык открывает иной взгляд на мир.
Но расхождения в понимании отдельных слов — пустяк в сравнении с трудностями передачи смысла в более сложных случаях. Книга без читателя — это просто набор символов. Лишь в момент восприятия они порождают информацию в том, кто знает язык. Затем сознание строит мысль, соответствующую прочтенной фразе, оценивает ее и увязывает с ранее накопленным жизненным опытом. А поскольку багаж этого опыта у каждого свой, то и понимание будет сугубо личным. При этом могут рождаться новые неожиданные смыслы, о которых автор книги даже и не помышлял.
Отношения читателя с книгой те же, что у ребенка с раскрасками или у музыканта с композиторскими нотами. Читатель берет авторскую форму и наполняет ее собственными смыслами просто потому, что смыслы нельзя получать извне, их можно только создавать самому. Вот почему ошибочны, в частности, попытки буквального прочтения великих священных книг. Ведь при этом мы вовсе не воспроизводим некие изначальные содержащиеся в них смыслы, а просто грубо навязываем текстам самую примитивную трактовку, свойственную текущему состоянию нашего языка.
И в то же время для восприятия любой книги необходима определенная подготовка. Если ее нет, то символы и формы не породят никаких смыслов или, еще хуже, приведут к появлению ложных идей. Чтобы избежать подобных искажений, в научной литературе используются термины и математические обозначения, на освоение которых приходится тратить годы. С их помощью ученым удается уверенно понимать друг друга при обсуждении сложных проблем, которые на обыденном языке попросту невыразимы.
