— Синьорина, от ваша настойчивость я рисковать упасть, — тихо сказал он, пытаясь отыскать проблеск здравомыслия в бездонных бирюзовых глазах.
— Я сама готова упасть! — сообщила она глубоким голосом. — Упасть в ваши объятия… Подхватите? — почти умоляюще добавила она.
— Боюсь, не удержу, — усмехнулся Винченце.
От его улыбки русалка совершенно потеряла голову — закатив глаза, сложила губки бантиком, подалась вперед. Винченце успел ее остановить, взяв круглое личико в ладони, чуть отстранился. Русалка удивленно распахнула глаза. Он быстро положил руку ей на лоб, поцокал языком, покачал головой:
— Плохо, синьорина, нехорошо, — сказал он. — У вас температура, жар. Видимо, вы простуживаться.
И вздохнул:
— Немудрено, хоть лето, а вы такой тонкий сорочка носиться. Нехорошо. Вам надо в постель полежать, горячий молоко попить. Non son cose dascherzare!
И вот еще… — Он снял с головы опешившей ундины пышный венок и вытащил из него пучок лесных трав: — И вот эту флору советую позаваривать. Полезно для организма.
Его слова услышали оказавшиеся поблизости нимфы, не на шутку встревожились и, тоже пощупав лоб госпожи, пришли в ужас.
— Батюшки светы! — всплеснула руками толстенькая, — А то и впрямь занедужит?! Да что ж нам барин-то скажет?..
Заслышав тревожную весть, остальные русалки бросили игры и столпились вокруг разом помрачневшей хозяйки. Наперебой стали предлагать разные меры и способы лечения, нимало не заботясь спросить саму виновницу переполоха, отчего да по какой причине она так раскраснелась.
Покинутый посреди лужка Артур стянул с глаз повязку, тщетно пытаясь что-то разобрать в поднявшемся гомоне.
Пряча улыбку, Винченце незаметно отступил в тень.
Но девушкам все же удалось прийти к общему решению. Слабо сопротивляющуюся госпожу усадили в лодку и спешно отчалили. Что не мешало бы попрощаться, спохватились уже на воде.
Помахав уплывающим вдаль нимфам, Винченце повернулся к приятел ю. Тот стоял в растерянности, не догадываясь опустить руку.
— Пожалуй, нам тоже пора домой, — притворно зевнув, заявил итальянец.
Уловка удалась, баронет тут же начал тоже зевать во весь рот, хоть секунду назад о сне и не помышлял.
— А с ней ничего серье-о-о-озного? — выговорил он через силу.
— Думаю, все обходиться, — кивнул Винченце. — Пару ночей дома посидит и переправится.
Пара ночей Артуру показалась вечностью. С тоской оглянувшись на озеро и печально вздохнув, побрел к дожидавшимся под деревьями лошадям.
В удручающем молчании они выехали на тропу. Пару раз Артур хотел было заговорить, но вспоминал что-то и, нахмурясь, закрывал рот. У его приятеля эти душевные страдания вызывали лишь усмешку.
Однако полночь едва минула, и возвращаться в усадьбу было, пожалуй, рановато.
— О, Dio mio! — вскричал вдруг Винченце, спрыгнув с лошади, буквально припав к земле в двух шагах от тропинки.
— Что такое? — воскликнул в испуге Артур, осадив от неожиданности вставшего на дыбы коня.
— Это же Rumex hydrolapathum!
— с благоговением выдохнул Винченце, рухнувший на колени перед невзрачным растением.
— Тьфу ты! — плюнул баронет с облегчением. — Я-то думал, ты с лошади свалился. Ну и что это за гидра с лопатой? Дорогая?
— Ужасно! — кивнул Винченце. — Раньше на черный рынок в Персия за один корень давать три шкура леопард. Но выкапывать из земли это нельзя! Это крайне редкий трава, ты понимать? Это почти не остаться в мир! Почти все вытоптать…
Артур слез с лошади, подошел, присел рядом на корточки. Внимательно, с уважением посмотрел на щавель. Правда, ничего особенно замечательного не заметил. Тем более луна скрылась за облаком, и видно было, скажем прямо, не очень.
— Вроде бы такой травы везде полно, — с сомнением изрек наконец баронет.
— Non? Vero! Не говори так! — оскорбился Винченце, — Вот видишь эту розетку листьев? Только у hydrolapathum они такой формы. А форма черешков! Ты где-нибудь встречал подобные?..
Артур скис. Он уже знал на личном опыте, что о своем любимом гербарии приятель может петь соловьем хоть круглые сутки.
— Ну раз его сорвать нельзя, поехали домой, — сказал он, улучив паузу в ботанической лекции. — Или до утра любоваться будем?
— Посмотри на эти метелки соцветия. На рассвет они распахиваться, — мечтательно произнес Винченце. — Я хочу очевидствовать этот редкий зрелище.
Что приятель и вправду собирается весь остаток ночи просидеть над получахлой травой, разглядывая мелкие, не блещущие изысканной красотой зеленоватые цветочки, баронет ничуть не усомнился. Составлять компанию в подобном скучнейшем занятии ему совсем не хотелось, потому он легко согласился отправиться домой, оставив друга наслаждаться чудесами природы в одиночестве.
Едва поступь копыт стихла за стеной деревьев, Винченце, как есть, с колен на четвереньки, нырнул в близко растущий кустарничек. Выбрался с другой стороны зарослей, обрывая по пути листочки с пучка каких-то сизоватых стебельков, бережно сунул собранную «бутоньерку» за пазуху. После, даже не взглянув в сторону «редчайшего» щавеля, взял лошадь под уздцы и увел ее с тропинки. Направился он опять-таки не к усадьбе фон Бреннхольцев, а совсем даже наоборот — снова вернулся к озеру. Остановился на краю рощицы, глазами отыскав что-то на берегу, снисходительно улыбнулся.
— Даже если б она была настоящей русалкой, она не могла бы быть прекрасней…
Феликс вздрогнул — голос итальянца прозвучал, словно эхо его собственных мыслей.
— А, это вы… — обернувшись, сказал Феликс.
— Я тоже рад вас снова видеть, — кивнул Винченце, подойдя.
На пологий берег были вытащены сушиться две рыбацкие лодки. Одна лежала перевернутая кверху килем, другая утыкалась носом в кромку воды. Феликс устроился на кормовой скамеечке, поперек сиденья, подобрав ноги и обхватив колени руками. Винченце присел рядом на узкий борт, вполоборота к собеседнику. Пригнув голову, чуть наклонившись, проследил за его взглядом. Да, до русалочьего местечка отсюда далековато. Костер, пожалуй, еще видно, а вот разговоры не подслушаешь.
— Чем на этот раз я себя выдал? — спросил Феликс. — Неужели снова запахом ладана?
— Нет, что вы! — отмахнулся Винченце, продолжая внимательно обозревать горизонт. — Вы же с подветренной стороны подошли. Быстро учитесь, схватываете, как говорится, на лету! Еще годик-другой, и из вас получится отличный охотник…
— Почему они так рано уехали? — спросил Феликс. — Что-то случилось?
— Так, sciocchezze
,— заверил Винченце. Сидя на борту, стал, упершись ногой, слегка раскачивать увязшую в песке лодку. — Прекрасная ундина почувствовала себя дурно, и подружки увели ее домой. О, не волнуйтесь только! Ничего серьезного. С ней приключилась febbre d'amore… Как у вас это называют? Горячка на нервной грядке… Нет, не так — на почве. Полежит у себя в тине, отдохнет немножко. А вам что до того?
— Просто мне нужно, — неуверенно начал Феликс, — узнать кое-что, прояснить несколько вопросов…
— Например?
— Узнать, откуда они, эти русалки…
— Что может быть проще! — воскликнул Винченце. — Легче пареной свеклы! Уж что-что, а следить вы мастер, так что вперед!
— Что вы делаете? — воскликнул Феликс, так как Винченце спрыгнул с места и, мигом очутившись у кормы, принялся сталкивать лодку вниз.
Лодка легко, будто по маслу, съехала, с мягким плеском вошла в воду.
— Весла там есть? — спросил Винченце, отряхнув ладони.
— Есть, — ответил Феликс, вцепившись в качающиеся борта. — Но…
— Что — но? Берите, и поплыли! — скомандовал Винченце и запрыгнул в лодку, — Самое время вывести наших нимф на чистую воду! Как раз успеем. Кораблик у них тяжелый, семеро девиц — груз нешуточный, не привидения ведь. Грести никто толком не умеет, я уже заметил. Да и сама ночь на нашей стороне. Хотя сомневаюсь, чтоб ундины и среди дня смогли обнаружить слежку. — Посмотрим, где причалят, — продолжал Винченце, — если не удастся проводить до самого дома. Ну а утром, при свете, последам запросто разберетесь и всех вычислите. Non ё vero?
