— Вы, Полина Кондратьевна, не беспокойтесь, — с твердой уверенностью заявила Глаша. — Вампиры, они днем безвредные. Уж я-то знаю. Я про них знаете сколько книжек прочитала.

— Знаю, — вздохнула Ямина, склонившись над корзиной с бельем.

— Да Серафим Степанович намедни кое-чего рассказал, — продолжала девушка, пытаясь поймать уплывающую от нее по течению белым призраком ночную рубашку. — Так что я у нас, получается, главный знаток по упырям. Даже в лицо одного видела…

— Ну и как, симпатичный? — поинтересовалась Ямина, опуская в чистые воды речки очередную простыню.

— Ага, ничего так! — Глаше удалось-таки поймать рубашку за колышущийся подол. И в отместку, хорошенько выполоскав, изо всех сил принялась отжимать-выкручивать, — Ох, это они все нарочно, чтоб людей смущать, нечисть такая, это они любят. Прикинется этаким красавцем: глаза синие, — вота какие! — кудри золотые, росту гусарского, стати царской; голос ласковый, что кот мурлычет… А сам только и ждет, когда в горло вцепиться!

— Складно говоришь! — засмеялась Ямина.

— Да вы б сами видели… — смутилась девица.

И снова упустила стирку! Подхватив подол, бросилась догонять. Сбежала с мостков, спрыгнула — по пояс в воде, в брызгах по уши. Вымокла насквозь — и все равно не успела, быстрое течение опередило.

— Ничего, сейчас к той коряге прибьет, — сказала Глаша, провожая глазами беглое белье.

Полина Кондратьевна уже видела, что коряга не поможет. С сожалением бросила прощальный взгляд на уплывающую вещь, еще хорошую, почти совсем не штопанную…

Но вдруг, когда белеющее пятно пересекало рябую полосу брода, из прибрежных зарослей выскочила большая, золотистой масти собака и кинулась в воду. В два прыжка она настигла пропажу. Ухватив мокрую тряпку зубами, подняла голову, стоя по брюхо в реке, оглянулась по сторонам.

— Вот молодец! — захлопала в ладоши Глафира, отпустив подол сарафана, даже подпрыгнула, обдав Ямину дождем брызг, — Эй, Цербер! Росинант! Иди сюда! Неси ее нам! Ах, умница!..

Пес, увидев прыгающую в воде девицу, вильнул хвостом и, прижав уши, но не бросая добычу, поплыл к мосткам.

— Ах ты мой хороший! — Глаша принялась обнимать мокрую псину за шею, ероша густую шерсть на загривке. — Ах ты наш спаситель!

Выплюнутая тряпка была передана хозяйке. Развернув, Полина Кондратьевна вздохнула с облегчением — оборчатые панталончики при плавании ничуть не пострадали.

— Ну и чей ты такой умненький? — вопрошала Глафира, тиская пса.

Зверь молчал, но не возражал и выглядел довольным. Не вылезая из воды, отряхнулся — Ямину вновь окатил холодный фонтан.

— Охотничий, наверное, — предположила она, — от хозяина сбежал…

Словно в ответ на это, с другого берега донесся пронзительный свист, неразборчивый возглас, конское ржание.

Пес навострил уши. Оглянувшись на девушку, махнул хвостом, лизнул в щеку — и снова пустился вплавь. Впрыгнув на берег, еще разок оглянулся и скрылся в высоком тростнике, будто и не был…

— Ой, здласте! — звонко раздалось позади.

Обе обернулись — Полина Кондратьевна спешно спрятала за спину злосчастные панталоны, а Глаша стала выбираться из воды, путаясь в мокрой юбке.

— Здравствуй, Ариша, — ответила Ямина, выжимая оставшиеся вещи.

Тем же самым занялась и Глафира — но со своей одеждой и косой.

— А вы тут случайно собачку одну не видели? — спросила девочка, с любопытством разглядывая старших. — На волка похоза, только шкула не селая, а как солома.

— Видели, — кивнула Глаша. — Он на тот берег уплыл. А ты знаешь, откуда он тут взялся?

— Не, не знаю, — огорчилась крошка. — Залко…

— Ох, уж вечер скоро! — спохватилась Ямина, собрав белье в корзину. — Того гляди, вампиры налетят. А мне еще варенье варить надо…

— Ой, а мозно, я помогать буду? — оживилась Ариша. — Я могу ягоды собилать. И мешать, чтоб не подголело.

— А маме твоей разве не нужно тоже чем-нибудь помогать? — строго спросила Полина Кондратьевна.

— Ну, — сказала девочка. — Сегодня я узе помогала. И в оголоде у нас скучно — только лепа да ледиска. А валенье мы валим из лесных ягод — а там земляника совсем не такая, как ваша. Ту голстями есть надо, а вашу по одной еле в лот запихаешь.

Варенье варили на открытом воздухе — в летней кухне под навесом. Над глубоким медным тазиком на очаге вился парок, по саду разливался сладкий клубничный аромат. За лениво побулькивающей вкуснятиной приглядывала, разумеется, Полина Кондратьевна, помешивая томящиеся в рубиновом сиропе ягоды большой деревянной ложкой. Арина, забыв об обещании помогать, в сторонке самозабвенно уничтожала оставшиеся в лукошке ягоды — по ее мнению, совсем не подходящие для варенья: слишком крупные или чересчур красные. А Глафира, честно расправившаяся со своей долей забот об урожае, но тоже вся вымазавшись в липком соке, сидела на лавочке, пинала ногой пустую корзину и молола всякую чепуху.

— Так вот я чего не договорила, — трещала сорокой девица. — Вампиры-то разные бывают: одни днем в гробах, значит, спят, а другие света не боятся. Но кусаться силы не имеют. Может, даже не помнят, что они по ночам на людей бросаются. В этом, значит, неправильные вампиры похожи на оборотней…

Госпоже Яминой данная тема была малоинтересна, однако она не прерывала сии рассуждения, понимая, что девушке нужно просто выговориться, иначе вампиры будут ей мерещиться уж не только по ночам…

— А живут они чуть ли не вечность! Если, конечно, кто-нибудь не убьет. И совсем не старятся, представляете! У меня это, честно говоря, в голове не укладывается. Значит, если б тот красавец страшный укусил бы меня, я б, как есть, сначала померла, а потом, совсем такая же, как сейчас, вылезла из могилы и пошла б по ночам шататься, народ пугать. Старухой никогда б не стала, а даже совсем наоборот — чем больше пила б кровь, тем больше молодела и хорошела. Интересно, а если полдеревни перекусать за раз, можно в младенца превратиться?..

А еще, знаете, в книжках пишут, будто деньги у них никогда не переводятся. Ну а то — за вечную жизнь сколько можно сокровищ скопить! И жить они, говорят, любят на широкую ногу. Это чтоб их за приличных людей принимали и на балы-приемы разные приглашали. А ведь удобно — балы-то все ночью устраивают.

— Танцы, рауты, приемы, — вздохнула Полина Кондратьевна. — Совсем неплохо. Не стареть и развлекаться целую вечность — я б, пожалуй, от такой жизни тоже не отказалась.

— Бог с вами, Полиночка Кондратьевна! Что вы такое говорите? — распахнула глаза Глафира. — Мало того что для этого каждую ночь людей за горло грызть придется, так и света белого тоже ввек не увидите!

— Да шучу я, глупая! — засмеялась Ямина, снимая пенки с закипающего варенья.

Нарушив покой в уединенном романтическом уголке сада, баронет чуть не силой увез приятеля развеивать скуку. Бороться с меланхолией предполагалось на очаровательном речном островке, где нежные сиреневые сумерки тревожило высокое пламя костра, в компании удалых, задорных молодцев — сыновей соседского помещика, с которыми познакомились вчера на именинах баронессы. Пирушку на свежем воздухе, на речном просторе молодые люди упорно называли звучным иностранным словом «пикник», с умопомрачительной скоростью опустошали корзины со съестным и напитками, разрывали тишь подступавшего вечера взрывами дружного хохота, пугавшими даже лошадей, и приставали с непристойностями к красным, смущенно и радостно хихикающим девкам, прихваченным с собою для пущего веселья.

Не забыли про цыган. Какой же праздник без песен и плясок? Пригласили табор. Правда, в таборе насчитывалось всего трое членов — косматый чернявый гитарист да две голосистые танцовщицы в ярких юбках и сверкающих звенящих монистах. Гитарист, исполнив с душой, но фальшиво два романса, упился коньяку и распластался под ракитой. Полногрудые девицы при ближайшем рассмотрении оказались вовсе не девицами, а удрученными богатым жизненным опытом особами и тоже весьма скоропостижно утратили пыл и задор. В общем, цыгане предоставили заказчикам веселья развлекаться по своему собственному усмотрению.