Мама, думаю, заметила это прежде, чем я сам. Я опять начал заниматься скейтингом и пытался доказать себе, что это нормально и естественно, и, может, так оно и было. Если бы мы не стали расходиться, не стали отдаляться друг от друга, все это начало бы казаться нам скучным, рутинным – так я думал. В конце концов я снова появился в чашке, и все такое. Это время, которое я провел с Алисией, всегда казалось мне чем-то вроде каникул, однако они закончились, хотя она по-прежнему останется моей девушкой, а я ее парнем, но у нас будет и какая-то своя жизнь. А оказалось иначе: каникулы закончились, и у нас все кончилось. Это был каникулярный роман, ха-ха!

Ну, так или иначе, когда я как-то днем пошел кататься, мама спросила:

– Успеешь перекусить чего-нибудь, прежде чем пойдешь к Алисии?

А я ответил:

– Да, конечно. – А потом добавил: – На самом-то деле я и не пойду сегодня к Алисии.

И мама опять спросила:

– Вот как?.. Ну, поскольку ты вчера у нее не был – или был?

А я ответил:

– Был, нет… Не помню.

Немного нелепо звучит, если подумать. По разным причинам мне не хотелось, чтобы она узнала, что у нас с Алисией все переменилось. Она бы обрадовалась, а я этого не хотел.

– У вас все по-прежнему так же сильно?

– О да. Правда, не так сильно, как раньше, я хочу сказать, потому что мы хотим заняться учебой и всякими такими вещами. Но да. Сильно.

– То есть несильно, – подытожила она. – Нет, знаешь, слабо.

– Не слабо, нет. Не…

– Что?

– Слабо.

– Ты два раза говоришь одно и то же?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты два раза сказал: «Не слабо. Не слабо».

– Кажется, да. Действительно глупо.

Не знаю, как мама ладит со мной иногда. Я имею в виду, что для нее ведь все это должно быть очевидно, но она сидит и выслушивает, как я клятвенно утверждаю, что черное – это белое, а холодное – теплое. Не стоит труда говорить ей правду. Но потом, когда мне потребуется помощь, я пойму, что все это время был идиотом.

Мне кажется, что вечером после этого разговора я пошел к Алисии, потому что три дня этого не делал. И мама мне об этом напомнила. Затем я еще пару вечеров пропустил, а потом были выходные, и в субботу она эсэмэской пригласила меня на обед. Приехал ее брат, был семейный обед, и Алисия сказала, что я тоже как бы член семьи.

Я никогда прежде не встречал людей вроде мамы и папы Алисии, пока не стал встречаться с ней, и сначала мне показалось, что они ужас какие крутые – я даже помню, что хотел бы, чтобы мои мама с папой были вроде них. Папе Алисии было лет пятьдесят, и он слушал хип-хоп. Он не очень его любил, я чувствовал это, но решил, что должен с этим познакомиться, и его не смущал язык и агрессивность этих песен. У него были седые волосы, которые мама Алисии по его просьбе подбривала сзади, а еще он носил в волосах заколку. Он преподавал в колледже литературу, а она преподавала драматическое искусство, еще до работы в муниципальном совете. Или она учила учить драматическому искусству – так будет поточнее. Она ходила во множество разных школ и инструктировала учителей. У них было все в порядке, думаю, у Роберта и Андреа, и они сначала были очень дружелюбны. Они явно думали, что я тупой. Они говорили не много и старались обращаться со мной так, будто не замечали моей безмозглости. Но я могу сказать определенно: они так считали. Я бы не спорил с этим, но Алисии я умнее. Я не рисуюсь и не задаюсь; я просто знаю, что это так. Когда мы смотрели фильм, она его не понимала и не могла взять в толк, почему все так смеются над «Симпсонами», еще мне приходилось помогать ей по математике. А ее родители помогали ей по английскому. Они все еще думали, что она собирается в колледж и что ее разговоры о модельном бизнесе – это все так, кратковременный тинейджерский бунт. Она казалась им гениальной, а я – этаким бледненьким обалдуем, с которым она путается. Они вели себя так, будто я был Райаном Бриггсом или кем-то вроде него, но публично никогда не выражали своего неодобрения, потому что у людей вроде них это не принято.

И за этим семейным обедом, на который я был приглашен, потому что практически член семьи, я сидел, обдумывая свои дела, когда ее отец спросил меня, что я собираюсь делать после школы.

– Не всем быть учеными, Роберт, – быстро подсказала мать Алисии.

Видите как? Она хотела меня защитить, но сделала вот что – попыталась оградить меня от вопроса о моем будущем. Я что хочу сказать: все ведь что-то делают после школы, правда? Даже если ты всю оставшуюся жизнь сидишь дома и смотришь дневные программы по телику, это тоже какое ни есть, а будущее. Но это и было их отношение ко мне – не упоминать про будущее, потому что у меня его нет. И все делали вид, что это нормально – не иметь будущего. Именно это и сказала мама Алисии: не у всех есть будущее.

– Я знаю, что не всем быть учеными, – согласился Роберт. – Я просто хотел спросить его, кем он хочет быть.

– Он хочет изучать в колледже живопись и дизайн, – вставила Алисия.

– У тебя художественные способности, Сэм? – спросила ее мама.

– Ну да, ничего. Я только побаиваюсь, что там, в колледже, надо писать сочинения и все такое.

– А у тебя плохо с английским?

– На письме. И в устной речи. Остальное нормально.

Это восприняли как шутку.

– Надо только верить в себя, – сказала его мама. – У тебя нет преимуществ, которые есть у многих других.

Я не знал, что на это ответить. У меня есть собственная комната, мама, которая работает, любит читать и следит, чтобы я делал домашние задания… Честно говоря, я не знаю, какие еще у меня могли быть преимущества. Даже то, что мой папа не живет с нами, – хорошо, потому что у него-то совсем нет никакого образования. Я не хочу сказать, что он заставил бы меня бросить учиться, но… А может, и заставил бы. Они с мамой вечно из-за этого ругались. Она рвалась в колледж, а он – водопроводчик, и он всегда старался заработать побольше деньжат, и это изначально стояло между ними, потому что мама постоянно чувствовала, что у него комплексы, из-за того что он ниже нее на социальной лестнице, и потому он внушал ей, что повышать квалификацию – пустая трата времени. С точки зрения родителей Алисии, ты плохой человек, если не учишься и не читаешь. А с точки зрения моего папы, наоборот, ты дурной человек, если делаешь это. Бред какой-то, да? Не чтение и тому подобные вещи делают тебя хорошим или плохим. Если ты грабишь, убиваешь, насилуешь, сидишь на игле – ты плохой. А не из-за книг. Не знаю, почему они все так из-за этого суетятся.

– Думаю, Сэм шутит, мама, – сказала Алисия. – Говорит он замечательно.

Мне это не показалось, впрочем, особенно убедительным. Они ведь слышали, как я говорю. Они могли составить собственное мнение. Мы, конечно, не беседовали о скейтинге, о том, как я катаюсь, – они же этого никогда не видели. Если бы они изъявили желание, чтобы им рассказали об этом, я бы мог, хотя было бы трудновато.

– Нет, он хорошо говорит, – сказала ее мама. – Но иногда, если ты не… Если у тебя нет…

Алисия рассмеялась.

– Продолжай, мама. Закончи фразу так, чтобы не окатить Сэма помоями с головы до пят.

– Он знает, что я имею в виду! – возмутилась та.

Да, я знал. Но это не значит, что мне это понравилось.

Но ее брат, Рич, был мне симпатичен. И не думал, что он мне внушит доверие, потому что играл на скрипке, а ребята, пиликающие на скрипочке, всегда ботаники из ботаников. Но он не был похож на ботаника. Он носил очки, но они были клевые, и любил посмеяться. Я бы сказал, если подумать, что я был ему по душе. Ну, во всяком случае тогда. Как сейчас – не могу знать точно. Разница есть, правда? Думаю, он не вкладывал в это особой страсти. Не то чтобы я нравился ему потому, что у него не было других друзей. Я ему нравился потому, что был нормальным парнем, и оттого, я думаю, что у него было не так много знакомых, которые не были бы ботаниками и не играли бы на скрипке.