ребенка само по себе может стать абсолютной самоактуализацией для них.

Но чаще всего, когда я берусь рассуждать о самоактуализации женщин, я

испытываю чувства смущения и неуверенности.

III

В идеальном случае позыв совпадает с призывом, <я хочу> совпадает с <я

должен>.

Когда мне приходится исследовать самоактуализированных людей и я

пытаюсь вычленить из единого мотива две подобных детерминанты -

внутреннюю и внешнюю, у меня возникает чувство, что я пытаюсь сделать

из одного волоска два. Безусловно, можно рассуждать о внутренних

позывах, например, когда человек заявляет: <Я люблю детей (или

живопись, науку, политику) больше всего на свете. Я очарован ими...

Меня тянет к ним... Они мне необходимы...> Это мы можем назвать

<позывом>, и это скорее похоже на потакание собственной слабости,

нежели на исполнение обязанности. <Позыв> стоит особняком и отличен от

<призыва>, который предъявляет человеку требования от имени ситуации,

окружения, проблемы, внешнего мира примерно так же, как пожар

<призывает> к тушению его, как беспомощный младенец требует заботы,

как несправедливость взывает к благородству. Призыв обязывает нас,

возлагает ответственность, вынуждает к действию невзирая на то, чем мы

заняты и чего хотим. В призыве больше долженствования, обязанности,

необходимости, чем желания.

В идеале (и к счастью у большинства исследованных мною испытуемых) <я

хочу> совпадает с <я должен>, позыв согаасуется с призывом. И тогда

сторонний наблюдатель наполняется благоговейным трепетом от

обязательности человеческого предназначения, от заклятия и

предначертанности судьбы, от гармонии необходимости и желания.

Наблюдатель (как и сам <призванный> человек) ощущает не только

благодатное <долженствование>, но и необходимость, правильность,

уместность, ценность, справедливость того, что предстает его взору.

Мне самому зачастую приходилось переживать этот комплекс чувствований

при наблюдении такого типа единения одного с другим, слияния двух в

одно.

Теория метамотивации: биологические корни высших ценностей 317

Здесь напрашивается слово <целесообразность>, но я не решаюсь

употреблять его, потому что оно подразумевает проявление воли,

намеренность, работу сознания и рассудка, оно не передает той

одержимости, того желания и нетерпеливого стремления подчиниться воле

предназначения, безоглядного порыва навстречу судьбе и счастливого

единения с ней. Ведь скорее судьба играет человеком, чем он ею, пусть

даже мы не сможем забыть, что человек - творец собственного счастья и

кузнец своей судьбы. В любом случае, человек должен сначала узнать ее,

угадать сходство окружающего со своими неосознанными ожиданиями.

Наверное, лучшими учителями при этом узнавании, при выборе, решении,

предположении - или даже определении - были бы Спиноза и даосисты.

Если все-таки вам не удается постичь эти чувства интуитивно и

непосредственно, попробуйте поразмышлять о том, что происходит с

человеком, когда он влюбляется. Влюбленность приходит к человеку не по

обязанности, не по долгу, она скорее противоречит разуму и логике.

Влюбленность и произвол вступают между собой в очень непростые, но уж

никак не подчиненные отношения. И если вам приходилось влюбляться, то

вы вспомните, каково это - быть магнитом и железом одновременно,

вспомните, насколько приятно быть одновременно и тем, и другим.

IV

Человек восхищен тем, что ему повезло, что судьба благоволит ему, но

чувство может быть и амбивалентным, он может у верить себя, что не

заслуживает такого благоволения судьбы.

На примере влюбленности я могу пояснить еще один феномен, который

трудно пересказать обычными словами. Я говорю о чувстве несказанного

везения, удачи, благоволения судьбы, о трепете перед чудом, об

изумлении своей избранностью и особого рода гордости за нее. И в то же

время эти чувства удивительным образом смешиваются с ощущением

человеком собственной ничтожности, с убежденностью, что судьба не по

праву даровала ему те прелести и достоинства, которые он находит в

объекте своей любви

без счета и остановки.'

Предчувствие несказанной удачи может пробудить в человеке всевозможные

невротические страхи, усилить комплекс неполноценности, довести до

полного самоуничижения, запустив механизмы встречных оценок,

динамических производных от комплекса Ионы и др. Лишь поборов в себе

подобное противодействие, человек сможет всем сердцем принять высшие

ценности.

V

Такие люди преодолели дихотомию <работа-игра>; такие, слова как

<ничегонеделание>, <хобби>, <отпуск> и т. п. имеют для них особый

смысл.

318

Метамотивация

О таком человеке можно с полным правом сказать: <Он делает то, что ему

нравится, он воплощает в работе свое истинное "Я", самоактуализируется

в ней>. Абстрагируясь и экстраполируя подобное заявление к

абсолютному, совершенному случаю, можно сказать: <Этот человек лучше

всех делает это дело, а это дело - лучшее в мире для этого человека,

оно соответствует его талантам, способностям и интересам. Он создан

для этой работы, а она для него>.

Если вы можете сказать нечто подобное о каком-либо человеке, если вы

чувствуете правомерность такого высказывания, то ваши отношения с ним

поневоле перемещаются в иную дискурсивную реальность, в высшую

реальность (89), в реальность трансценденции, где взаимопонимание

возможно только в том случае, если разговор будет идти на высшем языке

(на языке Бытия, на мистическом уровне и т. д.). Так, например,

совершенно очевидно, что расхожее, общепринятое противопоставление

работы и игры чуждо такому человеку (80, 83). Когда он увлечен своим

делом, он не сможет дать однозначного ответа на вопрос: работает он

или развлекается? Работа увлекает его, его хобби - это его работа.

Разве можно сказать, что человек <трудится>, когда он любит свою

работу, когда она доставляет ему большую радость, чем любое другое

занятие, если он с нетерпением ждет момента, когда можно будет

приступить к ней или вернуться к ней после вынужденного перерыва?

Разве мы можем в данном случае говорить о <труде>, если мы

привыкли обозначать этим словом некую тяжелую и неинтересную

обязанность?

Что значит для такого человека слово <отпуск>? Имеет ли оно вообще

хоть какой-нибудь смысл для него? Мне приходилось наблюдать таких

людей во время отпуска. Понятно, что человек в отпуске совершенно

волен делать то, что ему хочется, что он отрешается от каких-либо

обязательств по отношению к другим людям. Так вот - именно в отпуске

такие люди самозабвенно и с головой погружаются в свою <работу>. Что

же для них значит <развлечься>? Или такое слово, как <забава>? Как они

<отдыхают>? Каковы их <обязанности>? Что для них <хобби>?