– Эрик, перестань, – сказала она, поднося телефон к уху. – Даниэлла.
Послушала, но ничего не услышала.
– Алло?
Даниэлла подождала несколько секунд, потом иронически произнесла гавайское “алоха”, нажала “отбой” и повернулась к Эрику.
Он уже подошел к светловолосому. Кофейный автомат шумел и шипел.
– Выпейте кофе, – предложил мужчина, пытаясь сунуть стаканчик Эрику в руки.
– Нет, спасибо.
Мужчина попробовал кофе и улыбнулся. На его щеках появились ямочки.
– Вкусный, – сказал он и снова попытался дать стаканчик Эрику.
– Я не хочу.
Мужчина отпил еще, глядя на Эрика.
– Можно одолжить у вас телефон? – вдруг спросил он. – Если это удобно. Я забыл свой в машине.
– И теперь вы хотите взять мой телефон? – сдержанно поинтересовался Эрик.
Светловолосый кивнул и посмотрел на него. Глаза у него были светлые, серые, словно полированный гранит.
– Можете взять мой еще раз, – предложила Даниэлла.
– Спасибо.
– Не за что.
Светловолосый взял телефон, посмотрел на него, потом поднял глаза на Даниэллу:
– Обещаю вернуть.
– Все равно только вы по нему и звоните, – пошутила она.
Мужчина рассмеялся и отошел в сторону.
– Нет, это все-таки твой муж, – сказал Эрик.
Даниэлла с улыбкой помотала головой, потом устало огляделась. Потерла глаза, размазывая по щекам серебристо-серый карандаш.
– Я взгляну на пациента? – спросил Эрик.
– Конечно, – кивнула она.
– Раз уж я все равно здесь, – торопливо добавил он.
– Эрик, я с удовольствием выслушаю твое мнение, а то я себя чувствую не очень уверенно.
Даниэлла открыла тяжелую дверь, и Эрик следом за ней вошел в теплую палату по соседству с операционной. На койке лежал худенький мальчик. Две медсестры перевязывали ему раны. Сотни резаных и колотых ран, буквально по всему телу. На подошвах, на груди и животе, на шее, на самом темени, на лице, на руках.
Пульс был слабый, но очень быстрый. Губы серые, как алюминий, мальчик весь в поту, глаза закрыты. Нос как будто сломан. Кровоподтек расползался темным пятном от шеи и ниже, по всей груди.
Эрик заметил, что у мальчика, несмотря на раны, красивое лицо.
Даниэлла начала было тихо рассказывать о состоянии мальчика и вдруг замолчала – в дверь постучали. Опять этот светловолосый. Он помахал им через стеклянное окошко в двери.
Эрик и Даниэлла переглянулись и вышли из послеоперационной. Светловолосый снова стоял возле шипящего кофейного автомата.
– Большая чашка капучино, – сказал он Эрику. – Вот что вам нужно, прежде чем поговорить с полицейским, который нашел мальчика.
Только теперь Эрик сообразил, что светловолосый – комиссар полиции, разбудивший его меньше часа назад. Его финский выговор был не так слышен по телефону, или же Эрик так устал, что не заметил его. Он спросил:
– С какой стати мне встречаться с полицейским, который нашел мальчика?
– Чтобы понять, о чем я буду его спрашивать…
Йона умолк: зазвонил телефон Даниэллы. Он вытащил его из кармана и, не обращая внимания на ее протянутую руку, бросил торопливый взгляд на дисплей.
– Это меня, – сказал Йона и ответил: – Да… Нет, он мне нужен здесь. Ладно, но мне на это наплевать.
Комиссар, улыбаясь, послушал, как протестует коллега, и добавил:
– Хотя я кое-что заметил.
На том конце что-то завопили.
– Делаю, как считаю нужным, – спокойно ответил Йона и закончил разговор.
С тихим “спасибо” он вернул телефон Даниэлле.
– Мне нужно побеседовать с пациентом, – серьезно объяснил он.
– Увы, – сказал Эрик. – Я согласен с заключением доктора Рикардс.
– Когда он сможет поговорить со мной? – спросил Йона.
– Пока он в состоянии шока, ничего не выйдет.
– Я знал, что вы так ответите, – очень тихо сказал Йона.
– Состояние все еще критическое, – пояснила Даниэлла. – Легочная плевра повреждена, тонкая кишка, печень и…
Вошел человек в запачканной полицейской форме. Тревожный взгляд. Йона помахал ему, пошел навстречу и пожал руку. Он что-то вполголоса сказал; полицейский прижал ладонь ко рту и посмотрел на врачей. Комиссар повторил полицейскому, что все в порядке, врачам надо знать обстоятельства, им это очень поможет.
– Да, ну, значит… – произнес полицейский и тихо откашлялся. – Нам по рации сообщили, что уборщик нашел мертвого мужика в туалете, в спортклубе в Тумбе. Ну, мы сразу на Худдингевэген садимся в машину, там надо свернуть на Далавэген и прямо к озеру. Янне, мой напарник, – он вошел, когда я допрашивал уборщика. Сначала мы решили, что это передоз, но я скоро понял, что тут другое. Янне вышел из раздевалки, у него все лицо было белое, и он как будто не хотел меня туда пускать. Раза три сказал “Ну и кровищи”, сел прямо на лестницу и…
Полицейский умолк, сел на стул и уставился перед собой, полуоткрыв рот.
– Не хотите продолжить? – спросил Йона.
– Да… Скорая приехала к клубу, мертвеца опознали, а мне велели известить родственников. У нас народу не хватает, ну и мне пришлось ехать одному. Потому что моя начальница, она сказала, что типа не хочет отправлять туда Янне в таком состоянии и что это понятно.
Эрик взглянул на часы.
– У вас есть время его послушать, – произнес Йона со своим протяжным финским акцентом.
– Этот, который умер, – продолжал полицейский, опустив глаза, – он учитель из гимназии в Тумбе, живет в новом районе, на горе. Никто не открыл дверь. Я позвонил несколько раз. Ну и… я не знаю, что меня толкнуло обойти весь дом и посветить фонариком в окно на задней стороне.
Полицейский замолчал. У него задрожали губы, он начал колупать подлокотник.
– Пожалуйста, продолжайте, – попросил Йона.
– Мне обязательно дальше? Потому что я… я…
– Вы нашли мальчика, маму и пятилетнюю девочку. Мальчик – единственный, кто до сих пор жив.
– Хотя я думал… я…
Он умолк, лицо у него было совершенно белое.
– Спасибо, что пришли, Эрланд, – поблагодарил Йона.
Полицейский коротко кивнул и поднялся, растерянно провел руками по испачканной куртке и ушел.
– Все было залито кровью, – заговорил Йона. – Чистое безумие, все израненные, их били, увечили, рубили, а девочка… ее разрубили надвое. Нижняя часть тела и ноги лежали в кресле перед телевизором, а…
Он замолчал и, прежде чем продолжить, цепко взглянул на Эрика.
– Такое ощущение, что преступник знал, что отец в спортклубе, – пояснил комиссар. – Проходит футбольный матч, а он – судья. Преступник дождался, пока он останется один, прежде чем убить его, начать разделывать, яростно разделывать, потом поехал к нему домой и убил остальных.
– Именно в таком порядке? – уточнил Эрик.
– Это мое предположение, – ответил комиссар.
Эрик провел ладонью по губам, чувствуя, что у него дрожат руки. Папа, мама, сын, дочка, медленно подумал он и встретился взглядом с Йоной.
– Преступник хотел вырезать всю семью, – констатировал Эрик слабым голосом.
Йона сделал неопределенный жест.
– Именно так… Есть еще один ребенок – старшая сестра. Мы не можем ее найти. Ее нет ни в ее квартире в Сундбюберге, ни у приятеля. Не исключено, что преступник ищет и ее. Вот почему мы хотим допросить свидетеля, как только будет можно.
– Пойду обследую его повнимательнее, – сказал Эрик.
– Спасибо, – кивнул Йона.
– Но мы не можем рисковать жизнью пациента, чтобы…
– Я понимаю, – перебил Йона. – Но чем дольше мы будем тянуть, тем больше времени будет у преступника, чтобы найти старшую сестру.
– Может, вам осмотреть место убийства? – сказала Даниэлла.
– Сейчас как раз осматривают.
– Тогда поезжайте туда и поторопите полицейских.
– Все равно это ничего не даст, – ответил комиссар.
– Что вы хотите сказать?
– Мы найдем там ДНК сотен, а может быть, тысяч человек.
Эрик вернулся к пациенту и встал возле койки, всматриваясь в бледное, израненное лицо. Тяжелое дыхание. Застывшие губы. Эрик произнес его имя, и в лице мальчика что-то болезненно сжалось.