Как подметила Форбс Мапц, самое удивительное, что открывается при изучении административной системы Тимура, — это размытость и неопределенность в определениях официальных должностей и связанных с ними обязанностей. Например, традиционно считалось, что товачиобязаны заниматься комплектованием армии императора — это предполагало, что они обладают достаточной властью, однако не только они решали эту важнейшую задачу. Не менее часто для этой цели привлекались амиры.

На практике структура правительства Тимура имела не столь важное значение, если вспомнить о масштабах власти, принадлежавшей ему лично. Тимур проводил жизнь в седле, не прекращая походов. Он не уделял слишком много энергии совершенствованию государственных механизмов. Власть даруг и диванов, принцев и амиров напрямую зависела от императора.

Поднимаясь к высшей власти, Тимур умело манипулировал разными племенами, добиваясь их верности. Став императором, он продолжал эту политику. Он неохотно назначал амирами своей армии племенных вождей, которые уже имели некоторое влияние на своих соплеменников. Такое назначение дало бы им слишком много власти. Если только было возможно, Тимур передавал высшие посты своим сыновьям и внукам, принцам императорской фамилии. Омар-Шейх, его второй сын, правил Ферганой, а позднее королевством Фарс. Когда он погиб на поле боя в Курдистане, эти земли были переданы его сыну Пир-Мухаммеду, внуку Тимура. Другой внук, которого также звали Пир-Мухаммед, сын Джахангира, позднее унаследовал королевство Газни, современный Афганистан. Мираншах, до своего окончательного отстранения от власти, имел в управлении королевство Хулагу, занимающее северную Персию, Азербайджан и Багдад. Шахрух некоторое время был правителем Самарканда. Позднее он был назначен правителем Хорасана со столицей в Герате. Но при этом ни одному члену императорской фамилии не позволялось набрать слишком большое могущество. В течение всей своей жизни

Тимур не позволял ни одному из принцев королевской крови начать оспаривать его престол. Он столь ревностно охранял свою власть, что до самой смерти его официальный наследник был лишен личной власти и военных сил, которые требовались, чтобы упрочить это положение. Империя Тимура была личным творением одного человека.

Завоеватель-кочевник в стиле Чингис-хана, он всегда демонстрировал презрение к оседлой жизни крестьян. Его энергия была неисчерпаемой, а вся его жизнь проходила в вечном движении — от города к городу, от пастбища к пастбищу, через пустыни, через горы, через степи и реки. Снова и снова его армия проходила тысячи миль по самой трудной местности, наносила разгромные поражения различным противникам, возвращалась в Самарканд, а потом, после недолгого отдыха, отправлялась в новый поход. Единственной паузой в этом безостановочном кружении была зима, когда армия становилась лагерем на несколько самых холодных месяцев. Это был основополагающий принцип, однако не непреложный закон, потому что были несколько случаев, когда непреклонный Тимур приказывал дрожащим от холода воинам отправляться в поход даже в январе. Впрочем, бывали случаи, когда амирам удавалось уговорить Тимура подождать, чтобы дать воинам побольше времени оправиться от пережитого во время последнего похода. Однако это непрерывное движение обязательно продолжалось, и многочисленная орда конных лучников неслась дальше. Острые стрелы и разящие мечи оставляли позади себя дымящиеся руины, груды мертвых тел и пирамиды черепов — ужасный инструмент террора. Караваны лошадей и верблюдов везли назад самые фантастическое сокровища, награбленные при разорении величайших городов мира. Лишь один раз за всю жизнь Тимур сделал продолжительную остановку в Самарканде. Это было именно сейчас.

Гарольд Лэмб пишет, что Тимур любил Самарканд, как «старый мужчина любит молодую девушку». В действительности будет более точным сказать, что он поклонялся ему с энергией молодого человека, пытающегося завоевать любовь прекрасной, но пожилой женщины. Любовь эта началась в 1366 году, когда Тимуру исполнился 31 год, и он вместе с Хусейном, тогда еще своим союзником, взял город мечом, отбив его у сарбадаров. Это была его первая значительная победа, его первый значительный захват и теперь его жизнь была связана с городом, чье имя, как имена Вавилона и Рима, гремело в течение двух тысячелетий. Он всегда вспоминал эти дни, как момент рождения своего желания владеть всем миром. Отныне Самарканд занимал самое главное место в его мироздании. Клавихо отмечал: «Самарканд действительно был самым первым из городов, которые он завоевал, и одним из тех, что он всегда ставил превыше остальных, сделав его сокровищницей своей империи».

Первым желанием Тимура было приодеть свою возлюбленную, окружить ее ожерельем крепостных стен, чтобы защитить от захватчиков. Это было противно его характеру, более того, это нарушало все традиции кочевников Чингис-хана, которые не принимали оседлой жизни и всего связанного с ней — городов, рынков, полей — предавая это анафеме. Монголы, которые не разделяли романтических чувств Тимура по отношению к Самарканду, в 1220 году примчались к этому городу, который окружали толстые стены с двенадцатью железными воротами, защищенными башнями. Гарнизон из 10000 тюркских воинов и 20 слонов «устрашающего вида» не сумел помешать диким ордам сровнять с землей и стены, и сам город. Согласно легенде язычник Чингис-хан сказал мусульманам Хорезма: «Я наказание божье. Если бы вы не совершили великие грехи, бог не послал бы меня вам в наказание». После этого ужасающего урагана, когда город «погрузился в океан опустошения и был пожран огнем гибели», Самарканд остался совершенно беззащитным. Строительные работы Тимура 150 лет спустя после монгольского нашествия стали первой попыткой восстановления внешних стен. Это показывает, какое огромное значение придавал Тимур Самарканду.

До самого конца своей жизни Тимур носился по всему миру, штурмуя, разоряя, грабя, захватывая, и все это во имя большей славы своей любимой столицы. Он неистовствовал по всей Азии, словно ничего иного не умел, но всегда возвращался порадовать Самарканд новыми трофеями и добычей. Захваченные в других странах ученые, писатели, философы и историки были собраны в новых академиях и библиотеках, которые он построил, чтобы придать интеллектуальный блеск городу. Арабшах говорит, что Тимур «брал повсюду и собирал в Самарканде самые различные плоды. Поэтому город стал средоточием чудесного мастерства и редкого искусства, так как туда были привезены все, кто превосходил иных в умении и был знаменит своим искусством». Священники и святые проповедовали паству в мечетях, которые множились, словно грибы, по всему городу. Их высокие голубые купола сверкали среди облаков, их помещения блистали золотом и бирюзой. Тут и там мелькали яркие искры, идиллические оазисы спокойствия, разбросанные по пригородам. Азия отдала Тимуру своих лучших музыкантов, художников и ремесленников, которые придали Самарканду поистине королевское величие. Из Персии, культурной столицы континента, прибыли поэты и художники, миниатюристы, каллиграфы, музыканты и архитекторы. Сирия прислала ткачей шелка, стеклодувов и оружейников. После падения Дели из Индии прибыли каменщики, строители и гранильщики драгоценных камней. Малая Азия поставляла златокузнецов, оружейных мастеров и прядильщиков. Это был один из самых космополитичных городов в мире. Мусульманское население состояло из тюрок, арабов и мавров. Христиан представляли православные греки, армяне, католики, якобиты, несториане. Рядом с ними жили индуисты и зороастрийцы. Самарканд был плавильным горном языков, религий и обычаев, образцом имперского великолепия, демонстрацией неизменной любви одного человека.

Описание «Самарканды», которое дал Кристофер Марло, было в достаточной степени точным. Обвиненный в отклонении от норм, которое он допустил в своем шедевре «Табурлейн Великий», тем не менее, Марло великолепно изображает гордого и мстительного императора в тот момент, когда Тимур расхваливает славу своего города.