Но это было, конечно, не так. Большинство жителей рассыпающейся России оставались нормальными и довольно симпатичными людьми. Перепуганными и склонными считать, что как раз все вокруг них сошли с ума. Даже тяжко больные, отхватившие гигантскую дозу «революционно-контрреволюционной» заразы, рассуждали вроде бы логично, искренне страдали и сокрушались. Катя им сочувствовала. Всем. Как всегда в приступе сержантского сострадания, страшно хотелось надавать по мордам, ткнуть ствол в лоб и рявкнуть: «Ну-ка, очнулись, сучьи дети!» Увы, подобные меры воспитания действенны лишь в малочисленных коллективах численностью до взвода.
Прогулялась по слободжанской Украине сержант Мезина. Стреляла. Как без этого? Но исключительно для самозащиты. Очевидных врагов не было. Уничтожать людей, занемогших классовой ненавистью, бессмысленно, они и сами друг друга вполне азартно истребляли. Бандиты попадались. Ну, с этими все ясно. Совершенно случайно компания по скитаниям подобралась. Пашка Зверенко – крепкий юный большевик, в свободное от революционных боев время увлеченно проповедующий великую пользу физкультуры. Герман Земляков – ныне прапорщик Дроздовского полка, надевший военные погоны сразу после гимназии и успевший побывать на Великой войне. Этот – личность глубоко интеллигентная, рефлексирующая, но вполне осведомленная, как управляться с хитроумной гранатой системы Рдултовского. Сообща девчонку спасли: Виту Лернер, еврейку, малость недобитую петлюровцами, этими последовательными борцами с жидомасонским заговором и неукротимыми экспроприаторами ихнего, жидомасонского, барахла. О масонах юная девица по своей местечковой дремучести вряд ли слышала, зато оказалась особой крайне жизнелюбивой и не лишенной очарования. Еще прицепился к отряду мальчуган по имени Прот Павлович. Человечек слабосильный и кособокий, сирота, воспитывавшийся при монастыре. Вот он оказался личностью до того загадочной, что даже оторопь брала. Определенно не лишенный дара экстрасенса, целитель и странный ясновидец, со странными постоянными провалами памяти. Жутковатый мальчик, откровенно говоря. Впрочем, Протка оказался человечком мирным и весьма помогшим, когда сержанту Мезиной немножко голову разрубили. Внешностью своей Катя дорожила. Хотя и мешала эта самая внешность несению службы, но как-то привыкаешь к собственной физиономии. Прямо скажем, спас тогда Прот неземную красоту сержантскую.
Красива старший сержант Е.Г. Мезина. Аки ангел, ростом в сто восемьдесят сантиметров, этакий зеленоглазый, светловолосый, коротко стриженный. Мужчинам к ее присутствию обычно требовалось привыкнуть. Поднапрячься и привыкнуть. От иллюзий избавиться. Это уже потом царапины на загорелой коже внимание привлекают, холодность очей изумрудных да слишком уверенные движения. А уж когда гавкнет по-сержантски…
В общем, остался Катерине Георгиевне на память о последней командировке крошечный шрамик, левую бровь рассекающий. Почти украшение. А как кожа разрубленная свешивалась, пол-лица закрывая, вспоминать не будем. Спасибо Проту еще раз. Подлечил. Вот только вопрос все равно остается: случайно встретились или заранее чуял что-то ясновидец малолетний?
Отчет о событиях командировки Катя изложила подробнейше. Вышло пятьдесят две страницы принтерной распечатки. Начальство носилось с этим отчетом, консультировалось, пыталось расшифровать и осознать. Гоняли в Центральную военную клинику, где выхаживали напарника по вояжу, майора Витюшу. Майору повезло поменьше: шрамиком не отделался, два проникающих в брюшную – это не шутки. Собственно, именно старшему группы надлежало расследование и вести. Ведь в большом ажиотаже срочно собранную группу сунули в 1919 год. Пришло в ГлРУ интереснейшее послание, назначившее рандеву в том году. Само письмо было датировано 1953 годом и до текущего времени хранилось в швейцарском банке. И какой дряни у них там в банках только не хранится? И ведь не забыли отправить в обусловленный срок, как клиент почти полвека назад и требовал. Полученное послание оказалось событием немыслимым и порядком обеспокоившим начальство. Заслали разбираться. Но ничего из того расследования не вышло. Какой следователь из сержанта полевой группы? Катя, что могла, сделала. Например, Прота тщательнейшим образом опросила. Нет, по «калькам» мальчик не прыгал и никаких депеш подсунуть не смог. Возникли иные версии. Кто-то работал против Отдела. Конкуренты, или «наши иностранные партнеры», как принято выражаться на языке дипломатии? Разбираться, кто именно так наглеет, сержант Мезина не имела возможности, да и приказа такого не было. Важнее было доложить о неожиданных «коллегах». Ну, предварительно удалось этим коллегам малость подгадить, уведя неправедно нажитый золотой запас.
Парадокс состоял в том, что золото и обнаглевшие соперники начальство не очень-то заинтересовали. Нет, с ценностями и зарвавшимися засранцами обещали разобраться немедленно, как только…
Кризис поразил Отдел «К». Фундаментальный. Такой, что судьба каких-то там нескольких центнеров золота начальство сейчас не волновала. Версию причастности «коллег» прокачали азартно, но пришли к выводу, что неведомые злоумышленники вряд ли причастны к возникшему парадоксу.
В «кальке», из которой только что вернулась сержант Мезина, возникло жуткое равновесие. Жуткое – потому что принципиально необъяснимое и ранее никогда не наблюдавшееся. Основной вектор, неизменно ведущий развитие истории в единственно возможном направлении, рассыпался на кучку хаотичных вибраций. «Ежик в тумане», как выразился один из специалистов Расчетного центра. Бедняга-теоретик безвылазно сидел в Отделе уже пятый день и потихоньку впадал в глубочайшую депрессию.
История предсказуема. Особенно когда вам досконально известны события «ноля» и еще, пусть и более поверхностно, развитие событий в просчитываемом периоде в пяти-шести иных родственных «кальках». Берем конкретный пример.
1919 год, время для России исключительно тяжелое, братоубийственное, и вообще, как выразилась сама старший сержант Мезина, «дерьмо необъяснимое». Ну, это было сказано сгоряча. Объяснить все можно. Будет ли это объяснение исчерпывающим – это иной вопрос.
В четырех из шести вариантов 1919-го отсутствовал Владимир Ильич Ульянов-Ленин. В двух вариантах вождя мирового пролетариата злодейски умертвили. Меткий винтовочный выстрел или лошадиная доза сулемы, подсунутая в чай в Смольном, – результат один: похороны были грандиозны. В одном из вариантов Ульянов-Ленин был тяжело ранен ударом ножа тревожной октябрьской ночью по пути все в тот же Смольный. Революцию пришлось возглавить иным людям, а Владимир Ильич долго лечился: рана оказалась скверной. Похищенный бумажник рядового члена ЦК РСДРП(б) так и не был найден. Имелся вариант и весьма смутный, так до конца и не разгаданный. В нем весной 1917 года товарищ Ленин в Петроград так и не прибыл. Поговаривали, что в 20-х годах его видели в Окленде, но реальных подтверждений тому нет. Впрочем, Отдел «К» подобные загадки не интересовали. Операций и коррекций в революционной России Отдел никогда не планировал. Все расчеты показывали неизбежность свершения Великой Революции. Правда, не везде она была Октябрьской. Худшим оказался вариант, когда Временное правительство удержалось у власти до лета 1918 года. Россия тогда рассыпалась на четыре территории, гражданская война в Крыму и у Каховки обернулась чудовищной бойней. И лишь в славном 1929 году мирный воссоединительный поход кавалерийско-бронетанкового корпуса Примакова в Сибирскую Республику вернул вектор на место. Правда, взятый великолепным штурмом Люйшунь[5] пришлось передать китайским коммунистам, которые через несколько месяцев его благополучно профукали.
В общем, все было как всегда. Но только не в этой рабочей «кальке». Ситуация зависла. Такого попросту не могло быть. В каком-то экстремальном варианте можно было допустить вероятность фантастической победы белых. Подобное исключение лишь подтверждало бы правило. Но сейчас наблюдалась иная картина: суточные колебания вектора в пределах 0,5–2,3 процента. То есть в пределах погрешности самой системы мониторинга. Вопиющая неестественность такой ситуации ясна даже сержантам. Не говоря уже о старших сержантах.
