Вместе с послом Франции Александр I отправился в том же, 1808 году на встречу со своим «союзником и другом» Наполеоном в Эрфурт. В отличие от Тильзита, где все делалось на скорую руку, здесь уже не было места импровизациям. Это было последнее свидание «императоров Востока и Запада». Между ними уже легла тень недоверия и взаимных неудовольствий. Александр сделался недоверчив и, по словам Наполеона, обращенных все к тому же Коленкуру, «упрям, как мул». Государь не хотел идти ни на какие уступки, предвидя неизбежность разрыва, но… «Днем императоры сходились вместе. Они совещались, беседовали, ездили верхом. Волнообразные и веселые окрестности Эрфурта способствовали продолжительным прогулкам. Сверх того, события и картины из жизни войск, которые разыгрывались в окрестностях города, постоянно разнообразили цель их поездок. Благодаря движению войск с севера на юг и перемене фронта Великой армии, под стенами Эрфурта почти каждый день проходили новые полки. Наполеон хотел, чтобы они были представлены его гостю и чтобы некоторые из полковых офицеров несли при нем почетную службу. Как и в Тильзите, он ездил с ним в места стоянок войск и вводил его во все подробности военной жизни французов. Ему доставляло немалое удовольствие показать свои войска во всеоружии, в полной парадной форме, в их воинственной красоте. Он часто назначал церемонии, в которых они должны были принимать участие: маневры, парады, полковые богослужения. Около Эрфурта происходил непрерывный и торжественный церемониальный марш, как бы большой несколькодневный смотр.
Александр с удовольствием следил за этими зрелищами и, видимо, ими интересовался. Он умел разнообразить свои похвалы и оказывал каждому роду оружия, каждому корпусу подобающее ему внимание. Среди его спутников, бесспорно, самым счастливым был великий князь Константин. Как и всегда, обращая внимание на мелочи, он запоминал номера полков, замечал малейшее различие в форме, маршировке, в движении войск. Он восхищался, как знаток дела; но и недостатки от него не ускользали. Он постоянно говорил «то о дисциплине и хорошей выправке 17-го армейского пехотного полка и 6-го кирасирского, то о красоте 8-го гусарского, о плохом обучении 1-го гусарского, о великолепии и воинственном виде гвардейских батальонов». По возвращении в Петербург его первой заботой было собрать офицеров Конного и Уланского полков и передать им свои впечатления. «Похвалы были неиссякаемы относительно всех войск, за исключением 1-го гусарского полка». На память об Эрфурте он привез целое собрание французских военных мотивов, и на первом параде, которым он командовал, в то время когда трубы Конной гвардии играли наши марши, музыканты двадцати двух батальонов все вместе грянули французский марш под названием «Да здравствует коронация!» {19} .
В 1809 году в разгар зимней стужи в Петербург (к величайшему неудовольствию французского посла) прибыла прусская королевская чета. Встреча старых друзей-союзников была ознаменована артиллерийским учением и военным праздником, устроенным в честь коронованных особ графом А. А. Аракчеевым, проявившим в этом вопросе немало вкуса и изобретательности. И. С. Жиркевич, бывший тогда его адъютантом, рассказывал: «В день учения, при морозе в 28 градусов, людям при орудиях велено быть в шинелях, а офицерам — в сюртуках; когда я поутру пришел к графу (Аракчееву. — Л. И.), он тотчас принял меня, но приказал немедленно ехать на место и озаботиться, чтобы были приняты все меры для сбережения людей по случаю необыкновенной стужи. Государь и король прусский приехали на ученье и все время были в медвежьих шубах. Ученье было с полчаса и производилось с отличною удачею. По окончании оного, граф был удостоен посещения монархов и принятием ими завтрака в балагане, устроенном нарочно в большой куче снега, так что даже о существовании чего-либо под снежною массою предполагать было невозможно. Завтрак был совершенно русский и артиллерийский. Кушали: блины, щи, рыбу, икру и подобные предметы, плоды и фрукты, а равно и другие припасы на лотках в виде платформы, на обращенных кверху дулами пушках, мортирах и пр. Обоим государям служил лично сам граф, а другим родственным им лицам — адъютанты. На мою долю достался принц Ольденбургский, старший брат того, который был женат на великой княгине Екатерине Павловне. Граф предложил тост за здоровье короля. Но тот, обратясь к Государю, просил обратить оное на лицо графа, что и было сделано. Граф бросился на колена, поцеловал руки у обоих венценосцев, а затем все шло обыкновенным порядком. За столом сидело человек 60. <…> По окончании стола, граф, выходя, сказал мне: "Собери сведения о числе обморозившихся во время учения и тотчас приезжай ко мне!" Случаев обморожения, к счастию, не оказалось, и, по приезде моем, граф встретил меня самым ласковым образом, потребовал приказную тетрадь, собственноручно написал преогромную благодарность всем и каждому, относя успех к рвению дорогих своих сослуживцев — гвардейских артиллеристов…» {20}
Времена менялись. В Европе заговорили о близком военном столкновении России и Франции. По словам конногвардейца Ф. Я. Мирковича, «никогда еще Государь не занимался своею гвардиею так много, как в 1811 году; тогда уже начинались усиленные приготовления к войне. Император присутствовал ежедневно в дворцовом манеже на разводе, где он сам учил вступающий в караул батальон, а каждое воскресение делался так называемый кайзер-парад, который не отменялся и при 10 градусах мороза. Войска выходили без шинелей и выстраивались, как пехота, так и кавалерия, развернутым фронтом. При объезде Государя по линии войск, все иностранные послы (военные) находились в свите, а французский посол Коленкур ехал обыкновенно впереди всех, с правой стороны возле Императора и, разговаривая с ним, ухитрялся скакать на пол-лошади впереди Государя» {21} .
Наполеон вскоре отозвал генерала Коленкура, вместо которого прибыл другой посланник, почти сразу же лишившийся репутации в глазах государя: «Преемник его (Коленкура. — Л. И.) ,Лористон, совершенно другой человек, иного тона и иного характера; он, несомненно, не будет иметь такого же влияния на Государя. Для начала он сделал великий промах: когда во время парада Император указал ему на какую-то фигуру фрунтового контрданса, Лористон ответил: "Это все пустяки, которым мы во Франции не придаем никакого значения". Говорят, что на следующем параде Его Императорское Величество не сказал ему ни слова» {22} .
Война приближалась к границам России: смотры сменялись парадами, на смену которым следовали учения и т. д. Офицер Свиты Его Императорского Величества Н. Д. Дурново регулярно отмечал в дневнике: « 6 января. Стояли жестокие морозы: в 7 часов утра, одевшись как можно теплее, я отправился в Зимний дворец, чтобы получить резолюцию Его Величества по поводу парада. К 8 часам утра великий князь Константин вышел из кабинета Императора с приятной новостью, что парад отменен. Термометр показывал около двенадцати градусов, я вернулся к себе, чтобы переодеться, и оставался дома до одиннадцати часов. На реке проходило освящение гвардейских знамен. Император и великий князь обнажили головы. Церемония длилась в течение часа»; « 13 января. Отправился во дворец. Сегодня праздник Императрицы Елизаветы. Обедня началась в полдень. Император садится на лошадь, и мы возвращаемся на Дворцовую площадь. Он объезжает войска, которые затем проходят взводами. Это продолжается до двух с половиной часов. Было девять градусов мороза…» {23} В это время юный офицер лейб-гвардии Семеновского полка доверил дневнику крик души: «Ради себя я хочу войны и всегда хотел, потому что, становясь воином, я рассчитывал поседеть в боях, а не одряхлеть от непрерывных досад на учениях и парадах» {24} .
