Иностранцы отзывались об Анне Монс восторженно. Секретарь саксонского посольства Георг Гельбиг называл ее «образцом женского совершенства», отмечая, что «с необыкновенной красотой, признававшейся всеми и бывшей как бы особенностью фамилии Монсов, соединяла она обворожительный характер»: «Она обладала сентиментальностью, но без томления; была пикантно своенравна, но не упряма; умна, но ее ум не вредил ее сердечной доброте; ее серьезный ум умерялся шаловливой шуткой. Все эти преимущества давали ей власть над сердцами мужчин, для обладания которыми она никогда не прибегала к искусственным мерам» ⁽¹²²⁾.

Петр стал частым гостем в доме Монсов и без стеснения оказывал девушке знаки внимания. Анна какое-то время старалась казаться неприступной, завлекая державного гостя в свои сети, но вскоре, конечно, уступила. Влюбленный царь щедро одаривал свою фаворитку: он построил для нее роскошный каменный дом в Немецкой слободе, осыпал ее бриллиантами и другими драгоценностями, подарил несколько поместий, установил ей ежегодное содержание в 708 рублей — по тем временам это была огромная сумма. Кроме того, практичная Анна под руководством опытной матери умела извлекать из своего положения большую пользу. Живший в России барон Генрих Гюйссен, воспитатель царевича Алексея, писал: «..даже в присутственных местах было принято за правило: если мадам или мадемуазель Монс имели дело и тяжбы собственные или друзей своих, то должно было оказывать им всякое содействие». Анна с матерью до такой степени вошли во вкус своего привилегированного положения, что начали даже вмешиваться в ходатайства по внешнеторговым сделкам, нанимая для этой цели стряпчих ⁽¹²³⁾.

Анна умела быть нежной и заботливой по отношению к Петру. Сохранились ее письма, которые она посылала царственному любовнику под Азов. По-русски она писать не умела и диктовала письма своему секретарю, а затем собственноручно делала маленькие приписки на немецком или голландском языке и ставила подпись: «Верная Анна». «Гораздо без вас скучаю, — сетовала она, — для Бога приезжайте скорей»; «предаю вас в сохранение Бога и желаю вас в радости видеть, что дай Боже». Она посылала Петру по тем временам экзотические и дорогие подарки: четыре цитрона, четыре апельсина и дюжину склянок его любимого напитка цидреоли (разновидность лимонада). «Если бы у меня, убогой, крылья были бы, — писала она в письме, сопровождавшем посылку, — я бы тебе, милостивому государю, сама бы цидреоль принесла. Не гневись, кушай на здоровье, и больше бы прислала, да не смогла достать» ⁽¹²⁴⁾.

Во время заграничной поездки в составе Великого посольства любвеобильный Петр не считал нужным хранить верность своей фаворитке. Находясь в Англии в марте 1698 года, он вступил в кратковременную связь с лондонской актрисой Легацией Кросс. По завершении романа А. Д. Меншиков от имени Петра подарил ей 500 гиней (1200 рублей). Она осталась недовольна такой суммой и жаловалась на скупость царя. Александр Данилович передал ее слова своему державному другу. В ответ прозвучала достаточно циничная реплика:

— Ты, Меншиков, думаешь, что я такой же мот, как ты. За 500 гиней у меня служат старики с усердием и умом, а эта худо служила.

— Какова работа, такова и плата, — согласился Меншиков ⁽¹²⁵⁾.

Однако эта измена ничего не значила для Петра: в первый же день по возвращении в Москву он немедленно помчался в дом Анны, даже не удосужившись навестить свою законную супругу. Австрийский посол Отто Плейер заметил по этому поводу: «Крайне, крайне удивительно, что царь, против всякого ожидания, после столь долговременного отсутствия еще одержим прежнею страстью: он тотчас по приезде посетил немку Монс» ⁽¹²⁶⁾.

Секретарь австрийского посольства И. Г. Корб сделал 15 января 1699 года запись в своем дневнике: «День рождения какой-то девицы из простого звания (говорят, дочери золотых дел мастера, Монса) был удостоен присутствием его царского величества в доме ее отца» ⁽¹²⁷⁾.

Ходили слухи, что Петр собирается жениться на Анне. Во всяком случае, уже через десять дней после возвращения из Великого посольства он поспешил насильно отправить свою супругу Евдокию в монастырь, что было равносильно разводу. Возросшее влияние Анны на своего венценосного любовника беспокоило Меншикова, находившегося в неприязненных отношениях с семейством Монс. Он сумел сделать так, что Петр всерьез увлекся Мартой Скавронской, нареченной при переходе в православие Екатериной Алексеевной. Новая фаворитка уступала прежней в красоте, зато ее пышные формы более соответствовали вкусу государя, чем безупречная стройность Анны. Кроме того, Екатерина умела быть гораздо заботливее и предупредительнее, чем Монс, которая была слишком горда и самолюбива. Вскоре Петр уже не мог обходиться без новой любовницы, хотя не прекращал отношения и с Анной, продолжавшей получать от него значительные подарки. Например, царь отписал ей большое поместье Дудино в Козельском уезде.

Тем не менее честолюбивая красавица сочла себя оскорбленной открытой изменой державного любовника и в свою очередь поспешила изменить ему, вступив в 1704 году в связь с молодым и красивым польским дипломатом Ф. Кёнигсеком. Разумеется, эта любовь тщательно скрывалась и Петр о ней не подозревал. Тайна раскрылась при весьма драматических обстоятельствах.

Однажды государь в сопровождении вельмож и иностранных посланников осматривал строящуюся крепость. Находившийся рядом с ним Кёнигсек при переходе по подъемному мосту оступился и упал в залитый водой глубокий ров. Плавать он не умел, поэтому тут же утонул, несмотря на попытки оказать ему помощь. Когда тело вытащили из воды, любопытный Петр не преминул осмотреть карманы покойного и обнаружил у него на груди связку бумаг. Сначала он приказал их запечатать, полагая, что это важная дипломатическая переписка; однако любопытство взяло верх. Вечером царь приказал принести ему бумаги Кёнигсека и начал их разбирать. Можно представить себе его удивление и гнев, когда он обнаружил между сложенными листками миниатюрный портрет Анны Монс, а затем нашел несколько ее страстных писем к новому любовнику.

Петр пришел в ярость. Он немедленно приказал князю Ф. Ю. Ромодановскому посадить Анну вместе с ее старшей сестрой Матреной под строжайший домашний арест; им не разрешалось даже посещать церковь. Но Юст Юль вряд ли прав в своем утверждении, что «тогда Петр I проявил недостойную его мелочность и отобрал назад все свои подарки» ⁽¹²⁸⁾. Дворец и деревни, действительно, были конфискованы, но движимое имущество и драгоценности царь оставил бывшей возлюбленной.

Сестры Монс прожили под арестом около двух лет, пока Анна не нашла заступника в лице прусского посланника Георга Кейзерлинга, давно влюбленного в нее. Они познакомились еще летом 1702 года в доме сестры Петра, царевны Натальи Алексеевны ⁽¹²⁹⁾. Кейзерлинг принялся ходатайствовать перед царем о смягчении участи его бывшей фаворитки. Петр уступил — указом от 3 апреля 1706 года позволил Анне и Матрене посещать церковь. Некоторое время спустя арест был полностью снят; Матрена уехала со своим мужем Федором Николаевичем Балком в Дерпт, куда тот был назначен комендантом. Анна осталась в Немецкой слободе, где поселилась в купленном ею маленьком деревянном домике.

Кейзерлинг начал настойчиво ухаживать за ней и добился ее согласия выйти за него замуж. После этого он принялся с еще большей настойчивостью уговаривать Петра взять Анну и ее младшего брата Вилима ко двору. Однажды во время обеда по случаю царских именин 29 июня 1707 года Кейзерлинг после изрядной попойки решил воспользоваться хорошим настроением государя и вновь завел разговор с ним о Монсах. Петр резко оборвал посланника:

— Я держал твою Монс при себе, чтобы жениться на ней, а коли ты ее взял себе, так и держи ее, и не смей никогда соваться ко мне с нею или с ее родственниками.

— Знаю я вашу Монс, — вмешался в разговор Меншиков. — Хаживала она и ко мне, да и ко всякому пойдет. Уж молчите вы лучше с нею ⁽¹³⁰⁾.