…В Китае много яблок разных сортов, среди которых, естественно, есть такие, которые неизвестны в нашей стране, например, так называемые ватные яблоки, с очень сладкой мякотью, напоминающей вату, или «банановые» яблоки, твердые, но тоже очень сладкие и ароматные. Еще один сорт яблок интересен тем, что по мере созревания плод меняет цвет. Китайские садоводы на каждое яблоко, пока оно зеленое или белое, наклеивают вырезанный из бумаги иероглиф, означающий или радость, или счастье, или благоденствие. Когда яблоко поспевает, оно наливается и краснеет. Его снимают с дерева, бумажку аккуратно отрывают, и на красном фоне остается белый иероглиф, который должен обеспечить покупателю то, что он означает (курсив мой. — Н. С.)»

Можно дать волю воображению и предсгавить себе — с каким же наслаждением, с какой потаенной надеждой надкусывал русский покупатель круглое красное яблоко с белым иероглифом «счастье» или «благоденствие»!.. И вместе с вкусным, сладким кусочком впитывал совершенно новую эстетику восприятия пищи, отношения к ней. Может быть, поначалу и неосознанно, но постепенно… постепенно это отношение к еде, напиткам, фруктам — таким привычным, как яблоки, или таким экзотическим, как бананы (они продавались прямо на ветви, порою превышающей человеческий рост!), грейпфруты, ша; щоки, — входило в повседневный быт, становясь иео гьемлемой частью гастрономических пристрастии «русского» Китая. Орехи, зеленый чай, молодые побеги бамбука, китайские пельмени из нескольких сортов мяса с зеленью, приготовленные на пару китайские супы…

И это необходимое условие — «радовать глаз» — соблюдалось во всем: в цветовом сочетании посуды и разложенной на ней готовой еды; в соответствии формы, например, корзинки или коробки, в которую уложены аккуратно, с любовью, фрукты и овощи, форме этих фруктов и овощей…

Б. Козловский вспоминает, что не только рынки, но и гастрономы в Харбине были замечательными, там тоже все радовало глаз и вызывало аппетит. Чего только не было в магазинах Церцвадзе, Гурченко, Тарасснко, Дзомелидзе, Клестова, Микатадзе, Кутузова, Опица!.. «Помимо всевозможных консервных товаров со всего света были всевозможные окорока, чайные колбасы с чесноком и без него колбасной фабрики Лейтлова, польские, краковские, сельтисоны, ливерные, московские, итальянская-испанская и много других. Колбасы были свежие — концы их обрезались, предлагался самый лучший товар, «со слезой».

Продавались также заранее приготовленные салаты-винегреты, баклажанья икра, холодцы, фаршированный перец, форшмаки, заливные блюда.

Из рыбных изделий предлагались покупателям Невозможные сорта копченой рыбы: семга, балыки, угри, сельди… А разве можно забыть ряд огромных бочек, стоявших на полу и наполненных разного сорта красной икрой.

«Дайте, пожалуйста, фунта полтора вон той первосортной икры», — попросишь приказчика. И он ловко зачерпывает одной рукой икру из бочки деревянной лопаточкой, кладет на пергаментный лист в другой руке и ловко шлепает на весы. Редко, когда ошибется».

В 1930 году в Харбине проживало уже около полутора миллиона русских и полмиллиона китайцев. В соседнем СССР царил голод, раскулачивали «врагов народа», полным ходом шла коллективизация, устраивались показательные процессы, а в Харбине тем временем отвешивали «фунта полтора вон той первосортной икры», у Чурина даже зимой торговали свежей клубникой.

Все было здесь, как в старой, довоенной, дореволюционной России. Но так уж устроен человек, что готов к экспериментам и, заброшенный судьбой в другую реальность, хочет приобщиться к ней всеми способами — в том числе и гастрономическим. Поэтому, любя свое, привыкали ценить чужое…

Сегодня, когда восточная кухня завоевала Россию, мы можем отведать и по достоинству оценить те блюда, которые на заре XX века принимал или отвергал «русский» Китай. Виктор Смольников вспоминает своих бабушку и дедушку, которые считали, что китайские овощи никуда не годятся в сравнении с русскими. «Русский огурец! — ностальгически восклицали они. — Только в комнату войдешь, уже чувствуешь».

Но, как гласит народная мудрость, «на вкус и цвет товарищей нет» — и кто-то с наслаждением вдыхал ароматы китайских овощей и еще долго вспоминал о них, вернувшись в Россию…

Воспринимаемая поначалу как экзотика в чистом виде, китайская кухня пришлась русским по вкусу, и они с удовольствием стали ее осваивать. Дешевая рабочая сила, повара-китайцы служили не только в семьях с высоким достатком, но и в тех, где достаток был средним. Конечно, хозяева учили своих поваров секретам русской кухни, но, думается, с помощью различных приправ и соусов мастера совершенствовали традиционные русские рецепты, в чем-то приближая их вкус к национальным китайским. Вернее, не приближая — изобретательно сочетая.

Ольга Ильина-Лаиль в книге «Восточная нить» вспоминает о том, как отправилась в Пекин к своей подруге, и мать дала ей письмо к давнишней знакомой, Нине Владимировне. В отличие от Ильиных Нина Владимировна попала в Китай еще до Первой мировой войны. Она приехала в Пекин навестить своего брата, атташе русского посольства, по вскоре разразилась война, потом революция, за ней Гражданская война в России — Нина Владимировна осталась у брата. Она вышла замуж за доктора Судакова, служившего в русском посольстве.

Вот у нее-то в гостях и оценила юная Ольга сочетание русской и китайской кулинарии. Китайский повар, служивший прежде в русском посольстве, хорошо знал русскую кухню — тем более что и новые его хозяева, Судаковы, предпочитали национальные блюда, но с какими удивительными специями, как необычно готовились мясо, рыба, овощи!..

Конечно, зачастую русские с некоторой опаской и недоверием относились к экзотическим блюдам, долго привыкали к соусам и приправам. Но самые любознательные гастрономы не могли удержаться, чтобы не отведать знаменитую утку по-пекински, каких-нибудь жуков, личинок или гнилые яйца под пеплом. При этом продолжали любить, ценить свое — благо в Харбине можно было отведать все, что душе угодно.

Например, в молочных кафе Ражева, Стрельникова, Воронцова можно было полакомиться сливками, чаренцом, кефиром, обратом, творогом и сметаной, а можно было и купить все эти продукты навынос. Изобилием поражали кондитерские Пулковника, Зазупова, Азадовского, Аспетяна, Васильева, Замятина… Что же касается хлеба, то, пожалуй, лучше, чем Б.Козловский, ассортимент харбинских пекарен не описал никто: «Харбинские пекарни! Подходя к таковой, уже за несколько кварталов можно было учуять запах только что испеченного хлеба. И какой приятный был этот запах! Войдешь, бывало, в пекарню, глаза разбегаются, не знаешь, что и купить, Тут круглые ситные хлеба и ржаные круглые, сайки французские с хрустящей корочкой и идущим вдоль разрезом, жулики, разные витушки, московские калачи, баранки, бублики, связки сушек и т. д. Всего и не вспомнишь!»

Так постепенно складывалась в «русском» Китае та особая кухня — можно назвать ее наднациональной, — которую понесли с собою по свету те, кто покидал Китай и отправлялся в Россию, в Австралию, в Канаду, в Соединенные Штаты Америки, во Францию.

Они уносили с собой вкус, аромат своей юности…

В 1920-е годы между Россией и Китаем граница была еще фактически открыта. Из России люди легально уезжали в Маньчжурию, а беженцы могли возвратиться на Родину. Кто-то отправлялся в далекие страны. Между белыми и красными не было острых конфликтов. Пробольшевистски настроенные праздновали каждую годовщшгу Октября, а белые офицеры формировали добровольческие отряды для борьбы с красными в Приморье…

Каждый жил своим, по-своему, открытых конфликтов почти не бывало.

В Харбине выходило множество периодических изданий на русском языке. Китайский исследователь Чжан Хуйцзюнь собрал сведения о том, что читал «русский» Китай на протяжении полувека. Цифры получились впечатляющие.

Уже в середине августа 1901 года, до пуска КВЖД, начала выходить в свет газета «Харбинский листок ежедневных телеграмм и объявлений». Издателем был П. В. Ровенский, представитель Харбинской партии эсеров. Газета то закрывалась, то вновь открывалась, но просуществовала до ноября 1905 года. После закрытия «Листка» Ровенский выпускал газеты «Маньчжурия» и «Молодая Россия».