Случались в Москве и такие происшествия, которые становились событиями общественной жизни. На Малой Ордынке под № 35 стоит небольшой одноэтажный дом. До революции он принадлежал купцу Трифону Калганову, торговавшему тогда и при нэпе рыбой. После революции жившего в доме Калгановых Пржевальского «из дворян» расстреляли, а хозяев уплотнили. В дом тогда въехали семьи Крыжевских и Тумасян, а в 1926 году — семья Сергея Семеновича Караваева, коммуниста и крупного работника промысловой кооперации с пятью детьми. Вскоре Караваев стал председателем правления домкома. Трифону это, конечно, не нравилось. Вскоре конфликт уладился как бы сам собой. В 1927 году Трифона Калганова арестовали и выслали, а потом и вовсе расстреляли. Его сына «вычистили» из Института народного хозяйства имени Плеханова, но из Москвы не выслали. Отношения между Калгановым-младшим, его сестрой Шишкиной и Караваевыми, и без того недружественные, обострились. Караваев потребовал, чтобы Калгановы убрали из дома собаку. Те не соглашались. Тогда Караваев подписал предписание о выдворении из квартиры животного. 22 октября 1928 года сын купца пришел в домком, вход в него был со двора, и потребовал, чтобы Караваев отменил свое предписание. Караваев отказался это сделать, и тогда Калганов ударил его ножом и убил. Убийство потрясло московскую общественность: еще бы, нэпман поднял руку на коммуниста! С трибун и газетных полос загремело по стране, ставшее жутким, слово «калгановщина». Тогда вообще с помощью суффикса «щин» бичевали многих. Были «юровщина», «альтшуллеровщина», «платоновщина», «есенинщина», «пильняковщина», появлялись «подкулачники», «подпильнячники» и прочие враждебные элементы. Нечего и говорить, что Калганов-младший был расстрелян. Шишкина — выслана. Вскоре были выселены из дома «за невозможностью совместного проживания» Крыжевские и Тумасян. Их обвинили в порче электрических проводов, засорении канализации и прочих коммунальных грехах. Собака Калгановых стала бродячей, но их дом уцелел.
Немало тогда в связи с этим делом из Москвы было выселено «социально опасных» личностей.
Доставалось, конечно, и собакам. Один рабочий, имеющий шестерых детей, предъявил в суде иск к соседу-нэпману, держащему в квартире четырех больших собак. Рабочий указывал на то, что собаки жрут котлеты, а его дети у них эти котлеты отнимают. Собаки из-за этого дико воют и рычат, и он боится, что они покусают его детей. Суд постановил выселить собак из квартиры. Не исключено, что и теперь по Москве бегают одичавшие потомки тех нэпманских кобелей.
Выселение из столицы неугодных и подозрительных граждан с первых дней советской власти стало одним из главных способов ее советизации. Начинало сбываться мрачное предостережение, сделанное еще в 1907 году философом и историком литературы Михаилом Осиповичем Гершензоном: «Русская интеллигенция должна быть благодарна царскому правительству, что оно своими тюрьмами и штыками защищает ее от народного гнева, горе всем нам, если мы доживем до того времени, когда падет царь…»
Дожили. Царь пал. Буржуй и интеллигент одевались одинаково, и восставшему пролетарию было очень трудно их различать. Большинство же различать и не пыталось: «Все они одинаковые…»
Чем хорош интеллигент для того, кто его ненавидит? Тем, что с ним не надо воевать. Его можно просто бить. И этим правом в отсутствие закона люди, естественно, пользовались. Одним словом, как сказал Іамлет, «несчастья начались — готовьтесь к новым».
В августе 1922 года на основании п. 2 литеры «е» «Положения о ГПУ» от 16 февраля 1922 года из Москвы были высланы литераторы и ученые. Освободились: квартира 3 в доме 14 по Большому Власьевскому переулку (дом цел и поныне), в ней жил философ Николай Александрович Бердяев, квартира 1 дома 9 по Кресто-воздвиженскому переулку, в ней жил Венедикт Александрович Мякотин — историк, публицист, один из лидеров партии народных социалистов, состоявший ранее в редколлегии журнала «Русское богатство», а в 1918 году возглавивший «Союз возрождения России» — профессорско-преподавательскую организацию по преобразованию России в цивилизованную, свободную и хорошо обеспеченную страну. Узнав о преследовании ГПУ своих товарищей по союзу, он в октябре 1920 года сам явился в указанную организацию и получил пять лет концлагеря, но в апреле 1921 года был освобожден. Опустела квартира 8 в доме 10 по Моховой улице. В ней жил профессор МГУ, кадет Александр Александрович Кизеветтер. Из квартиры 71 дома 3 по Шереметьевскому переулку был выслан Дмитрий Михайлович Щепкин. Во Временном правительстве он был товарищем министра внутренних дел, а в Союзе общественных деятелей, который тогда существовал, одно время заменял Родзянко, когда тот уехал за границу. Из своей университетской квартиры в доме 11 по Моховой был выдворен ректор Московского университета Михаил Михайлович Новиков, а из квартиры в доме 25 по Староконюшенному переулку — профессор МГУ Михаил Соломонович Фельдштейн. Все они были высланы за границу.
После того как в 1920 году ГПУ арестовало и осудило деятелей «Национального центра», освободилась квартира 31 в доме 2 по Гранатному переулку, в ней жил Сергей Петрович Мельгунов, редактор журнала «Голос минувшего», председатель кооперативного издательства «Задруга», автор известной книги «Красный террор в России: 1918–1923». Вместе с Мякотиным, Пешехоновым, Чайковским и другими он, кроме того, организовал «Союз возрождения России», а после ареста и высылки Мякотина возглавил его. Собирался этот «Союз меча и орала» в комнате правления Толстовского фонда, который возглавляла Александра Львовна Толстая, дочь Льва Николаевича. Она поила собравшихся чаем из самовара. Ее тоже посадили, и квартира 25 в доме 18 по Мерзляковскому переулку, в которой она жила, освободилась.
В начале двадцатых годов за границу были высланы профессор-литературовед Юлий Исаевич Айхенвальд (он жил в квартире 9 дома 2 по Новинскому бульвару), Исай Григорьевич Лежнев-Альтшуллер, редактор журнала «Новая Россия» (жил он в квартире 7 дома 15 по Большой Полянке). Он был выслан за то, что сформировал вокруг своего журнала группировку антисоветски настроенной интеллигенции «для последующей борьбы с советской властью». Выслан был и Максим Альфредович Танкар, занимавший квартиру 3 в доме 47 по Арбату. Выслали его за то, что он вместе с Александром Семеновичем Гальдером, жившим в квартире 28 дома 31 по Малой Бронной улице, сыном бывшего совладельца Московского угольного бассейна, утверждал, что эксплуатировать Московский угольный бассейн России невыгодно и его следует сдать в аренду иностранцам. Танкар был гражданином Швейцарии и отделался высылкой, а Гальдер, как гражданин СССР, да еще с учетом своего социального происхождения, получил пять лет концлагеря.
Людям, которых выслали на Запад, конечно, повезло. Правда, и там их жизненный путь не был усеян только розами и лилиями. Профессоров, философов и вообще «интеллигентов» не любили жившие там монархисты. Они считали интеллигентов виновниками падения монархии.
12 мая 1927 года Павел Николаевич Милюков, бывший министр иностранных дел Временного российского правительства, выступал в Риге с лекциями о судьбах родной страны. На одной из них, озаглавленной «Европа, Россия и еврейство», благороднейший Павел Николаевич, критикуя советское руководство, говорил: «…Что же сделали коммунисты для еврейства? Ничего, кроме фанфаронского проекта Крымской еврейской республики, выработанного для отвлечения еврейских масс от сионизма. Крымский проект оказался блефом…» — «А что еще можно ждать от этих антисемитов? Это возмутительно!» — прошелестело по рядам и откатилось аплодисментами. В перерыве, поднявшись на сцену, к Милюкову подошел молодой человек. Привыкнув к поклонению среднего интеллигентского состава, Павел Николаевич любезно улыбнулся юноше, ожидая получить от него очередной комплимент, но вместо него совершенно неожиданно получил сильную пощечину, прозвеневшую на весь зал и всю Европу. С носа вождя мыслящей российской интеллигенции слетело пенсне, лицо одеревенело и запылало пунцовым румянцем. Бывший предводитель бывшей кадетской фракции бывшей Государственной думы перестал видеть окружающее. Перед его близорукими глазами плыли радужные круги. Павла Николаевича сразу окружили поклонники. Они, как могли, успокаивали его. Возмущению собравшихся мерзким поступком не было конца. Вскоре выяснилось, что мерзавцем, нанесшим оскорбление «отцу русской демократии», оказался монархист Адеркас. Его судили и приговорили к трем месяцам ареста. Пройдет время, и в 1927 году он попадет в лапы НКВД вместе с такими же, как он, «монархистами-террористами», Самойловым и Строевым, и навсегда будет лишен возможности бить по физиономии бывших министров бывшего Временного правительства.
