Но Мирра (живое воплощение мирры) воспылала преступной страстью к своему собственному отцу, царю Кипра Кинирасу и, выдав себя за другую женщину, разделила с ним ложе. Когда же ужасная правда открылась царю, он погнался за своей дочерью, чтобы умертвить ее. Убегая от него, она обратилась к богам с просьбой избавить ее от неминуемой смерти. Боги сжалились над нею — и превратили ее в мирровое древо. Слезы же, которые она лила, обернулись капельками благоуханной смолы, выступающими то здесь, то там на древесном стволе. Зачав от отца, она никак не могла под своею корой разрешиться от бремени. И снова воззвала к богам. Они смилостивились еще раз, и из ствола вышел Адонис, сын миррового дерева и, в будущем, любовник самой Афродиты {10}.
Ладан
Это легендарное дерево прославило «Аравию Счастливую». Не было греческого географа (ни, позднее, латинского), который бы не упоминал ладан наряду с миррой. Именно сабейский термин libnay проникает во все языки Сирии, Месопотамии и Греции, а это служит верным свидетельством того, что ладан во все эти страны поступал из одного и того же места — с юга Аравийского полуострова. Не знавший этого термина Египет ввозил ладан, конечно, из других областей, с африканского побережья Сомали или из Судана. В ассирийском языке ладан обозначается как lubbanîtum или labanâtu; в греческом — libanos; в латинском — libanus, libanum или olibanum. Позднее в арабском — и, несомненно, из того же источника — появилось еще одно слово, обозначающее ту же реалию: lubân. В Ассирии ладан упоминается со второй половины VIII века до н. э., в Палестине — с конца VII века; однако логично предположить, что он там вошел в употребление несколько ранее указанных дат {11}. В VII веке небольшие алтари кубической формы для воскуривания ладана вдруг появляются в частных домах в Палестине; и именно в VII веке эти воскуривания решительно заменяют собою принесение в жертву тучных животных {12}. И именно в VII веке поэтесса Сапфо (Сафо) вводит в греческий язык обозначения ладана, мирры, шафрана и восточной корицы. Стало быть, литература, как и археология, подтверждает: южноаравийский ладан появляется на Ближнем Востоке не позднее VII века до н. э.
Ладан — это смола, собираемая с различных видов дерева, обозначаемого ботаниками как Boswellia. Подобно Commiphora, этот родовой термин охватывает около двух десятков мало отличающихся друг от друга видов, присутствие которых удостоверено в Сомали, Эритрее и Южной Аравии. Только на острове Сокотра обнаружено шесть его различных видов, а на юге Йемена — еще дюжина. Наиболее характерный для всего рода и наиболее распространенный вид Boswellia sacra стал предметом многочисленных исследований. Теодор Моно описывает его как дерево высотой с трех до семи метров, разветвленное с самого основания (корней) на несколько стволов, которые, по мере роста, все более отодвигаются один от другого; наличие одного-единственного ствола следует принимать как исключение. Крона его раскидиста, как и у многих африканских акаций; ствол насчитывает четыре-пять слоев, но только один из них выделяет внутри дерева сок темно-красного цвета; каналы, по которым перегоняется смола, находятся в глубинном слое коры {13}.
Районы, в которых произрастают ладановые, в основном сосредоточены на юге и на западе Аравийского полуострова. Их восточная граница проходит приблизительно по 47° широты, что примерно соответствует понижению горных плато Хадрамаута {14}. Некоторые популяции Boswellia на юге обнаружены около 'Амалькима и Хаббана, а также в долинах, спускающихся с этих высоких плато к Индийскому океану. Внутренние районы Мукаллы, Шихра и Сайхута на высоте в 1000 метров усеяны рощицами ладановых. Еще далее на восток, Зуфар, по словам всех путешественников, насчитывает наибольшее число ладановых. Естественные условия там для них благоприятны: горный барьер, местами достигающий высоты в 1500 метров, принимает на себя муссонные ливни, хлещущие с июня по сентябрь; небо, стало быть, покрыто тучами довольно плотно в течение всего муссонного сезона. Теодор Бент писал в 1895 году: «Этот особый район Аравии, обеспечивавший некогда ладаном чуть не весь древний мир, невелик по размерам (…), вряд ли он больше острова Уайт (…). Долина на протяжении многих километров являет собой сплошной лес, состоящий из этих малорослых деревьев» {15}.
Сбор ладана с древности до наших дней следует одним и тем же методам. Плиний в I веке описывает следующую практику:
В прошлом, когда продажи продукта были относительно невелики, его сбор производился один раз в год. Ныне приманка выручки заставляет собирать его дважды. Первый и, так сказать, «естественный» сбор по времени совпадает с самой сильной летней жарой, со временем созвездия Пса. Надрез делается там, где под набухшей корой угадывается скопление сока. Из надреза течет маслянистая пена, которая затем свертывается и загустевает. Кора при этом не снимается, а лишь слегка отодвигается от места надреза. Пена стекает либо на подстилки из пальмовых листьев, либо прямо на утоптанную вокруг деревца почву. Ладан, собранный вторым способом, более чист, но первый способ гарантирует более высокое качество. Приставшие к дереву остатки смолы затем соскабливаются особым железным орудием. Ладан, полученный последним способом, содержит в себе частицы коры {16}.
Теодор Моно, рассказывая о нынешнем способе сбора, указывает: нужно сделать надрез размером 10 сантиметров на 5 сантиметров, проникающий до соконесущего слоя, но — не до самой сердцевины ствола. Очень скоро из него начинают фонтанировать клейкие капельки матово-белого цвета, напоминающие мелкий жемчуг. Для этой цели ныне используется нож-скребок с двумя закругленными на конце лезвиями: нижнее — для того, чтобы делать надрез; верхнее — чтобы соскрести с коры застывшие слезы ладановой смолы.
Два сбора за год
Плиний сообщает:
Лес разделен на участки, и порядочность их собственников предотвращает всякое правонарушение. Хотя сторожей нет, в сезон сбора ладана посредством надрезов никто не обворовывает своих соседей. Ладан от летнего сбора соединяется в относительно крупные партии осенью: это самый чистый продукт, блестящего белого цвета. Второй сбор делается весной, хотя надрезы произведены еще зимой. Выходящий из них сок красноватого цвета не идет ни в какое сравнение с первым. Ладан весеннего сбора называется carfïathum, а летнего — dathiathum. Считается, что ладан, взятый у молодых деревьев, более бел, зато сок старых отличается более стойким ароматом {17}.
Двадцатью веками позднее Теодор Бент делает подобное же замечание:
Бедуины для нарезок выбирают самый жаркий сезон, когда камедь изливается обильно. Во время июльских и августовских дождей и в холодный сезон они оставляют деревья в покое. Первым делом нужно надрезать ствол, затем — приподнять узкую полоску коры под отверстием, чтобы образовать из нее вместилище, куда молочного цвета сок стекает и где он застывает. Затем они надрез углубляют и через неделю возвращаются, чтобы снять слезы ладана величиной с яйцо (…). Сбор производится только в жаркий сезон, до начала дождей, когда камедь льется обильно, то есть с марта по май. Дожди же делают тропы в горах Кара совсем не проезжими и трудно проходимыми. Деревья принадлежат разным семействам племени Кара; каждое дерево помечено, так что его владелец известен. Продукт продается (племени) Банйан, которое приходит сюда как раз перед муссоном {18}.
Другие путешественники, побывавшие в Зуфаре, добавляют:
Сбор ладана в основном производится в летние месяцы. Затем он хранится в погребе до зимы, потом транспортируется к побережью: ранее этого делать нельзя, так как ни одно судно не рискнет выйти в открытое море во время бурь, вызываемых юго-западным муссоном. Эта отсрочка позволяет продукту высохнуть, хотя, вообще-то говоря, он обычно готов к транспортировке уже двадцать дней спустя после сбора {19}.
